Горняк. Венок Майклу Удомо

Кзума вышел во двор. Мейзи за ним.

— Мне очень жаль, — сказала она.

— Ничего.

Он поглядел на небо. Солнце скрылось за облаком.

— Я же предупреждала тебя.

Она сунула руку в его кулак. Он почувствовал, какая жесткая эта маленькая рука. Не мягкая, как у той белой женщины, и у жены доктора, и у Элизы. Но она утешала. Он в ответ тоже пожал ее.

— Добрая ты, — сказал он.

— Нет, не добрая.

— Еда готова! — крикнула Опора.

Они вошли в комнату. Пока их не было, вернулась Лия. Лицо ее словно съежилось от холода. Но с виду она была еще сильнее, чем обычно.

— Что-нибудь узнала? — спросила Опора.

— Нет. Кто-то меня выдает, это точно. Я видела того, который меня предостерегает. Его допросили с пристрастием, он теперь и говорить со мной боится. Да, кто-то меня выдает, но кто именно — никто не может мне сказать. Я на обратном пути встретила инспектора, он сказал, что скоро до меня доберется.

— Тогда подожди пока торговать.

Лия фыркнула:

— А деньги нам с неба будут валиться? Скоро уже начинать, но сперва я должна изловить эту свинью, что меня выдает. А уж если я его поймаю… — Она растопырила пальцы, потом свирепо их сжала.

— Но как ты узнаешь?

— Это тот же, который выдал моего мужа и Джозефа. Это я теперь знаю.

Хлопнула дверь на улицу.

— Элиза, — сказала Опора.

Кзума вскочил и бросился на улицу. Элиза быстро удалялась от дома. Он вернулся на кухню. Мейзи встретила его вопросительным взглядом.

— Ушла, — сказал он.

Радость всей ночи обернулась в нем горечью. Его тянуло к ней больше, чем когда-либо, потому что он был с ней и нашел ее такой теплой и желанной. Но теперь осталась только тьма и боль.

— Поешь! — прикрикнула на него Опора, но глаза у нее были добрые.

Мейзи подошла к нему.

— Я еду в гости к друзьям, — сказала она. — Я сегодня не работаю. Поедем со мной. Там легче забудется. Они хорошие люди. Тебе это пойдет на пользу.

Голос у нее был мягкий, ласковый.

— Поешь, Лия, — сказала Опора.

— А где Папаша? — спросила Лия. — Ты ему выпить оставила?

— Да. Он ничего. Сейчас он пальцем пошевелить не может, но когда выпьет — быстро согреется, а тогда придет и поест.

— Я подстрою ловушку, — задумчиво проговорила Лия.

— Может, это та желтая, Пьянчуга Лиз, — сказала Опора.

— Нет.

— И конечно, не Йоханнес и не Лина.

— Конечно, нет.

— Поедем со мной. Тебе это пойдет на пользу, — улещала Мейзи Кзуму.

— Дура ты, что обо мне заботишься, — сказал он. — Мне, дураку, понадобилась Элиза — такая женщина, а теперь ты, дура, заботишься обо мне.

— Я-то не дура, это я знаю. Поедешь со мной?

И голос и глаза ее молили.

После того, как с ним обошлась Элиза, было приятно, что кому-то он нужен. Что кому-то не безразличен.

— Я знаю, что ночь она провела с тобой, — сказала Мейзи.

Он поглядел на нее. Знает, а все-таки зовет с собой?

— Странная ты женщина, — сказал он.

Она улыбнулась, но за смехом в ее глазах таился мрак. Ей хотелось сказать ему, что Элиза не для него, но она знала, что к добру это не приведет. Знала: единственное, о чем нельзя говорить, это Элиза.

— Поедем? Ехать туда долго, надо поспеть на автобус. Тебе там понравится. Там как в деревне. На земле растет трава и деревья, и есть речка и коровы. Поедем?

Он засмеялся. Из ее описания стало так ясно, что надолго она из города никогда не уезжала.

— Ты что смеешься?

— Ты в деревне когда-нибудь жила?

— Нет.

— Потому и смеюсь. Когда ты про это говоришь, сразу видно, что тебе все это незнакомо.

— Да, — повторила Лия, и Опора кивнула. — Подстрою я этому гаду ловушку.

Мейзи встала и вышла из комнаты. Вернулась она в пальто и в шляпе. Глаза ее звали.

— Ладно, поедем, — сказал он неожиданно.

Мейзи вышла, принесла ему пальто и шляпу и помогла одеться.

— Я еду в Хоопвлай, и Кзума со мной, — сказала она Лии.

— Ладно, — рассеянно отозвалась Лия.

Опора проводила их до дверей.

Из какой-то комнаты появился Папаша, застегивая па ходу брюки. Он уже начал пьянеть.

— Лия беспокоится, — сказала Опора. Потом улыбнулась им. — Только смотрите, чтобы не шалить, — и дала Мейзи шлепка.

— Хватит, старуха! — сказал Кзума и рассмеялся.

— Вы его только послушайте! — сказала Опора и ловко повернулась вокруг своей оси, наградив себя звонким шлепком. — Меня называет старухой. Я такое умею, что иным молодым кобылкам и не снилось. Бели не веришь, Кзума, приходи ко мне, проверь.

Она вытолкала их на улицу, а сама стояла на веранде и смеялась.

Кзума с улыбкой поглядел на Мейзи.

— Шутница она.

— Она любит пошутить, но она добрая и очень умная. Ничего не говорит, а видит ох как много.

На углу они оглянулись и помахали. И Опора помахала им. Рядом с ней стоял Папаша.

Они заспешили к остановке автобуса. Автобус на Хоопвлай вот-вот должен был отойти. Мейзи пустилась бегом, Кзума за ней. Вскочили уже на ходу.

Машина была полна, но на задней лавке нашлось местечко. Они сидели тесно прижатые друг к другу. Рука Кзумы впивалась Мейзи в бок, он высвободил ее, обхватил Мейзи за плечи. Она подняла на него взгляд, и смех из ее глаз передался ему, и оба беспричинно рассмеялись.

Мейзи что-то сказала, но грохот стоял такой, что Кзума не расслышал. Он пригнулся к ней. Она повторила. С тем же успехом. Она открыла сумку, достала пачку сигарет, сунула одну ему в рот и поднесла огня. Потом закрыла глаза и уснула, положив голову ему на плечо.

Кзуме стало легко на сердце. Как в тот вечер, когда она повела его танцевать. Эта умеет быть счастливой. Умеет смеяться. И как хорошо, что она и других смешит, и сама радуется.

Два часа спустя Мейзи, спавшая лишь урывками, проснулась и огляделась, соображая, где она.

— Скоро приедем. Сойдем немножко раньше и дойдем пешком. Здесь хорошо. Тебе понравится.

Еще километра через два они сошли. Мейзи взяла его за руку и повела по тропинке. Да, здесь была деревня. Места, как у него на родине. Тишина и покой. И добрая, мягкая земля. Не жесткое шоссе, а мягкая ласковая земля.

— Теперь гляди, — сказала Мейзи.

Они только что обогнули уступ. Под ними лежала долина, и на дне ее пристроилась Хоопвлай — Долина Надежды, — горстка домов и несколько улиц. А позади река.