Горный поход

Решаю выпускать второй номер бюллетеня, но свечка колеблется на ветру, падает. Бирюков непробудно спит, дело откладывается до раннего утра. К утру приходят новые сведения: противник наседает на наш передний край, на первую роту; рота держаться не может.

Расстилаю на лужайке шинель. В бюллетене № 2 основная мысль: даешь упорную оборону! За ночь и утро приходили в штаб связные, возвращались после осмотра работники главного штаба, из рот звонили по телефону, редактор разговаривал со всеми: материалу много.

В пять часов тридцать минут утра бюллетень уже готов и рассылается по ротам.

До десяти часов утра в штабе непрерывно говорят по телефону, на храпящих от устали лошадях скачут конные посыльные, прибегают связные, вспыхивает гелиограф.

Но дело ясное: надо выходить из боя, противника мы не удержим.

В десять часов утра отдается приказ о выходе из боя. И я, даже не расстилая шинели, выпускаю бюллетень № 3.

Мы отходим для перегруппировки сил. Даешь высокую дисциплину, планомерность и боевую выдержку при отходе!

Опять памятка на выход из боя, сведения из рот, сообщения о лучших подразделениях…

— Скорее, скорее, товарищ редактор, — кричит мне начальник штаба. Уже смоталась связь, ушли вьюки. Начштаба Шапошников садится на лошадь и торопит меня.

— А то попадетесь противнику в лапы.

Из приказа мне известно: роты будут отходить по тропе мимо отметки 765. Скачу туда, спешиваюсь и раздаю газету текущему мимо меня усталому человечьему потоку.

— Лилоян, — кричу я командиру взвода, — держи газету!

Он схватывает маленький листок, кричит в ответ что-то. Не разобрать — он уже далеко. Знаю: на ближайшем привале будут его бойцы слушать наш бюллетень.

Все газеты розданы.

Опять на лошадь и — за полком.

В кочевке Байбург — большой привал. С удовольствием сбрасываю тяжелые сапоги и располагаюсь на берегу холодного Коблиан-Чая. Но мимо идет комиссар.

— Ночной марш будет, — говорит он мне озабоченно. — Противник наседает. Надо скорее оторваться от него.

Я с сожалением смотрю на реку. Я знаю: мне выпускать бюллетень № 4.

— Сколько будет привала?

— Три часа.

Затем он дает мне указания и уходит. А я обуваюсь, разыскиваю Бирюкова: он мирно уплетает кашу.

— Кому дневка, — говорю я ему без лишнего, — а кому ильичевка.

Он облизывает ложку, подымается и бурчит:

— Ладно.

Затем я бегу по бивуаку. Он вытянулся вдоль узкой тропы над Коблиан-Чаем. В руке у меня блокнот.

— Ну что у вас хорошего? — спрашиваю в первой роте.

Знаю: ждать сейчас заметок не приходится. Не до этого бойцам.

Мне наперебой рассказывают командиры, бойцы. В каждой роте — военкорпост. Он докладывает мне о самом важном. Блокнот мой покрывается иероглифами записей: «такой-то боец отлично действовал», «такой-то взвод хорошо провел отход», «плохо маскировались там-то», «парторг такой-то вел такую-то работу»…

В грузинской роте меня угощают обедом — рисовой кашей с консервами, я ем и слушаю. Знаю, иначе не приведется пообедать. В некоторых подразделениях военкоры мне говорят:

— А мы сами напишем.

Это энтузиасты, они хотят увидеть свою строчку в газете, найдут время и напишут. На обратном своем беге я забираю их заметки.

Бирюков уже ждет меня.

И вот выходит бюллетень № 4; в нем излагаются задачи и лозунги ночного марша, опять памятка на ночной марш. Вторая страница бюллетеня выходит под такой «шапкой»: «Будем действовать ночью так, как эти товарищи действовали днем». И страница полна короткими, собранными мною в ротах фактами доблести отдельных бойцов, командиров и подразделений.

Бюллетень готов. Он как раз поспевает к тому моменту, когда разведвзвод готовится выступать. Следовательно, все подразделения, смогут до марша проработать нашу газету.

За сутки вышло четыре номера газеты!

Бюллетени понравились полку и стали постоянными на всех боевых действиях. На маршах, в наступлении, на стрельбище, на переправе выходили короткие, ударные, всегда своевременные листки.

На разборе комиссар дивизии дал лестную оценку полковой печати.

— Мобильно работали, — сказал он в заключение.

Мобильно [9] … Разве бывает лучшая оценка для военного?!

4

На первом же походном совещании ротных редакторов они заявили в один голос:

— Чаще, чем раз в пятидневку, не управимся.

И привели: сами они перегружены, устают, художников нет, писать некому, заметки не поступают.

Посмотрели в корень: не пишут в газету, потому что выходит она редко, не является постоянным и обязательным гостем в роте. Нужно ли все-таки ждать, когда пришлют заметки? Да ведь вся рота вместе — собери факты и помещай.

9

Мобильно — быстро, оперативно.

Художников нет? Писать красиво некому?

Но разве походную ротную газету можно вывесить где-нибудь, чтоб ее читали, смотрели, любовались ею? Как правило, рота собирается вместе (да и то не всегда) только к ужину: смотреть газету никто не пойдет. На походе газету не читают, а слушают. Лежат, задрав ноги, отдыхая после тяжелого перехода, и слушают, как один читает.

Так нужны ли здесь красота, внешнее оформление? Не плохо, если они будут, но главное — оперативность, мобильность, своевременность.

Не может газета выходить раз в пятидневку? Да потому, что должна выходить чаще.

Так встал вопрос о ротной многотиражке, которую можно разбрасывать повзводно.

Но множительных аппаратов не было, и дело глохло.

Редакторы ротной газеты первой роты Анатолий Сыров и Васильченко внесли переворот.

Они пришли в полковую редакцию, отобрали копирку и пошли выпускать первую ротную многотиражку.

Она вышла в пяти экземплярах, каждый взвод получил ее и прочел. Успех был необычайный. Вместо суток работы, которые требовала ротная ильичевка раньше, многотиражка выходила в два-три часа, да и то потому, что редактора отрывали поминутно, а Сыров еще успел винтовку свою вычистить.