Горный стрелок

А Мирослав потому так легко согласился на выкуп, что мое внезапное появление просветлило его мозги: компромат. Даже раскаленное железо не делает человека таким сговорчивым, как компрометирующий материал на него. Без досье на такого влиятельного человека я бы не предпринял столь дерзкого мероприятия. И он понял это до того, как в ужасе произнес мое имя в промежуточном лагере. Я мог бы еще в Чехии путем шантажа потребовать у него деньги. Но там он был в безопасности и мог пойти ва-банк: давай. Ларс, я потеряю власть, но ты останешься без денег. Плюс я терял «крышу» в госбезопасности Чехии. А мне это до поры до времени было не на руку. Если уж совсем честно, то компромат я держал не с целью выкупа. Просто мне представился случай взять Мирослава. Объемистый пакет, включая магнитофонные и видеозаписи, стоит тех денег, которые я запросил с него. Но главное, для чего я записывал наши с ним беседы, – это моя свобода. Прав был один негодяй, когда говорил, что КГБ – это Ватикан. И ему важнее заполучить досье на третье лицо государства, чем видеть лицо террориста за решеткой. Как – детали этого обмена мною полностью продуманы. И поможет мне в этом тот же негодяй, Йозеф Янчула.

Шеель замолчал. Наступила довольно долгая пауза.

У Сергея появилось необоримое желание снова попасть в объятия чешских альпинистов, ощутить их дружеские хлопки по спине, заглянуть в глаза Скокову и Паненки, выговориться и очистить душу. Везде одно и то же: деньги и кровь, власть и свистящие пули. Даже гор это коснулось. Величественные и неповторимые, они стали ареной кровавой драмы, замешанной на деньгах, хитрости, жадности.

А в горы нужно идти с чистой душой и молитвой: «Белая гора, высокая гора!.. Мы будем стремиться к тебе не со спесью и жаждой насилия солдата, идущего на врага, но с любовью ребенка, который взбирается на материнские колени».

Сергей тихо сказал:

– Да, вы друг друга стоите. Но только вы не по спинам идете к цели, а по трупам. Знаешь, Ларс, у меня вот перед глазами мертвые глаза моего друга. И еще одни глаза – Алины. И твои глаза – они тоже мертвые. А от Кроужека просто воняет падалью. Я не скажу, что я замарал руки и что не хочу марать их дальше, – мне глазам больно. А вы, как ни в чем не бывало, смотрите, улыбаетесь. Неужели не больно?

Сергей поднял автомат и швырнул его в пропасть. Ни на кого не глядя, он пожал руку Яну Новаку и стал взбираться по склону.

Скалолаз отошел довольно далеко, но обернулся и крикнул:

– Кроужек! Шеель! Вы никогда не любили гор. Вы всегда стремились к тому, что выше них. Это безумие...