Город богачей

– Боже, какое лицемерие! – сказала Аня, свернув обратно письмо. – Даже не написали, куда деньги пойдут. Хотя какая разница! Наконец состоится бал!

* * *

Алексей совершенно не хотел возвращаться домой после беседы Ани с его отцом. Он вызвал такси, но у маленького парка в двух кварталах от дома вышел. Дальше он пошел пешком и медленным шагом. Он ожидал дома малоприятный разговор, который должен был содержать фразу «Я запрещаю тебе общаться с этой девушкой!». Юноша был более чем уверен, что сегодня услышит из уст отца эти слова, и, наверное, впервые в жизни задумался над тем, чтобы его ослушаться.

Смог бы он жить, не видя перед глазами этой самоуверенной улыбки, этих умных, пронзающих душу глаз, русых локонов, всегда идеально сложенных на плечах? В эпоху интернета и соцсетей такая романтика разлуки теряет ценность, но Алексею фотографии в профиле, обработанные десятками разных способов, казались всего лишь немыми картинками, не передающими ни грамма личности человека. Ценность имеют лишь фотографии, сделанные исподтишка, когда человек не знает, что его настоящие эмоции запечатлели на камеру. Но кто же станет выкладывать такие фотографии в сеть?

Для Алексея разлука была невыносима, особенно теперь, когда Аня поцеловала его на прощание. Она упорхнула, даже не обернувшись на него. Она не видела, как он остолбенел, как ноги его стали ватными и он потерял над ними контроль, как стоял около минуты, тупо глядя в пустоту перед собой и не замечая ничего вокруг. Как же хорошо, что она этого не видела! Алексей не хотел показаться ей дураком. Но что значил этот поцелуй? Взаимны ли его чувства? Может, она хочет дать старт новым отношениям? Такие приятные и в то же время чуть ли не до боли сжимающие сердце мысли казались юноше чересчур сказочными, но он все же допускал вероятность этой желанной для себя правды. Одно он знал точно: Аня не просто нравится ему, теперь он не сомневался, что впервые в жизни в его сердце проникла любовь.

Но за мыслями о самом желанном следовали мысли мрачные и пугающие: остался один квартал до дома. Может, если с порога заявить отцу, что Алексей до вечера будет заниматься, разговора удастся избежать? Ведь упрекнуть в дурном влиянии поводов не будет. Такая уловка может лишь отсрочить неизбежное, выиграть крупицы времени, но даже если отец не поднимет эту тему сейчас, обсудить диалог с Аней он все равно пожелает. И что же делать? Вовсе не возвращаться домой?

Алексей остановился и поднял голову: через два коттеджа возвышался отцовский дом. Минуту раздумий юноша провел, глядя на его зеркальные окна, будто ждал какой-то подсказки. Но он не выделялся, не давал каких-либо знаков, как поступить. Мимо проходили люди, с подозрением озираясь на приросшего к месту парня, и один из таких взоров заставил его сдвинуться с места.

Войдя в дом, Алексей заглянул в арку гостиной, где, закрывшись газетой, в кресле сидел отец, и решил все-таки воспользоваться своей единственной стратегией.

– Я вернулся, папа. Пойду к себе, до ужина буду заниматься.

Он проговорил эти слова быстро, не давая отцу и слова вставить, и поспешил к лестнице. Но далеко он не убежал. Он остановился у нижней ступени, услышав шорох бумаги и спокойный голос отца:

– Подойди сюда, сынок.

Алексей послушно развернулся и вошел в гостиную. В душе он надеялся, что разговор сейчас зайдет о какой-то мелочи, вроде выбора меню на ужин, поэтому молчал, стараясь не напоминать о случившемся.

Федор Андреевич выглядел абсолютно спокойным. Он свернул газету и сложил ее на край стола рядом со стопкой писем. Алексей внимательно следил за каждым движением отца, будучи в нетерпении узнать тему предстоящей беседы.

– Что ж, – со вздохом сказал Федор Андреевич, – я просто в ужасе от этой девушки.

Алексей побелел и чувствовал, что не может вымолвить ни слова. Он будто онемел. Его кошмар начал сбываться.

– Ты знаешь, сын, что я желаю тебе исключительно добра, поэтому вынужден оградить тебя от общения с подобными людьми…

– Папа…

– То, что она во время прогулки с тобой напилась до полусмерти, я еще могу стерпеть, но после того, что она наговорила мне сегодня утром, я сделал выводы.

– Папа, прошу тебя! Общение с ней никак не скажется на моей учебе! Я клянусь тебе!

– Об общении и речи идти не может. Да и дело тут не в учебе. Не позволю, чтоб ты перенял ее гнилые идеалы…

– Папа, она не такой плохой человек, каким кажется. Она просто… за правду. Она старается никогда и никому не врать.

– Грязью поливая свою семью? Тебе еще многое предстоит узнать о жизни, и я не позволю, чтобы она тебе в этом помогала. Мне совершенно не важно, в какую тюрьму ее заведут эти высказывания, но ты достоин лучшей судьбы…

– Нет, папа, прошу…

– Я все сказал.

– Позволь мне доказать…

– Решение окончательно. Иди заниматься, сын.

– Но, папа!..

– Иди!

– Я что угодно для тебя сделаю, только…

– Иди!

– Мне на колени встать?..

– Не вздумай!

В горле встал ком, больше слов Алексей не мог найти. Неужели отец не отступится? Неужели все кончено? Неужели теперь, чтобы видеть Аню, ему придется сбегать из дома и врать? Алексей знал одно: он что угодно сделает ради встречи с дочкой толстосума Чеканщикова. Собрав в кулак все свое мужество, он расслабил ноги и упал на пол, до боли ударив о паркет колени.

Повисла гнетущая тишина. Зрачки старика сузились, а ноздри гневно раздулись.

– Никогда не смей ни перед кем унижаться! – завопил он и в порыве ярости швырнул в дальний конец комнаты ручку. Разбившись о стену, она раскололась, и чернильное пятно потекло по полу. – Слышишь? Не смей унижаться ни перед кем! Уж лучше кулаками махать, чем на колени падать!

От руки разъяренного мужчины на пол полетела газета, развернувшись при падении, и стопка писем, засыпав половину комнаты.

Испуганный юноша, не отводя взгляда от озверевшего отца, который никогда в жизни не повышал на сына голос, поднялся на ноги, и оторопь заставила его напрочь забыть про ноющую боль.

Уловив испуганный взгляд сына, Федор Андреевич вмиг успокоился, подошел к Алексею и обнял его.

– Никогда так не делай, слышишь?

– Да, папа.

– Жить с воспоминаниями об унижении мучительно, и стерпеть эту муку могут не все. Многие не выдерживают. Лишь крайняя необходимость может оправдать обречение себя на подобную пытку. – Федор Андреевич отстранился, держа теперь сына за плечи. – Так неужели ты действительно на все пойдешь ради этой девушки?

– Абсолютно… на все, – еле слышно вымолвил Алексей и снова оказался в крепких отцовских объятиях.

– Раз так обстоит дело, я не могу тебя удерживать.

Федор Андреевич отпустил Алексея и отошел к окну.

Это означает победу? Он изменил решение? Алексей сможет встречаться с Аней?

– Я понимаю твои чувства, сынок. Подавлять их означает причинить боль своему ребенку, а я так не поступлю. Ты мое единственное сокровище, и твое благополучие для меня на первом месте. – Федор Андреевич поднял с пола один из конвертов, повертел его в руках и с отвращением швырнул на стол. – Тем более в чем-то она была права. Подхалимство здесь процветает.