Город чудес

«И все же, — думает он, — деваться-то некуда».

Морщась, дрейлинг натягивает пару толстых кожаных перчаток и подходит к одному шву, который идет вдоль корпуса до самого верха. Нужно схватиться за обе стороны шва, протиснуться внутрь, в пролом, и медленно подняться, руками и ногами цепляясь за бока.

Если, конечно, опора выдержит его вес. Чего никто не гарантирует.

Сигруд начинает. Корпус невероятно толстый, в особенности вдоль бронированного пояса — той части корабля, что должна была находиться прямо над ватерлинией, куда мог бы попасть снаряд, оттого борт и делают довольно крепким. Сигруд мог бы пролезть через переборку на внутренние палубы, но не хочет. Войти туда, где судно ужасно повреждено, было бы самоубийством.

Но дрейлинг замечает, что «Салим» — необычный корабль, по тем проблескам внутренней части, которую удается рассмотреть по пути наверх. В большинстве дредноутов имелось то, что называли цитаделью, — тяжело бронированная «коробка» под четырьмя главными орудийными башнями, защищающая боеприпасы и бункеры с углем от проникновения вражеских снарядов. Он имел дело с военно-морской разведкой, так что знает об этом инженерном трюке — но то, что он видит сквозь щели в корпусе «Салима», выглядит… необычно.

Сигруд останавливается на полпути наверх, убеждается, что ступни надежно вклинились в шов, вытаскивает фонарь и включает.

Два склада боеприпасов подверглись серьезным изменениям. Он не видит каналов, идущих наверх, к двум передним орудийным башням, — значит, их пушки не были готовы к бою. Камеры для боеприпасов на месте, но их объединили в одну, отгородили ее и снабдили очень тяжелой броней — такой мощной, что эта камера почти так же бронирована, как пояс, идущий вдоль бортов дредноута.

Это заставляет Сигруда удивиться: что же они там могли держать, если не боеприпасы?

Он кряхтит, прячет фонарь и продолжает карабкаться вверх.

Наконец он выбирается на главную палубу. Чем выше, тем разлом в корпусе становится все шире и в конце концов Сигруд понимает, что больше не достает до обеих сторон. Вздохнув, он разворачивается так, чтобы прицепиться к одной стороне шва, зажимая его между ногами и ладонями, и медленно, очень медленно ползет вверх.

Главная палуба наклонена, и потому, хоть Сигруду очень сильно хочется шлепнуться на нее и отдохнуть, он понимает, что это заставит его катиться по палубе, пока он не вывалится со стороны левого борта. Поэтому он выползает на нее и держится за перила, тяжело дыша и жалея, что не прихватил с собой наколенники, — искореженные пластины корпуса поранили ему ноги.

Потом он садится и застывает.

— Это еще что такое?..

Палубу «Салима»… украсили. В частности, сняли две задние орудийные башни и вместо них, используя что-то вроде сварочной горелки, выплавили печать или глиф — символ, относящийся к одному из континентских Божеств.

Сигруд таращится на него, не в силах осознать увиденное. Сама мысль о том, что некая часть оборудования, принадлежащего сайпурским военным, несет на себе благословение одного из Божеств, нелепа. Он встает и, чуть пошатываясь на наклонной поверхности, подходит ближе, чтобы рассмотреть символ.

Печать знакомая: зазубренный верх переходит в плавный низ с завитушкой… Он вспоминает, как Шара изобразила кое-что похожее в Таалвастане, выжгла символ на большой доске спичкой, а потом им пришлось обоим держать эту деревяшку над головой, пока они шли по земле, которую прокляли.

Что она в тот раз сказала? Память не торопится с подсказками. «Убежище Колкана, — объяснила Шара. — Оно смягчает эффект любой божественной деятельности, которая происходит под ним или над ним, — не считая колкановской, разумеется. Если верить преданиям, Колкан создал это чудо из-за того, что Жугов с последователями постоянно вламывались в монастыри Колкана и склоняли его девственных последователей к дебошам — в конце концов, ему это надоело. Колкан выжег этот символ над входами и выходами из монастырей, чтобы никто не смог проникнуть в них чудесным образом».

Сигруд рассматривает печать, склонив голову набок. По его прикидкам, переделанная камера для боеприпасов, которую удалось разглядеть через проломы в корпусе, находится прямо внизу.

С чего бы начать? Что бы ни происходило на борту «Салима», похоже, это было в каком-то смысле и каким-то образом одобрено сайпурским правительством: никто не устраивает масштабную переделку внутренностей дредноута без существенных ресурсов и грамотных рабочих.

«Значит, сперва офицеры, — думает Сигруд. — И командование». Он смотрит на мостик корабля, потом — на главную палубу между ним и тем местом, где стоит сейчас сам. Палуба во многих местах проломлена, как дорога после землетрясения. Кое-где броневые пластины полностью провалились внутрь. Один неверный шаг — и Сигруд упадет в зияющую дыру с зазубренными металлическими краями.

Он вздыхает и разминает квадрицепсы. «Будем надеяться, что я не слишком располнел».

* * *

Чтобы пересечь покрытую дырами палубу, приходится прыгать только дважды. Оба раза дрейлинг на миг зависает над темным, ржавым провалом, сквозь который видны зияющие дыры в нижних палубах, а потом его ботинки ударяются об обшивку по другую сторону. Оба раза он убежден, что испорченный металл не выдержит, согнется под его весом и он рухнет вниз, чтобы убиться насмерть. Но оба раза он ошибается. «Повезло, — думает Сигруд. — Очень повезло».

Он подходит к трапу на мостик и обнаруживает лежащую внизу искореженную дверь. Она обычно закрывает вход на мостик, и судя по тому, как выглядят ее растертые в пыль засовы, она была заперта, когда ее выбило из проема. Сигруд касается металла, подмечает, что дверь почти разорвана напополам. Дотронувшись до одного разрыва, он не может не ощутить, что тот соответствует человеческим пальцам — словно кто-то ухватил металл одной рукой, как кусок мокрой глины, и как следует дернул.

Дрейлинг поднимается по трапу на мостик и заглядывает внутрь. Средства управления уничтожены, пол усеян костями, мусором и птичьим пометом. Что бы тут ни случилось, это было давно, и других запахов, кроме соли и ржавчины, не осталось.

Сигруд смотрит на корму корабля. Главная палуба там разломана и искорежена очень странным образом. Сила взрыва как будто направлена снизу, как если бы кто-то выпустил снаряд изнутри корабля.

Или, возможно, что-то другое. Может, кто-то вырвался оттуда сквозь палубы, как хищная птица вырывается из лесных зарослей.

Он сбегает вниз по трапу и огибает надстройку, пока не находит вход в каюту капитана.

Дверь заперта, но она в таком состоянии, что несколько сильных пинков позволяют сорвать ее с петель. Сигруд включает фонарь и забирается внутрь. Как и большинство капитанских кают, эта в прошлом выглядела довольно шикарно, учитывая обстановку с кожаным диваном, картинами на стенах и — самое главное — отдельной уборной. Но, судя по отметинам от воды на стенах, эту комнату в какой-то момент затопило.

Сигруд подходит к столу и выдвигает ящики, которые пронзительно скрипят. В нижнем стопка заплесневелых папок, документы в них безвозвратно испорчены. Во втором — револьвер и коробка с патронами, хотя дрейлинг сомневается, что от них будет какой-нибудь толк после затопления. Верхний ящик заперт.

Сигруд осматривается и находит кусок железной обшивки, который упал со стены. Он запихивает его в щель над ящиком и толкает.

Ящик с хрустом открывается. Внутри журнал в кожаном переплете. Похоже, вода его почти не повредила.