Город Драконов
Шрифт:
– Я могу пойти вместо тебя, если ты слишком устал, – предложила она. – Я не знаю всего того, что знаешь ты, но могу спорить, что отвечу на большую часть вопросов госпожи Старшей, так что она сможет успокоиться.
– Правда? – переспросил Рэйн, радуясь такому выходу.
Однако прежде, чем девушка успела ответить, Лефтрин со стоном заявил:
– Я пойду. Найди мне какую-нибудь сухую одежку. Хотя, конечно, когда я туда доберусь, то снова буду таким же мокрым.
– А мне можно тоже пойти? – с надеждой спросила матрос.
Лефтрин посмотрел на Рэйна:
– Ваша супруга не будет против двух гостей в такой поздний час?
– Уверен, что нет, – с благодарностью ответил Рэйн.
Он улыбнулся девушке, и та озорно ему ухмыльнулась.
– Сейчас
Малта преодолела последнюю четверть моста на четвереньках. Из-за усиливающегося ветра он опасно раскачивался, а канаты ограждения стали скользкими. Добравшись до стволовой платформы, к которой крепился мост, она переползла на подветренную сторону ствола и скорчилась там. Ей хотелось орать, ее тянуло разрыдаться, но не хватало ни дыхания, чтобы позволить себе первое, ни лишнего времени, чтобы предаться второму.
– Малыш скоро родится, – сказала она себе, словно разговор вслух мог уменьшить ощущение одиночества. Она плотнее завернулась в плащ и прижалась к дереву, ощущая приближение очередной схватки. Она дрожит от холода, а не от страха. Бояться нечего. Женщины постоянно производят на свет малышей, и многие во время родов оказываются одни. Это – совершенно нормальная и естественная часть жизни женщины. С ней все в порядке. – Я не боюсь. Я просто замерзла. – Она стиснула зубы, удерживая рвущееся наружу рыдание. – Я справлюсь. Я обязана справиться, и значит, справлюсь.
Она отогнала мысль о том, что нечто совершенно нормальное и естественное для любой другой женщины может не быть таковым для нее. Те изменения, которым подверглось ее тело при превращении в Старшую, привели к неожиданным для нее последствиям. Теперь ей стало неприятно плакать: от этого воспалялись глаза. Она слышала истории о других женщинах – тех, кого сильно отметили Дождевые чащобы: эти женщины умирали, пытаясь вытолкнуть из утробы младенца. Но ведь с ней такого не может случиться! Ее изменения вызвала драконица Тинталья, а не случайное воздействие Дождевых чащоб. Конечно же, ее тело должно быть приспособлено к этой задаче.
Она подняла глаза и безнадежно огляделась по сторонам. Ночь уже наступила, и большинство горожан погасили свет и легли спать. Кое-где огни все еще горели, но под сильным ветром и в темноте она не могла различить дорогу ни к одному из них. У нее уже замерзли руки. Она задрала просторную белую тунику, надетую под плащ. Путаясь пальцами в завязках, она попыталась распустить штаны.
– Никакой гордости, – пожаловалась она ветру.
Просторные шаровары собрались у ее щиколоток, и ей удалось из них выбраться. Смяв эту часть своего наряда в ком, она затолкала брюки под тунику, чтобы они остались сухими. Если ее малыш родится прямо здесь, именно в них она его и завернет.
Во время следующей схватки она ясно ощутила, как под давлением ее мышц ребенок передвигается вниз. Когда ее собственное тело, наконец, прекратило конвульсировать, она вздохнула поглубже и сделала последнюю попытку:
– Помогите! Пожалуйста! Кто-нибудь, помогите мне!
А потом она взвизгнула от неожиданности: из теней вынырнула какая-то фигура и шагнула прямо к ней. В тусклом свете далекого фонаря она разглядела только, что это мужчина в длинном плаще. Она не слышала его приближения. Как давно он здесь стоит, наблюдая за ней? Она решила, что это ей не интересно.
– Прошу вас, пожалуйста, помогите мне найти укрытие! Я вот-вот… я рожаю.
Мужчина присел на корточки рядом с ней. Под надвинутым капюшоном она не смогла различить его лицо.
– Вы – та Старшая, женщина-дракон, да?
Он говорил с акцентом. Калсидийским? Возможно. Тогда, наверное, он один из освобожденных рабов, прибывших в Дождевые чащобы во время войны. Большинство из них были джамелийцами, но среди них попадались и немногочисленные калсидийцы.
– Да. Да, я Малта, Старшая. Если вы мне поможете, моя семья
щедро вас наградит.– Тогда идем. Идем.
Не делая скидки на ее родовые муки, мужчина схватил ее за плечо и попытался поднять на ноги. Она застонала и чуть не упала, но потом все-таки смогла остаться на ногах.
– Подождите. Я не могу…
– Тогда вы идете, идете со мной. Тут есть безопасное место, недалеко. Идем.
Ужасно с его стороны было требовать, чтобы она шла, и уж тем более тащить ее за руку, но другой помощи не было. Не важно, почему он так делает: из-за общей тупости или по недомыслию. Главное, он поможет ей попасть в укрытие, а когда она там окажется, то, наверное, сможет попросить его сбегать и привести ей на помощь какую-нибудь женщину. Она попыталась опереться на него, но он отстранился, продолжая держать за руку и тащить за собой. Чем это вызвано – отвращением к ней или нежеланием прикасаться к рожающей женщине? Неважно. Она неловко последовала за ним, обратно по раскачивающемуся мосту, который только что прошла, вокруг какого-то ствола, а потом – по еще более узкому мостику.
– Куда мы идем? – пропыхтела она.
– В гостиницу. Идем. Идем сейчас.
Он настоятельно дергал ее за руку.
Она вырвала у него руку и упала на колени: ее скрутила очередная схватка. Он молча стоял над ней. Когда к ней вернулась способность говорить, она выдавила из себя:
– В Кассарике… нет гостиниц. Только…
– Бордель, гостиница. Место для жилья. У меня комната, ты будешь укрыта, сделаешь там ребенка. Лучше, чем под дождем.
Это была правда. Однако, несмотря на ее отчаянное положение, этот мужчина с каждой минутой нравился ей все меньше. Бордель! Ну что ж: там хотя бы будут женщины – и, возможно, женщины, имеющие опыт, необходимый в ее ситуации. Она позволила ему снова взять себя за руку и с трудом поднялась на ноги.
– Как далеко?
– Два моста, – ответил он.
Она кивнула. Два моста. На два моста больше, чем ей под силу.
Она вздохнула и сжала зубы.
– Веди меня туда.
Рэйн решил, что Лефтрин не из тех людей, кто быстро шевелится. Особенно когда, по его мнению, ему доставили беспокойство. Или, может, он просто совершенно обессилен. Он допил свой чай, а потом исчез, чтобы переодеться в сухое. Когда он, наконец, вышел из своей каюты, то выглядел еще большим оборванцем, чем прежде. Рэйн начал понимать, сколько на самом деле пришлось перенести членам экспедиции. И хотя это вызвало сочувствие к капитану и его команде, он не стал освобождать Лефтрина от данного им обещания. Племянница и палубный матрос Лефтрина, Скелли, уже надела плащ и сапоги и была явно готова к ночным приключениям на берегу. Однако Лефтрин выпил еще чашку чая, одолжил у кого-то из команды вязаную шапку и непромокаемый плащ, и только после этого встал и объявил, что готов идти.
Рэйн поспешно повел их от причалов к лифту, где ему пришлось больше десяти раз дергать за шнурок вызова, прежде чем появились хоть какие-то признаки того, что лифтер направил устройство вниз. Мужчина хмуро смотрел на него, выражая столь явное неудовольствие тем, что его вызвали в такую непогоду, что Рэйну пришлось дать ему горсть монет не только в качестве платы, но и как взятку за обещание, что когда Лефтрин и Скелли соберутся обратно, то, постучав в дверь, найдут его бодрствующим.
Рэйн никогда не любил лифты. Он всегда предпочитал подниматься пешком, а не обрекать себя на тошнотворные подергивания и раскачивания, а также непредсказуемые рывки и остановки по время пути. Он сжал зубы, надеясь, что лифтер хорошо заботится о канате и блоках. Лефтрин и Скелли по большей части молчали. Лефтрин ежился под своим взятым взаймы плащом, а Скелли ухмылялась и вглядывалась в темноту, словно все мелочи вокруг ее завораживали. Внезапно Рэйна обрадовало то, что она вызвалась с ними пойти. Он подозревал, что Малте удастся узнать больше из разговора с этой девушкой, а не из ответов немногословного капитана.