Город, который забыл как дышать
Шрифт:
Клаудия взглянула на дочь и рассеяно улыбнулась:
– Ночью, – сказала она, чувствуя, что перехватывает горло, – тебя так хорошо видно.
– Раньше духи приходили по ночам. Им мешал только дневной свет. Теперь все по-другому, гораздо хуже.
– Хуже?
– Теперь кругом сигналы. Миллионы сигналов. Они и сейчас проходят через твою голову. Хотя ночью их немножко меньше.
– А я ничего не чувствую.
– Ты просто не знаешь. Вода их разносит по телу. И ты заболеваешь. Становишься беспокойной, места себе не находишь, и сама не знаешь, отчего.
– Тебе они тоже вредят?
Джессика кивнула:
–
– Узнаю, Джесси.
– Нет. Сигналы прошивают меня насквозь. А люди все говорят, говорят по телефону. Боже, сколько они говорят! А телевизор! А радио! Передачи, передачи, передачи… Такой шум! – Она зажала уши ладонями. – Я не могу быть твоей дочерью! – крикнула Джессика. – Здесь, внизу, никак не могу.
Клаудия снова повернулась к дому Критча.
– Не бывать нам одной семьей, – прошептала девочка, она поняла, о чем думает мать. – Ничего не выйдет. Надо тебе, наверное, умереть, мама.
Они погрузились в горестное молчание, наконец, Клаудия вздохнула:
– Да, наверное, надо.
– Уже скоро. Потому ты меня и видишь. Часть твоего тела уже умерла. Там пустота, ее надо чем-то наполнить. Я как раз в нее помещаюсь. Но, чтобы мы были вместе по-настоящему, ты должна умереть целиком.
– Я знаю, – простонала Клаудия. За окном в доме Критча горел свет. Там внутри целая семья. Когда-то этих людей разлучили, но теперь они снова вместе, и от этого стали еще сильней. Больше они темноту на порог не пустят.
Судя по одежде, женщина утонула лет шестьдесят назад. Короткая стрижка, вечернее платье из бархата и шифона и одна длинная перчатка. Вторая потерялась. Меховое боа промокло насквозь, свалялось и выглядело отвратительно. Женщина была босиком. В сгущающихся сумерках мертвое тело наводило ужас. Утопленница казалась героиней гангстерского фильма, которую убили и бросили на берегу в назидание другим.
Вокруг собрались полицейские и солдаты, они смотрели на тело и негромко переговаривались. Доктор Томпсон чувствовал себя как на выставке сюрреалистов. Может, это просто дурацкий сон? Вот что значит есть на ночь жареную свинину. Солнце медленно погружалось в океан. Стучали молотки. Забор становился все длиннее. Томпсон тихонько ущипнул свою руку. Больно. Нет, это явно не сон.
Вдалеке что-то застрекотало, словно включили газонокосилку. Рамси тут же начал бормотать в микрофон. Выслушал ответ, закрыл глаза и как-то сразу сник. Городок окружали скалистые холмы, поэтому казалось, что звук идет отовсюду. Шум нарастал, люди на пляже поворачивали головы и смотрели в сторону мыса. Над скалой показался большой оранжевый вертолет, скорее всего, он вылетел с новой военной базы в Прямборо.
На пляже и на дороге военные побросали свои дела и следили за вертолетом. Машина зависла над причалом, из нее по канату спустился военный в темно-синей форме и летном шлеме. Похоже, армейская шишка. Он сразу же начал раздавать указания направо и налево. Первым делом военный ткнул пальцем в сторону дороги и приказал перекрыть движение транспорта. Кто-то из полицейских чинов попытался спорить, но тщетно. Пришлось отправить регулировщицу выполнять приказ. Военный в шлеме
посмотрел сначала на море, потом на тент. Томпсон, Чейз и Рамси молча наблюдали за этой сценой.Из-за вертолетного грохота разговаривать было совершенно невозможно. Доктор удивленно приподнял брови, Чейз лишь пожал плечами.
Машины отогнали, и вертолет начал медленно садиться на дорогу. Во все стороны полетели пыль и мелкий гравий, края тента захлопали. Шасси коснулось асфальта.
Лопасти перестали вращаться. Стих и рев двигателя.
Доктор Томпсон вопросительно взглянул на Рамси.
– Это командор Френч, – сказал майор. – Морская пехота. Специалист по чрезвычайным ситуациям. – Он смотрел на командора с уважением и тревогой. – Раз вызвали Френча, значит дело плохо.
Все посмотрели на причал. Френч стягивал с головы шлем. Никто не заметил, как в центре бухты всплыл еще один утопленник. На лице водолазная маска, за спиной ржавые баллоны.
Воскресенье, вечер
На причале было светло как днем. Два вертолета висели над водой и ощупывали черные волны прожекторами. Три небольших катера военно-морских сил патрулировали прибрежную зону, четвертый стоял на якоре у выхода из бухты. Вдруг один из катеров взлетел вверх тормашками и ударился палубой о воду. Какая-то сила подбросила его, словно мячик.
– Ты видел? – изумленно спросила Тари. Они с Дагом стояли рядышком у окна в комнате Джозефа. Отсюда причал хорошо просматривался.
– Наверное, кит, – сказал Даг. Над перевернутым катером завис вертолет, ветер от лопастей рвал пену с гребней волн. Из дверцы спустили трос и страховочные ремни. – Киты в бухту за мойвой приплыли, – объяснил Даг Тари. – Она всегда тут нерестится.
– Нерестится?
– Икру мечет.
– Давай завтра сходим посмотрим?
– А и верно. – Даг подмигнул. Вертолет снова спустился, зацепил тросом какой-то мешок и потащил в сторону рыбозавода у подножия утеса. Там на стоянке для машин оборудовали временную посадочную площадку.
Катера продолжали деловито сновать в лучах прожекторов, подбирая что-то с поверхности. Внезапно перевернулся еще один. Мокрый черный хвост выбросил его из воды.
– Что это? – вскрикнула Тари.
– Не знаю, – мрачно ответил Даг, хотя на самом деле начинал понимать, что происходит. Утопленники поднимаются со дна. Море возвращает мертвецов. Киты почему-то никого не подпускают к телам. Да еще и русалка… На лице Тари смешались удивление и восторг. Даг вдруг почувствовал, как дорога ему эта малышка. Вот чудеса! Знакомы-то всего пару часов, а вишь ты – родственные души. Старый да малый. До чего же с ней уютно и спокойно.
Тари подняла глаза и улыбнулась, словно догадалась, о чем он думает.
– Так интересно!
Из комнаты внизу раздались голоса взрослых, девочка прислушалась и перестала улыбаться.
– Не дрейфь. С твоей мамой все чики-поки, – сказал Даг. – У нее просто шишка на голове.
– Что значит чики-поки?
– Значит, будет как огурец. Как новенькая. Как… в общем, все будет хорошо.
– Я знаю.
– Подумаешь, шишка. Делов-то.
– У меня тоже была шишка. – Тари повернулась и подняла волосы на затылке. Даг увидел маленький лиловый синяк. – Теперь мы с мамой одинаковые. Только не трогай. Больно.