Город любви 05

– С Новым годом, – прошептала Валерия.

– С Новым годом, – ответил ей Завьялов, и глубоко вдохнув, вновь впился долгим поцелуем в холодные сахарные уста женщины.

Возле офицерской пятиэтажки было темно и пусто – все еще гуляли в клубе. В вышине над зданием по небу неслось созвездие Ориона. Игорь вслед за библиотекаршей, переступая через одну ступеньку, быстро поднялся на пятый этаж. У двери ему показалось, что Лера слишком долго возится с замком, наконец, и это препятствие пало, и они снова слились в долгом поцелуе в маленьком коридорчике однокомнатной квартиры. Трепещущими руками Завьялов стянул с женщины блузку. Свет был выключен, и он на ощупь с трудом справился с застежкой лифчика. Сердце как молот бухало в груди ефрейтора, когда он повалил Валерию на тахту.

– Погоди, я хоть колготки сниму, – смеясь, произнесла библиотекарша, немного притормозив прыть Завьялова.

Валерии было весело и приятно, что солдатик оказался таким неопытным, ей показалось, что она совращает сладкоголосого ангела. Угрызений совести перед обманутым мужем Лерочка не испытывала, он не был первым и единственным мужчиной в ее жизни. Может быть, она давно бы откликнулась на предложение стать любовницей капитана, жившего этажом ниже или прапорщика из соседнего подъезда, но боялась огласки, да и не нравились ей эти самодовольные усачи. А этот робеющий херувимчик приглянулся Валерии в библиотеке уже давно.

Для Леры все закончилось очень быстро, даже не успев толком начаться. Игорь же посчитал, что все прошло нормально. Завьялов все время переживал, что у него выйдет как на КПП, и он изольется, едва ткнувшись между женских ног. А ему все же удалось проникнуть в сладкую расщелину и даже сделать несколько качков.

– Ты что, Игорь, первый раз этим занимаешься? – немного насмешливо спросила Валерия, перейдя на «ты».

Завьялову было неудобно признаться, что это фактически правда, и он, напустив на себя важности, ответил:

– Почему первый? Нет! У меня были и до тебя женщины. Не здесь, на гражданке.

В груди Завьялова вновь затрепетал огонь, ему захотелось сделать Лерочке что-нибудь приятное, и он начал покрывать ее лицо поцелуями, достигнув маленького ушка, ефрейтор прошептал:

– Я тебя люблю!

Валерия лежала и пыталась избавиться от плотской энергии, не нашедшей выхода. Нежные губы херувимчика, так Лера про себя называла солдатика, целовали ее лоб, глаза, шею, и вдруг она услышала, что ее любят. Женщина уже стала забывать, как звучат подобные слова, после рождения сына подобные слова напрочь исчезли из лексикона мужа. А в ухе опять зазвучало: «Я люблю тебя, Лерочка». От сладости этих слов мурашки побежали по всему телу Валерии, а навалившийся сверху Игорь вновь начал раздвигать ее ноги.

Второе соитие длилось уже дольше. Во время третьего соития библиотекарша закричала: «Ой, мамочки», и всем телом забилась в конвульсиях, четвертое было для Лерочки просто приятным и расслабляющим. После пятого раза из Игоря не вытекло ни капли семени, он просто как десятилетний пацан, занимающийся онанизмом, ощутил сладкое подергивание внизу живота и обессиленный рухнул на женщину.

– Уже почти четыре часа, – включив свет, взволнованно произнесла Валерия. – Быстро одевайся! Скоро все из клуба пойдут по домам, а мне еще нужно забежать к соседке и забрать сынишку.

Завьялов зажмурился от ударившего по глазам яркого света лампочки, висевшей посредине потолка без абажура. Подниматься и идти, куда бы то ни было, ужасно не хотелось, он был словно выжатый и высушенный лимон, забытый на пару дней в блюдце.

– Одевайся!

Лерочкин голос зазвучал еще более требовательно, она уже накинула байковый халат и припудривала у зеркала покрасневшее от страстных поцелуев лицо. Игорь свесил ноги с тахты и, осмотревшись по сторонам, натянул на себя кальсоны, в зимнее время трусы солдатам носить не полагалось.

Комнатка семьи Калюжных обставлена была убого: шкаф, тахта, письменный стол, детская кроватка и черно-белый телевизор в углу. Вот и все пожитки, правда, в маленькую комнатку навряд ли еще что-нибудь поместилось.

– Только о том, что между нами было, никому ни слова, – сказала на прощание Валерия и выпроводила ефрейтора за дверь.

Уставший, но довольный Завьялов возвращался назад той же тропинкой. Ефрейтор видел, как через КПП выходили компании офицерских семей, и он, спрятавшись за деревом, ждал, когда они скроются с глаз. Только, когда перестали доноситься пьяные возгласы и песни, Игорь перемахнул через забор.

После новогодней ночи Завьялов еще чаще стал заходить в библиотеку. Там они прятались с Лерочкой в подсобке и целовались. Навещал он библиотекаршу и дома. Зимой, когда темнело рано, Игорь говорил в роте, что идет в клуб на репетицию, а сам спешил к забору возле санчасти. Обычно он уходил в самоволку, когда по телевизору шел интересный фильм и во дворе офицерской пятиэтажки пустело. Окольными путями ефрейтор подбирался к первому подъезду и со скоростью, которой бы позавидовали чемпионы по легкой атлетике, взбегал на пятый этаж. Ведь при встрече кого-нибудь из командиров ему грозило десять суток ареста на гарнизонной гауптвахте в областном центре. Побывавшие там солдаты рассказывали, что там такие порядки, что их часть домом родным покажется. Условленным сигналом он стучал в дверь и через секунду уже целовался в коридоре с Лерочкой.

– Я тебя так ждала, – шептала Валерия, расстегивая крючки на солдатской шинели.

Завьялов кидал солдатский ремень в детскую кроватку, в которой копошился годовалый сынишка Леры. Тот начинал усиленно изучать новую игрушку, а взрослые тем временем уединялись на кухне и занимались любовью. Сын был мальчиком спокойным и позволял маме расслабиться.

Игорь покидал квартиру Калюжных тоже очень скрытно, прислушиваясь к каждому шороху на лестнице. Но один раз он что-то не предусмотрел и почти нос к носу встретился на лестнице с начальником штаба, жившим на третьем этаже. Майор возвращался с улицы, размахивая мусорным ведром. Слава Богу, что в подъезде опять перегорела лампочка, солдат вжался в стену и перестал дышать. Офицер был, видно, навеселе и, насвистывая себе под нос про туман, похожий на обман, прошел мимо.

Весной встречи влюбленных стали редкими, по вечерам стало светлее, и Завьялов сбегал из казармы только после ночной проверки. Но зато он мог оставаться у Лерочки на всю ночь. После таких бдений ефрейтор выглядел как зомби, но в душе был несказанно счастлив. На политзанятиях, вместо того чтобы конспектировать работы Владимира Ильича Ленина, Игорь сочинял любовные стихи, а потом нес их как дар в библиотеку к ногам Валерии Николаевны.

Боевая учеба в части набирала все большие обороты. Об отправке солдат для охраны стратегических объектов совсем забыли. Вместо автоматов им стали выдавать щиты с дырочками в верхней части и длинные резиновые дубинки, которые народ прозвал демократизаторами.

– Плотней щиты, плотней щиты! – кричал капитан, обходя строй развернутой на плацу роты. – Делай раз! – щиты чуть разворачивались влево. – Делай два! – в проем между щитами устремилась сотня рук с демократизаторами. – Делай три! – солдаты вновь закрылись щитами.

На этих занятиях Завьялов чувствовал себя римским легионером, который вот-вот должен выступить в поход, например, в Дакию, и встретиться там с ордами варваров.

Игорь никому не рассказывал о своей связи с библиотекаршей. На вопросы товарищей, куда он бегает в самоволку, Завьялов отвечал, что до одной колхозницы в деревню, и больше никаких подробностей. Это вызывало еще большее любопытство, его пытались расколоть, ведь среди солдат любимым занятием было обсуждать свои действительные и мнимые похождения, но Игорь молчал как партизан. Он с ухмылкой наблюдал, как за Валерией пытаются ухаживать солдаты и офицеры. По вечерам Лерочку по очереди провожали то капитан из четвертой роты, то прапорщик из первой. Игорь иногда специально проходил в такие моменты возле возлюбленной, печатая асфальт строевым шагом и отдавая честь командирам, которые отворачивались или небрежно козыряли, а Лерочка одаривала его украдкой обворожительной улыбкой.