Город на берегу неба

По узкому проходу плацкартного вагона туда-сюда сновали люди. Кто-то шумно прощался и обнимался с кем-то, кто-то уже шуршал пакетами с едой, хотя поезд пока ещё стоял, кто-то выискивал в чемодане одежду для переодевания… Все эти люди казались сейчас Оле невероятно милыми, прекрасными, добрыми и практически родными. Она готова была расцеловать каждого!

По проходу пробежала озабоченная проводница:

— Уважаемые провожающие, пожалуйста, покиньте вагон! Поезд отправляется через пять минут.

Оля тихонько выдохнула. Поезд отправляется через пять минут… есть ли в мире что-то более прекрасное, чем эти слова?!

Улыбнувшись собственным мыслям, она посмотрела в окно… и упёрлась взглядом в физиономию отчима по ту сторону стекла.

Сердце у неё оборвалось. Просто остановилось! А отчим между тем уже торопливо помчался по перрону, намереваясь поскорее попасть в вагон.

Оля вскочила на ноги, моментально выхватила из-под полки свой рюкзак, бестолково и суетливо заметалась. Она совершенно растерялась и банально не соображала, что ей сейчас делать. Бежать? Но куда? Удирать от отчима по всему составу?

— Вы не можете войти… — услышала она возмущённые протесты проводницы. — Поезд сейчас отправляется… Немедленно покиньте вагон!

— Заткнитесь! — рявкнул отчим. — Там моя дочь!

Оля вжала голову в плечи, наблюдая, как этот человек торопливо шагает к ней по проходу. Иллюзия её свободы рассеялась. По-прежнему пленница… ничего не изменилось.

Оказавшись перед падчерицей, отчим тихо, но доходчиво произнёс:

— Пикнешь — убью.

Подхватил одной рукой Олин рюкзак, а второй — намотал на руку её длинные волосы и бесцеремонно, на глазах всего вагона, потащил к выходу.

Оля безропотно повиновалась.

То, что никто из пассажиров не заступился, не остановил отчима, в конце концов даже просто не спросил, что здесь происходит, поначалу ужасно обидело и потрясло Олю. Уже позже — много позже! — она поняла, что люди просто эгоистично не хотели себе проблем и лишней головной боли перед самым отъездом. Поезд отправлялся с минуты на минуту, кому было охота влезать "на дорожку" в семейный конфликт?.. Сами разберутся, дело житейское.

На перроне отчим отпустил её волосы, но Оле и в голову не пришло рвануть куда-нибудь в сторону и бежать, бежать, бежать со всех ног… она понимала, что далеко всё равно не убежала бы. Она не додумалась даже заорать, позвать на помощь. Может, и стоило — ну в самом деле, не убил бы он её?! Или всё-таки убил бы, как и обещал?

Точно загипнотизированная, она переставляла одереневевшие ноги, идя рядом с отчимом, и стороннему наблюдателю могло показаться, что заботливый папочка только что встретил любимую доченьку на вокзале и теперь они дружно направляются домой.

— Дрянь, стерва, идиотка малолетняя, — негромко, почти ласково, выговаривал он ей на ходу. — Тварь неблагодарная, скотина! Не умеешь ценить того, что тебе дают. Морду воротишь. С жиру бесишься! Ты даже не представляешь, что натворила. Какую жизнь сама себе обеспечила. Да ты у меня теперь не то что выходить одна — даже срать отныне будешь под присмотром. И никакой сотовой связи, никакого интернета, никаких банковских карт…

Вычислить, где Оля и куда она направляется, оказалось проще простого — отчим просто проверил историю браузера в её компьютере и обнаружил, что пару дней назад падчерица покупала билет на поезд. Выяснить маршрут, дату и время отправления было и вовсе парой пустяков — вся информация осталась сохранённой на сайте в “моих заказах”. По понятным причинам Оля не потащила компьютер с собой в Омск, а вот замести следы и даже разлогиниться из всех своих аккаунтов не додумалась, слишком нервничала и спешила. Она вообще наделала чертовски много глупостей и допустила кучу косяков, хотя поначалу собственный план побега представлялся ей практически идеально-безупречным…

То памятное лето действительно стало для неё летом заключения. Оля оказалась в самой настоящей тюрьме. Из дому выходила только вместе с матерью или отчимом. Летом занятий в кружках было существенно меньше, но и на них её отводили за ручку как маленькую и встречали после окончания у самых дверей. Телефоном давали пользоваться в случае крайней необходимости — например, когда нужно было поговорить с руководителем кружка или секции, и все разговоры велись в присутствии родных. Интернет также использовался исключительно для учёбы.

В августе её всё-таки отправили в лагерь для одарённых детей — и, как ни мучительна была прежде для Оли мысль о таком “весёлом” времяпровождении, теперь же она обрадовалась хотя бы глотку мнимой свободы. Всё познаётся в сравнении…

Она не плакала, не жаловалась, не роптала на судьбу, ничем не показывала того, как ей плохо. Просто понемножку приходила в себя и копила силы для новой попытки.

9

Рус

Сан-Франциско, наше время

— Что ты будешь пить? — спросила Лейла, кивнув в сторону барной стойки. — У нас здесь неплохой выбор, знаешь ли. Ты гость Ольги, поэтому всё за счёт заведения!

— Спасибо, ничего, — Рус покачал головой. — Я за рулём.

Лейла округлила глаза:

— Да ладно врать-то! Я же видела, как вы топали на своих двоих.

— Мой мотоцикл припаркован недалеко от Юнион-сквер.

— О, тем более — мотоцикл… Байкеры вечно бухие, нет? Пиво-то тебе можно?

— Если только безалкогольное.

— Боже, ну и зануда ты, сладенький. Да до утра весь хмель выветрится!

— Ладно, чёрт с тобой, я выпью пива. Но только одну кружку! — сдался Рус, поняв, что проще уступить, и ликующая Лейла сделала знак официантке.

Тем временем танцевальный номер закончился, и “красотки” (или красавцы?) удалились со сцены под одобрительные хлопки и свист публики.

— А вот теперь… смотри! — Лейла выпрямилась на стуле и схватила Руса за руку, привлекая его внимание; глаза у неё лихорадочно заблестели. — Сейчас выход нашей девочки.

“Наша девочка”… Она всегда произносила это с абсолютно непередаваемым выражением, и Рус невольно подхватывал, перенимал эти интонации, думая об Оле.

Он ждал от неё сольного номера, но девушка появилась на сцене не одна, а в компании ещё двух танцовщиц. Впрочем, Оля встала в центре, а её коллеги — по бокам, чуть позади, так что сразу становилось понятно, кто здесь главный.

Каждая из девушек была одета в маленький топ, открывающий живот, и короткие обтягивающие шортики. Туфли на высоченном каблуке, перчатки и ободок с кошачьими ушками завершали сценический образ — судя по всему, девушки изображали кошек. Оля была рыжей кошечкой (золотисто-оранжевый оттенок костюма удивительно шёл к её волнистым волосам цвета листопада и зелёным глазам), а две другие девушки — чёрной и белой.