Город на берегу неба

Оля попыталась наладить контакт с бабушкой и дедушкой по маминой линии. После развода с первым мужем мать рассорилась со своими родителями и перестала поддерживать с ними отношения, так что старики все эти годы просто не виделись с родной внучкой. Однако и те не пылали энтузиазмом общаться с Олей — слишком сильна была обида на дочь, которая просто вычеркнула их из своей жизни. У внучки проблемы с отчимом?.. Что ж, то был выбор её непутёвой мамаши — связать свою жизнь с этим человеком, а они ни за что не отвечают и, избавь боже, отвечать не хотят.

Однажды, после очередного сильного скандала, когда отчим излупцевал её ремнём (шестнадцатилетнюю девушку!), Оля от безысходности сбежала к однокласснице и до вечера пряталась у неё дома, заливаясь слезами. Стыдно было признаться в том, что её избивают, и она просто сказала, что поругалась с родителями. Дело житейское… поэтому ничего удивительного не было в том, что мать одноклассницы, сочувственно покивав головой и отпоив рыдающую девчонку чаем с пирогами, затем преспокойно набрала номер Олиной матери и сообщила, что блудную дочь можно забирать в целости и невредимости.

А дома ей добавили ещё…

Почему она не обратилась за помощью? Куда угодно — в полицию, к учителям, к школьному психологу?.. Всё из-за того же иррационального чувства стыда: как будто в том, что творилось у неё дома, была целиком и полностью её вина. Впрочем, отчим так часто твердил ей о том, что она неблагодарная скотина, не умеющая помнить добра, что Оля и сама иногда начинала в это верить. Было невыносимо признаться хоть кому-то, даже подругам, что её бьют. Что она — пленница в собственном доме, что не может ни шагу сделать без присмотра… Почему-то казалось, что обвинять будут прежде всего её саму. Кто-то, возможно, и догадывался, что дома у этой девочки не всё гладко, но предпочитал не вмешиваться. Она была умненькая, старательная, прилежная, всегда чисто и хорошо одетая, ухоженная… ну кто мог подумать, что в этом приличном семействе всё зашло настолько далеко?!

Они были местными знаменитостями — их семью время от времени приглашали на всевозможные ток-шоу и делали с ними интервью для периодических изданий. Лёнчика и Олю ставили в пример. Ими восхищались. Отчим подпитывал своё тщеславие, всё больше и больше раздуваясь от гордости. Мамашки наперебой записывались к нему в центр, чтобы он научил их, как растить вундеркиндов. Только Оля знала, какой он не на публике, а дома, за пределами съёмочной площадки, при выключенных камерах. Она ненавидела его холодные змеиные глаза, в которых иногда вспыхивал странный алчный огонь, пугающий её до тошноты. Ненавидела его презрительно поджатые губы, нервно сжимающиеся пальцы… иногда ей снилось, что отчим душит её, и она просыпалась в холодном поту.

Уехать после школы в другой город? Хотя бы в Питер? Поступить в университет, получить место в общежитии и избавиться от тотального контроля… Однако любая попытка заговорить с отчимом о будущем месте учёбы неизменно заканчивалась категорическим отказом: учиться она должна в столице, под его присмотром. Точка! Ей и в голову не приходило, что отчим не имеет права её удерживать, настолько устойчив и силён был страх перед его угрозами. Он буквально её парализовывал! Просить же помощи у матери Оля и вовсе не собиралась, мама давно уже не была ей ни поддержкой, ни опорой.

Оля не могла объяснить странное желание отчима держать её на виду, при себе. Отпустил бы её на все четыре стороны… и все вздохнули бы спокойно. Всем стало бы легче и лучше! Однако иногда она ловила на себе его взгляд — о, это был очень нехороший взгляд — и покрывалась мурашками ужаса. Она гнала от себя кошмарные подозрения. Нет, нет… этого не может быть. Ей просто кажется! Но страшные догадки подкрадывались снова и снова, обрастая всё новыми подозрениями.

Она вспоминала все неуклюжие попытки Лёнчика подкатить к ней и то, как решительно отчим это пресекал… он словно отодвигал сына от падчерицы, не позволяя ему слишком с ней сблизиться. Было ли это отеческим желанием защитить её?.. Вряд ли. Скорее уж, стремлением приберечь для себя. Она всё чаще и чаще задумывалась о том, что отчим терпеливо дожидается её восемнадцатилетия… Мысль была дикой, но Оля никак не могла от неё избавиться, она зудела над ухом комариным писком, не давая расслабиться ни на секунду. Чем старше она становилась, тем чаще отчим старался наказать её физически, лишний раз прикоснуться, потрогать, шлёпнуть, ущипнуть… но всякий раз останавливался на самой грани, словно сдерживая себя. Что же будет, когда она официально станет взрослой? Разумеется, это были всего лишь подозрения глупой запуганной девчонки, но… она предпочла бы никогда не узнать, имеют они под собой основания или нет.

А затем, будто снег на голову, на Олю свалилось спасение…

Отчим настаивал на том, чтобы Оля, не теряя времени зря, окончила школу экстерном. Уровень её подготовки позволял легко сдать зимой экзамены за десятый класс, а уже весной — за одиннадцатый.

Откровенно говоря, Оля не видела особого смысла в подобной спешке, но отчиму необходимо было регулярно тешить своё раздутое эго, постоянно доказывая окружающему миру, что дети в его семье — не обычные, а самые настоящие гении, значительно опережающие по уровню развития простых смертных. Не сказать, чтобы Оля была так уж крепко дружна со своими одноклассниками, нехватка времени не позволяла ни с кем сильно сближаться, но всё же ей было немного обидно остаться без совместного с ними выпускного. Впрочем, спорить с отчимом она не решилась.

Однако судьба распорядилась иначе…

Как-то за чаем Олина репетиторша по английскому языку, с которой семейство Красновых находилось в тёплых приятельских отношениях, рассказала матери и отчиму о программе культурного обмена между США и Россией.

— Почему бы следующей осенью не отправить вашу девочку в Америку на полный учебный год в High School? — предложила она. — Она способная, я уверена, что отбор пройдёт с лёгкостью. А уж какие плюшки в будущем ей это даст — не мне вам рассказывать! Бесценная, поистине бесценная языковая практика. Все лингвистические и психологические барьеры будут сняты. Ни один педагог никогда не разговорит её так, как это сделают настоящие живые американцы и она сама, постоянно находясь в англоязычной среде. К тому же, Оля сможет набрать лексический вокабуляр, характерный только для носителей языка…

— Терять целый год, — с сомнением проворчал отчим, пока ещё не принимающий эту затею всерьёз, Оля же замерла и навострила ушки. Она, конечно, ни на секунду не поверила в то, что он согласится, но… сердечко заколотилось быстрее, а дыхание перехватило.

— Почему же терять? — справедливо возразила репетиторша. — Напишете заявление — и она сможет осваивать российскую школьную программу за одиннадцатый класс самостоятельно, сдавая промежуточные контрольные онлайн. А вернувшись из Америки, сразу же сдаст ЕГЭ с остальными одноклассниками и получит аттестат вместе со всеми, вовремя.

— Да ну, это как-то… несерьёзно, — фыркнул отчим.

— И в самом деле, — поддержала мать. — Шутка ли — Америка! Девочка не справится там одна. Просто не сможет. Она у нас такая домашняя…

Эти слова почему-то не особо пришлись отчиму по нраву.

— Ну, домашняя-то, может, и домашняя, но уж и не совсем идиотка, — буркнул он. — Чего это она вдруг не справится? Не тупее американских школьников, надо думать.

Оля уткнулась носом в чашку с чаем, стараясь ничем не выдать своего волнения. Колени у неё под столом мелко задрожали.

— Вот именно! — поддержала отчима репетиторша. — Да и к тому же, вы сможете лично следить за условиями её проживания в США, регулярно общаясь с принимающей семьёй по скайпу…

— С семьёй? — мама вздёрнула брови.

— Ну да, а разве я не сказала? Участники программы культурного обмена расселяются в настоящих американских семьях — host families. Все семьи проходят строгий отбор и контролируются проверяющими органами, чтобы обеспечить ребёнку-иностранцу полную безопасность и комфортное проживание.