Город на заре

— Вы понимаете, ваше превосходительство, — доверительно и немного устало, приноравливая шаг к шагу полковника, заговорил адвокат, — высокий Суд, как ни далек он от мира сего, в иных суждениях придерживается принципов общечеловеческих. Говоря вашим языком, откровенно консервативных взглядов, отзывающих прямо стариной! — Адвокат передернулся от отвращения, — Imperitia pro culpa habetur. [100] Одним словом, вы понимаете… Мы будем доказывать, что вы ушли из жизни в одинадцатом году, они предъявят нам девятьсот пятнадцатый, и в чем-то, может быть, будут правы… Et tu n,as pas l,air de l,ignore [101] —промолвил он с ужасающей фамильярностью хлопнув полковника по плечу, и его короткий, дребезжащий смешок странно прозвучал в безмолвии петербургской окраины. — Ну, бросьте вы жечь меня взглядом! Я-то не делаю ничего, только вторю вашим мыслям, высказывая ваше же implicite [102] вашего же отношения к вашей несостоявшейся жизни. Фу, как вы обидчивы, полковник! И право, на что? Вы — мой клиент, я — ваш адвокат, все умрет между нами, слово honnete homme [103] ! Разве что та или иная мерзкая, маленькая подробность, маленькая деталь вылезет на Суде — ну да ведь мы и не упираем на то, что вы святы! Мера вины, ваше превосходительство, последствия поступков, подсказанных racio, требованиями духа, волнением, тайными движениями души — что в нашем случае еще гаже, — сложив пальцы щепоткой, он поднес их к лицу полковника, — вот что, несчастный вы упрямец, станет puntum puncti [104] разбирательства! Мы будем ссылаться — на ваше происхождение, сословие, среду, время, в конце концов, натуру — мы спросим Их, много ли Они сделали, чтобы исправить природу, но приговор выносят Они, и, значит, последнее слово не за нами! А, вот и дождь перестал! — Он зачерпнул из жилетного кармана часы, медленно поднял к небу одутловатое, бледное лицо, хранившее отпечаток чего-то неотмирного, чекан древнего как время величия и терпения. — Луна сейчас выйдет, — пробормотал он, прикрыв глаза, запрокинув голову к беззвездной выси. — «Мы созданы из вещества того же, что наши сны, и сном окружена вся наша маленькая жизнь..» — зашептал он, и, неожиданно открыв глаза, застенчиво посмотрел на полковника. — Я, знаете ли, немного поэт, как все мы. Что ж, к делу, ваше превосходительство! — Он сильно и нервно потер маленькие руки и отступил от полковника, жестом приглашая следовать за собой. — Что la raison d'etat [105] всегда ставился выше личности в ваших степях и равнинах, факт доказанный; и что политика — грязь — clair comme le soleil [106] , а война — c’est un incident soigneusement prepare, [107] но, безусловно, не для вас, не для офицера Генштаба, это мы понимаем и так. — Он ухватил полковника за рукав и зашагал рядом, оскальзываясь на расквашенной ливнем земле: — Правительства всегда кричат народам, что на них напали — c’est la guerre, [108] об обороне и патриотизме, алтарях и очагах, предпочитая sans yoir [109] ; ваше имело наглость объявить, что протягивает братскую руку помощи! Оно еще не раз будет протягивать братскую руку… Bien entendu [110] , будущие поколения, в частности, ваши братья славяне, не будут питать ни малейших иллюзий относительно вашей братской руки, но сейчас это к делу не относится. Сейчас вам нужны Турция, Персия, Афганистан, главное — Турция. Прежде великороссы зарились на Константинополь, теперь этого недовольно, вам нужны Дарданеллы и Босфор, поскольку ваше зерно не идет через балтийские порты. Вас побили японцы, на Востоке вы заперты. Выход для вас — Ближний Восток, поскольку вы больше не конкуренты ни немцам, ни странам, торгующим на европейских рынках. С Персией и Афганистаном, надеюсь, понятно? Да, вы договорились с Англией — не прежде, чем японцы потопили ваш флот, к чему, конечно же, Англия приложила руку. С Францией вы — союзники, au reste, [111] зависите от франка: Жоффр, как и Дюбайль, диктует вашему Генеральному штабу планы ваших вооруженных сил, зато Френч в отношении вас не брал никаких обязательств о действиях на материке, они любят присутствовать, это в их духе…Соображаете? Теперь и им приходится кое-что предпринять. Франция отказалась от Египта, Англия признала за ней Марокко, c’est un rien… [112] Япония, ваш новый союзник, тоже имеет виды на германские колонии, в будущем — на Китай, а пока усиливается на Тихом океане; у румын с Австро-Венгрией конвенция, c’est joli, [113] маленький народец смотрит, кто больше даст; Сербия и Черногория с вами, но болгары, помня Балканскую войну, переговариваются с Германией. C'est du dernier ridicule, yous comprener? [114] Бельгия, наконец, забыла про свой нейтралитет, Швейцария и Норвегия — нейтральны, и, разумеется, тоже переговариваются с Германией. Испания, Швейцария, Голландия, Дания — тоже соблюдают нейтралитет, торгуясь налево и направо, и наживаясь, как жиды!

100

незнание вменяется в вину, лат.

101

И Вы не можете этого не знать, фр.

102

(лат.) — собственно «запутанно», употребляется для обозначения того, что нечто само собой подразумевается включенным в другое.

103

порядочного человека, фр.

104

причиной причин, лат.

105

государственный интерес, фр.

106

ясно, как солнце, фр.

107

старательно подготовленная «неожиданность», фр.

108

война есть война, фр.

109

ставки в темную, фр.

110

разумеется, фр.

111

впрочем, фр.

112

это пустяк, фр.

113

это мило, фр.

114

это просто смешно, вы не находите? фр.

Comment dons! [115] Турки — с немцами. Вы проморочили Енвер-пашу, иначе как бы вы на него напали? Зато Италия — с вами. Вы им пообещали Далмацию, Триест, Триен. Германии исторически не везло с союзниками. Ну, что за армия у Австро-Венгрии: мадьяры, цыгане, итальянцы, артиллеристов нет!..Что вы молчите, ваше превосходительство? Вам что, не интересна картина мировой войны после вашей кончины? Действительно, все отходит вечности: декреты Конвента, лазареты Семилетней войны — отходит прежде, чем хоронят погибших, но вы — вы поражаете меня, полковник! Наблюдая многих моих клиентов, я вывел, что они испытывают прямо-таки феноменальный интерес к близко обозримому будущему, к такому, с позволения сказать, вздору, как результат реформ, судьба общины, fin de siecle [116] , причем, именно в свои жалкие последние минуты, когда им пристало б думать о вещах последних, о себе. Будь вы, ваше превосходительство, homo ludans, [117] безбожником, веселым и безответственным существом, мы толковали бы о наслаждениях, женщинах, искусстве, но вы — христианин, военный дворянского происхождения, хотя, как каждый русский, о грехе имеете понятие своеобразнейшеее!

115

Еще бы! фр.

116

конец света, фр.

117

человек играющий, лат.

— Что это? — спросил полковник.

Он остановился, нелепый, в парадной шинели на алой подкладке, с посеребренной головой, в нижнем белье и войлочных домашних туфлях. Луна вышла из-за рваного края тучи; в ее неотмирном разреженном свете, вдоль столбов тянулись покорно и понуро низкорослые лошади, влачившие подводы и телеги, доверху нагруженные узлами и утварью; кутались в одеяла старики и лица женщин бледно отсвечивали во мраке; неподалеку мужчины выталкивали автомобиль из канавы, пинками сгоняли овец, и вопли роженицы разносились так, словно обрело голос людское горе.

— Как это «что»? — переспросил адвокат, пропуская крестьянина со швейной машиной на плече. — Беженцы, изволите видеть. Люди бегут — от Балтийского моря до Карпат, от Буковины до Силистрии. Это театр военных действий, ваше превосходительство, — адвокат говорил без улыбки. — Верстах в десяти железнодорожный узел, в данный момент его бомбят, страдает, конечно, население. Ковно, Плоцк, Кельцы, Перемышль были досадным образом населены, что совершенно неуместно в данных обстоятельствах! Тут вы не тревожьтесь: Суду мы укажем, что люди бегут во все времена, не дожидаясь, пока их дома сожгут, добро разграбят, женщин изнасилуют! Etat dans l’etat, [118] инстинкт, мешающий задаться вопросом стоит ли вообще жизнь затрачиваемых на нее усилий, им незнаком Шопенгауэр… — Не договорив, он наподдал ногой овце и, морщась, повернулся к полковнику, — Cela ne vaut pas un pet de lapin…! [119] Слышите? — он повел папкой в направлении перелеска. — Наше место там, ваше превосходительство! Вы не забыли, что ночь коротка?

118

естественное состояние, фр.

119

Выеденного яйца не стоит! фр.

— Что-то происходит! — бормотал он быстро, приглушенно, помогая полковнику перейти канаву. — Вы бы быстрей, ваше превосходительство! Право, вам не понять чувств человека штатского — азарта, нетерпения, страха, не скрою, тайного восхищения приемами господ старших офицеров, словом, всего, что испытываешь перед крещением огнем! Где вам понять, ведь это ваше metier [120] — заглядывая полковнику в лицо, он приставал: — Вы помните ваш первый бой, ваше превосходительство? Можете мне сказать, почему при попадании пуля производит звук поцелуя? Почему лица мертвых так умиротворены, им хорошо? — Внезапно он остановился посреди прогалины. — Да вы посмотрите, сколько их! — воскликнул, он озираясь, — Они пали за родину. Bien! Почему государство, посылая молодых людей на смерть, всегда называет себя родиной? Писатель, который задаст сей риторический вопрос, еще не родился; не родился, который ответит. — Он вскинул глаза на полковника. — Это Восточная Пруссия, ваше превосходительство, Йоханнесбургские леса, ваша вторая армия прошла восточнее. Изложить диспозицию или угодно поглядеть? — Не дожидаясь ответа, адвокат зашагал вперед, нахлестывая папкой траву, как мальчишка. Полковник пошел за ним, придерживая шинель у горла. Лес полого спускался к дороге, запруженной грузовиками и солдатами; лунные отблески мерцали на ружейных стволах, высвечивали башню бронемашины; рассыпавшись, пехота углублялась в лес; за поворотом рявкали минометы, били пулеметные очереди. — Маневр, — сухо сказал адвокат, — можете оценить, ваше превосходительство.

120

профессия, фр.

Полковник всмотрелся. С дальней стороны леса, где шел обстрел, земля комьями взлетала к небу, осколки с шипением прошивали листву.

— Это высокая трагедия, ваше превосходительство! — одернув жилет, возвестил адвокат. — Мужайтесь: вашей Второй Армии больше нет. Отдельные группы пытаются прорвать цепи германской пехоты, поддерживаемой артиллерией. Из окружения им не выйти. Так называемый «самсоновский котел». В данный момент семнадцать пехотных полков храбро гибнут под Яблокеном, Орлау, в Коммузинском лесу из-за бездарности вашего командования и по причинам, о которых нам предстоит говорить, поскольку они худо-хорошо свидетельствуют в нашу защиту. Русские, впрочем, разобьют завтра две ландверные бригады у Гросс-Бессау и Мюлена, ландверную дивизию Гольца, Третью резервную под Гогенштейном, Сорок Первую — под Ваплицем, Тридцать Седьмую — под Лана, Орлау, Франкенау, и еще Вторую пехотную под Уздау, но это ничего не изменит ни в поражении, ни в ходе войны, ни в истории. Да-с. Оставшаяся без командиров, пробирающаяся наугад в позиционных узостях между лесами и озерами, ваша пехота и дивизионная конница попадут под заградительный огонь на дорогах. «Огненные клещи», так, кажется? Увы, они обречены. Тринадцатый, Пятнадцатый, Двадцатый корпусы — слишком высокая цена за то, что Ренненкампф дезориентировал Самсонова, а тот не послушался Жилинского! Самсонов оставил у себя в арьергарде Шестой корпус. C’est tout a fait a la Napoleon! [121] Вы, помнится, были близки одно время? Он застрелится. C’est noble! [122] Будь вы на его месте, вы, несомненно, поступили бы также, n’est-ce pas? [123]

121

Совсем по-наполеоновски! фр.

122

это благородно, фр.

123

не правда ли? фр.

— Какой же ты все-таки мерзавец! — раздельно сказал полковник.

— Я? — поразился адвокат. Оскорбленным жестом он поправил запонку на воротничке, заложил папку за спину, и, вздернув бородку, заходил перед полковником. — C’est par trop fort! [124] — неожиданно прокричал он в сторону леса. — Я ли завел вашу армию в западню и виноват в поражении! Вы ничего не понимаете, даром, что без пяти минут мертвы и подлежите Суду! Вы, сударь, вовсе ничего не поняли! Почем вам знать, возможно вы — виновник гибели тысяч людей не в меньшей степени, чем Самсонов? Что вы можете знать о конечности причины?

124

это уже слишком! фр.

Ударил разрыв. Пламя метнулось между стволами, слева от них медленно валилось дерево; у адвоката выбило папку из рук, он побежал в темноту, ловя разлетевшиеся бумаги. Затем вернулся к полковнику.

— Знайте меру, ваше превосходительство, знайте меру, — заговорил он, отдуваясь, и раскладывая бумаги в папке. — У меня тоже есть для вас несколько слов, которым вы не обрадуетесь! Вы — genie mangue, [125] и это обидно в высшей степени. Там, понимаете ли, ошиблись эпохой и страной, но вот упоминать это Им не стоит. Им тоже известно, что было бы, принадлежи вы другой культурной эпохе. Вы помните ваши идеи о затяжном характере войны? Позиционная война, эшелонированная оборона с возможностью оперативного маневра, тяжелой артиллерии, авиации. Mais oui [126] вы пошли дальше Шлиффена, не говоря о ваших «военных теоретиках», но как вы думаете, это хорошо для Суда? Страшно подумать, что было бы, будь вы честолюбец или человек свиты! Вы знаете, что ваше счастье в том, что вы не продвинулись по службе? — Кончив возиться с бумагами, он прямо взглянул в лицо полковнику. — Вижу, вы начинаете понимать, — сказал он. — Тогда примите и то, что ваш charge d’affaires, [127] я менее всего намерен отравить вам последние минуты. Полно! Поглядим лучше, что мы сумеем поставить в вину Им, или, по крайней мере, оправдаться временем, частным правом, раз уж другой эпохи у нас нет.

125

неудавшийся гений, фр.

126

ну да, верно, фр.

127

поверенный в делах, фр.

Он тяжело сел на поваленное дерево, разложил папку на коленях и пригласительно похлопал по стволу, не обращая внимания на пробегавших солдат.

— Итак, — сказал он. — У нас тот случай, когда causa aequat effectu. [128] Мы, как обычно, построим защиту на том, что виновны не вы один, а там, глядишь, добьемся, чтобы установили вину исключительно вашу: об оправдании речь мы не ведем. Бегло просмотрим доказательства, поглядим, что возможно возложить на ваше belle patrie. [129] Тут, ваше превосходительство, нам, как водится, будет, что сказать, и мы скажем: есть и бумаги, и люди, и свидетельства….. Да и как им не быть при таком, с позволения сказать, размахе вашего государя! Будем напирать на то, что вы — службист, верный присяге, тщились a bien merite de la patrie [130] , хотя, конечно, мысли, помыслы… О, вы не знаете этих святош, но нам осталось недолго!.. Ну-с, поглядим. А.Ф. Редигер, бывший начальник Канцелярии Военного министерства, а затем военный министр пишет в своих воспоминаниях: «Во все царствование Александра III военным министром был Ванновский, все это время в военном ведомстве царил страшный застой. Что это была вина самого ли государя или Ванновского, я не знаю, но последствия этого застоя были ужасны. Людей, неспособных и дряхлых, не увольняли, назначали по старшинству, способные люди не выдвигались, а двигаясь по линии, утрачивали интерес к службе, инициативу и энергию, а когда добирались до высших военных должностей, они уже мало чем отличались от окружающей массы посредственностей. Этой ужасной системой объясняется и ужасный состав начальствующих лиц как к концу царствования Александра III, так и во время японской войны.». Ваш государь, cet homme est fol, [131] у него на уме нерушимая чистота самодержавия, поддержка дворянству, русификация нерусских, вот, собственно, все. Никакого понятия о социальных, экономических и политических процессах дальнейшего развития государства. Реформы изволит называть «бессмысленными мечтаниями», гимназии сокращает и обращает в реальные училища, вот и великий князь говорит: «Это что-то невероятное и чудовищное». Витте — в отставку, Столыпина — в могилу, что ж, chacun ses ses facultes [132] , и при этом, заметим, странное сознание грядущего конца, конца кошмарного, тут вы мне поверьте! Вот, пока вы еще в должности, великий князь Николай Михайлович замечает: «Он всегда довольно мрачно смотрел на жизнь, настоящее положение России представляется ему роковым; он ожидает от ближайшего будущего чрезвычайных событий». Значение техники для армии не постигает, в разговоре с Куропаткиным по вопросам скорострельной стрельбы, замечает, что главное не техника, а человек, и указывает на абиссинцев, благо, народ для него chair au bonheur publie [133] Ну, разве такому бездарю может противостоять генерал Куропаткин со всеми его военными талантами?. Куропаткин — храбрец, но исполнитель, совершенно бессильный в области мнений, но ведь c’est l’opinion qui gouveme le monde [134] , и у вас нет иного выхода, как c’est avoir l’ esprit de son ^age! [135] Нам, выражаясь юридически, нужна causa fiendi, [136] вам ясно, ваше превосходительство? У нас на руках все казенные всеподданнейшие доклады; циркуляры о недопущении евреев в состав офицерского корпуса, ограничениях для поляков, эстонцев, шведов, армян; армией командуют бригадные генералы семидесяти лет, командиры бригад и полков, которым хорошо за шестьдесят; наконец, доклады Куропаткина о военных маневрах, в которых подтверждается, что «мы еще сильнее в обороне, но сознательное наступление нам не часто удается».

128

причина равна следствию, лат.

129

прекрасное отечество., фр.

130

заслужить благодарность отечества, фр.

131

это сумасшедший, фр.

132

каждому по способностям, фр.

133

мясо общественного благополучия, фр.

134

мир управляется мнениями, фр.

135

идти в ногу с веком, фр.

136

всеобщая причинная связь, лат.

Резюмируя, мы объясним, что там, где не удается сознательное наступление и спорят о значении пулеметов, миллионные жертвы от вашего отечества предрешены; тут нам придется избежать causa criminalis, [137] поскольку вы-то знали, во что споры о пулеметах выльются через каких-нибудь лет десять, и даже не изволили ошибиться в сроках….

— Известно без тебя! — сказал полковник. Сгорбившись, он смотрел себе под ноги. — Я не страшусь никакого Суда. Не знаю, страшиться ли мне ада, раз я не имею оправданий!

137

повода к обвинению, фр.

— Напротив, имеете, — живо возразил адвокат. — Из чего, впрочем, не следует, что будете оправданы непременно. Так вы интересуетесь адом? Что ж, это другая материя… Если достанет времени, я исключительно из уважения к вам расскажу о назначении ада. Casse-cou [138] , не правда ли? — дружески спросил он, когда снаряды стали ложиться ближе. — Боюсь, Ваше превосходительство, Вы не понимаете в полной мере, что происходит! Вы оставляете мир. Мое же дело показать Вам, каким Вы его оставляете, и что станется, когда вы оставите его! За это с Вас будут спрашивать, и устанавливать меру Вашей вины и ответственности. Не можете же вы не знать, в чем, собственно, виноваты? Мир втянут в войну, но вы-то человек не сторонний! Какой театр действий предпочитаете, какой фронт, какой год? Может быть, небольшое морское сражение — в сравнении со сражением у Доггер-Банки и действиями в Дарданеллах сущий пустяк? Пройдемте, ваше превосходительство!

138

хорошенькое местечко, фр.