Город Победы

– Меня не волнует, – подтвердил Хукка.

– Тогда и что с того, – подытожил Букка.

Они снова погрузились в молчание, разглядывая чудо внизу, пытаясь осознать его беспредельность, его красоту и его последствия.

– Мы должны пойти туда и представиться, – через некоторое время предложил Букка, – они должны знать, кто здесь главный.

– К чему спешить, – ответил Хукка, – я думаю, мы с тобой сейчас оба немного безумны, ведь мы находимся в центре великого безумия, и нам обоим нужна минута, чтобы переварить это и вернуть себе разум. А во-вторых… – фразу он не закончил.

– Что? – поторопил его Букка.

– Что во-вторых? – Во-вторых, – медленно проговорил Хукка, – нам нужно решить, кто из нас двоих станет первым царем, а кто займет второе место.

– Ну, – в голосе Букки звучала надежда, – я умнее.

– С этим можно поспорить, – ответил Хукка, – и тем не менее, я старше.

– И я симпатичнее.

– И с этим можно поспорить. Но я повторяю: я старше.

– Да, ты старый. Зато я более динамичный. – Динамичный совсем не значит царственный, – отозвался Хукка, – а вот я старше.

– Ты так говоришь, как будто это заповедь какая, мол, старшие идут первыми, – начал протестовать Букка. – Кто вообще это сказал? Где такое написано?

Хукка потянулся к рукояти своего меча.

– Вот здесь, – заявил он.

Птица перелетела солнечный диск. Сама земля сделала глубокий вдох. Боги – если они, конечно, существуют – бросили свои дела и обратились во внимание.

Букка пошел на попятный.

– Ладно-ладно, – поднял он руки в знак поражения, – ты мой старший брат, я тебя люблю, и ты будешь первым.

– Спасибо, – ответил Хукка, – я тебя тоже люблю.

– Но, – добавил Букка, – тогда следующее решение буду принимать я.

– Идет, – согласился Хукка, ныне царь Хукка, Хукка Райя I, – ты первый выберешь себе во дворце спальни.

– И наложниц, – торговался Букка.

– Да, конечно, – Хукка Райя I нетерпеливо взмахнул рукой, – наложниц тоже.

После очередной паузы Букка попытался высказать великую мысль.

– Что есть человек? – рассуждал он. – Я хочу сказать, что делает нас теми, кто мы есть? Может, мы все семена, а наши предки – овощи, если копнуть достаточно глубоко в прошлое? Или мы выросли из рыб, может, мы рыбы, которые научились дышать воздухом? А может, коровы, которые лишились вымени и пары ног? Я почему-то нахожу, что версия с овощами самая печальная. Не хочу вдруг узнать, что мой прапрадедушка был баклажаном или горошком.

– Но наши подданные все же родились из семян, – покачал головой Хукка, – а значит, овощи – самый вероятный вариант.

– У овощей все проще, – рассуждал Букка. – У тебя есть корни, и ты знаешь, где твое место. Ты растешь с определенной целью: размножиться и быть съеденным. Но у нас нет корней, и мы не хотим быть пищей. И как нам жить тогда? Что есть человеческая жизнь? Что значит хорошая жизнь и плохая? Кто они такие, эти тысячи, которых мы только что произвели на этот свет?

– Вопрос о начале начал, – мрачно произнес Хукка, – мы должны оставить богам. Единственный вопрос, на который нам нужно знать ответ: теперь, когда мы здесь, а они, выращенные нами люди, там внизу, как нам следует жить дальше?

– Будь мы философы, – отозвался Букка, – мы бы умели отвечать на такие вопросы философски. Но мы только бедные пастухи коров, неудавшиеся солдаты, которые вдруг внезапно вознеслись над собой, а значит, нам лучше просто пойти вниз и начать, а ответы мы найдем, только попав туда и разобравшись, как оно все устроено. Армия – это вопрос, а ответ на него – что армия должна сражаться. Корова – тоже вопрос, а ответ на него – что корову нужно доить. Там внизу – город, который возник из ниоткуда, и это самый большой вопрос, с которым мы когда-либо сталкивались. Но может, ответ на него – что город нужен для того, чтобы в нем жить.

– И еще – добавил Хукка, – мы должны как-то разобраться с этим до того, как сюда явятся наши братья и пойдут на нас войной.

И все же, точно завороженные, братья так и остались стоять на горе, не двигаясь, они наблюдали, как внизу новые люди копошатся на улицах нового города, и часто недоверчиво качали головами. Они словно боялись, что стоит им ступить на эти улицы, все это окажется какой-то странной галлюцинацией, а когда станет ясно, что все это время они находились во власти иллюзии, она развеется, и им придется вернуться к своей прежней никчемной жизни. Возможно, из-за собственного ошеломления они не заметили, что люди на улицах нового города и в прилегающем к нему военном лагере тоже ведут себя странно, словно находятся не в себе, не могут осознать свое внезапное существование и тот факт, что появились здесь из ниоткуда. Многие кричали и плакали, а некоторые даже валялись по земле и махали в воздухе ногами, как будто пытаясь пробить воздух и сказать кому-то: вот он я, я здесь, заберите меня отсюда! На рынке люди швыряли друг в друга овощами и фруктами, не то забавы ради, не то давая волю своей безотчетной ярости. Было понятно, что на самом деле они просто не могут выразить, что им на самом деле нужно – пища или кров, или чтобы кто-то объяснил им, как устроен мир, и они смогли бы почувствовать себя в нем в безопасности, чтобы этот кто-то своими вкрадчивыми словами даровал им счастливую иллюзию, будто бы они поняли то, чего на самом деле понять не в состоянии. Стычки в военном лагере, где в руках у новых людей было оружие, были более опасны, случались даже ранения.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда Хукка и Букка наконец стали спускаться со скалистой горы. Валуны причудливой формы, то и дело попадавшиеся им на пути, отбрасывали тени, и братьям казалось, что у этих камней человеческие лица и они внимательно разглядывают их через пустые глазницы, словно вопрошая: и что? неужто эти невпечатляющие субъекты дали жизнь целому городу? Хукка, который уже начал примерять царственные манеры – он натягивал их на себя, как проснувшийся утром в день рождения ребенок надевает оставленные родителями, пока он спал, в изножье кровати обновки, – предпочел не замечать глазеющие на них валуны, но Букка испугался, ведь эти совершенно не похожие на друзей камни могли в любой момент устроить обвал и навеки похоронить обоих братьев раньше, чем они вступят в свое блестящее будущее. Их новый город был со всех сторон окружен подобными каменистыми горами, не было их только на речных берегах, и все валуны на всех горах теперь казались гигантскими головами с недружелюбно насупленными лицами, готовыми вот-вот заговорить. Хотя они хранили молчание, Букка заметил:

– Мы окружены врагами, – пробормотал он про себя. – Если не научимся быстро защищаться, они обрушатся на нас и раскрошат на мелкие кусочки.

Вслух же он обратился к своему брату-царю с такими словами:

– Знаешь, чего у этого города сейчас нет, а оно нужно как можно скорее? Стены. Высокие толстые стены, достаточно крепкие, чтобы выдержать любую атаку.

Хукка согласно кивнул.

– Построй их, – распорядился он.

Затем они вошли в город и – только-только наступила ночь – оказались на заре времен, в эпицентре хаоса, являющегося естественной средой всех новых вселенных. К этому моменту многие их новые соплеменники уснули, сон застал их на улицах, у ворот дворца, в тени храма, везде, где только можно. В воздухе стоял едкий запах от грязной одежды сотен городских жителей. Те, кто не спал, напоминали лунатиков, пустые люди с пустыми глазами, они передвигались по улицам, точно автоматы, у прилавков с фруктами покупатели не глядели, что бросают себе в корзинки, а продавцы представления не имели, как называются фрукты, которые они продают; у прилавков с религиозной атрибутикой люди продавали и покупали стеклянные глаза, розовые и черные с белым ирисы, а также множество других безделиц, необходимых для ежедневных храмовых служений, не зная при этом, какое божество какие подношения предпочитает и почему. Стояла ночь, но даже в темноте лунатики продолжали продавать, покупать и слоняться по паутине улиц, эти остекленевшие существа выглядели даже более пугающе, чем вонючие сонливцы.

Новоиспеченный царь, Хукка, пришел в смятение от состояния своих подданных.

– Похоже, эта ведьма одарила нас царством недочеловеков, – кричал он. – У этих людей мозгов не больше, чем у коровы, вот только вымени у них нет, и молока они дать нам не смогут.

Букка, обладавший из них двоих самым развитым воображением, положил Хукке на плечо руку, желая успокоить.

– Не переживай, – увещевал он, – даже человеческим детям требуется какое-то время, чтобы вылезти из своих матерей и начать дышать воздухом. Когда они появляются на свет, то представления не имеют, что им следует делать, они просто ревут, смеются, писают, какают и ждут, что обо всем позаботятся их родители. Я думаю, все, что сейчас происходит, происходит потому, что наш город все еще рождается и все эти люди, в том числе и взрослые, пока дети, и нам остается только надеяться, что они быстро вырастут, ведь матерей, способных о них заботиться, у нас нет.

– Если ты прав, что, по-твоему, мы должны делать с этой недорожденной толпой? – поинтересовался Хукка.

– Надо ждать, – отвечал ему Букка, который не смог придумать ничего лучше. – Вот он, первый урок, который преподносит тебе твое недавно обретенное царствование: терпение. Мы должны позволить нашим новым гражданам – нашим подданным – стать настоящими, взрастить свою недавно обретенную самость. Знают ли они вообще, как их зовут? Или как появились на свете? Это проблема. Может, они быстро изменятся. Может, уже к утру станут мужчинами и женщинами, и мы сможем говорить с ними обо всем. Пока этого не произойдет, ничего нельзя сделать.