Тебе признаются в любви, а я щекочу гусиным пером твой кадык: «Смейся, великолепный, чтоб не подавиться тщеславием – адамовым яблоком».
Напоминают о трёх революциях, а я зову танцевать танго, дабы соединить Марсово поле со стихами-стихиями.
Заваливают тебя рыбёшкой, пахнущей парниковыми огурцами, а я кричу: «Ты же кит, мой родной!!! Кит – белый от странностей и долгого погружения в пучину страстей!»
Навязывают тебе облик святого, проворно пересчитывающего ключи перед входом в рай, а я – рыжая ведьма – соблазняю твои мосты, перекидывая их в неведомое; тормошу «Пять углов», добавляя к ним «десятое небо»; обнимаю пустыри, чтобы ты пророс там клёнами, полыхающими красным.
Зазывают тебя в вечный оптимизм, где мягкая зима и солнечное лето, а я подсовываю ломтик блокадного хлеба – выжженного снегами, политого слезами-дождями, окаменевшего на музейной
полке.
Смотрю в твои глаза и вижу в них собственное отражение.
Ты – моё Зеркало, а я – твоё Зазеркалье, и некуда нам деться друг от друга.
Остаётся лишь падать в любовь; шуршать осенними листьями; пить кофе или вино; отплясывать, не страшась непонимания; вбирать в себя Миры – параллельные и перпендикулярные, магические и просто сочинённые; связывать хвостами ветры; печалиться вместе с последним днём года и веселиться от его перевёртыша – числа 13; заходить под арку Главного штаба и видеть Аметистовый город; с шиком носить мостовые, крылья, браслеты, лиловые шарфы, малахитовые небеса, китовые фонтаны, искромётные мнения, обожаемые книги, рябых голубей и… стеклянный шарик – планету, на которой возмож- но всё.
Однажды мы проснёмся с тобой бессмертными и от этого донельзя любопытными и азартными; слышащими, как опадает лепесток сакуры и крадётся по крыше кошка; скользящими сквозь время и серебряную амальгаму; путающими великие достижения с пустяками; изобрётшими сачок для ловли солнечного ветра, чудных настроений и бабочек, похожих на нас прежних.
А может быть, мы уже проснулись?
Миры двойников
Сколько стёсано будет с нас бед и песчинок,Молчаливых закатов и в них кораблей,Неурочных религий, где старится инок,И опалово-белых святых лебедей.Мы как скалы с тобой: обсыхаем в отливыИ вонзаемся в шторм разъярённой иглой,Восхищая себя, что затмением живы,Что средь сонма Богов остаёмся собой.Обновляем морщины незваной пирушкой,На которой пьянеют от боли холста,Где цена всем страданьям – пятак и полушка,Где слагается подпись касаньем перста.И кричим откровеньем, впуская в провалыНеобъятных глазниц и прошедших вековДолгожданный рассвет – янтарём и кораллом,Позабавив проделкой миры двойников.
Донесёшь до сердца смысл судьбы гулящей
Донесёшь до сердца смысл судьбы гулящей,Облачишься в смокинг и цилиндр с пером,Чтоб тебе сказали: «Ты, брат, настоящий!Вяжешь правду-матку по грудям шнуром!»Ты ж в душе опасный, как окно в трактире,Где чумой окормят и вдогон – стихом,Где вещают громко о любви и мире,На карниз сгоняя с красным коньяком.Ты же призрак воли, что бредёт по крыше:От Петра и Павла до кривых «хрущоб».Как тебе живётся там, где мысли выше?Как тебе смеётся там, где крестят лоб?Город мой солёный, город мой везучий,Утонувший в вёснах и зигзагах гроз!С парапета прыгнешь, чтоб пройти по кручеИ поймать Венеру в синеве волос.Да акрилом марким «вбить» в асфальт провалы,Чтоб крылатых вестниц в небо запускать,Чтоб рассветы были ветрены и алы,Чтоб под ними страсти долго не искать.Город мой прожжённый, с болью тьмы на веке,Сударь разудалый с бешенством коней,Перевозчик мудрых из морей да в реки,Шут без колокольни и начётных дней.В яви я летаю, чтоб себе признаться,Что твой дерзкий джокер стал моим навек.Мы с тобой успели в партиях сыграться,Чтоб понять: неважно, кто оплатит чек.
Великолепный
Летает Ника. Бродят люди.Мираж над площадью дрожит.Катают яблоко на блюде.А кот в спокойствии лежит.Туристы ловят в Летнем тени,Стараясь «сделать» в селфи «вид».А рыжий кот, поддавшись лени,На Грибоедова лежит.Персей дробит в извечном звёзды,Чтобы играть
ночами бит.А кот, вмещая «рано – поздно»,В футляре флейтовом лежит.И что бы в мире ни звучало,И сколько б ни было «коррид», —На мостовых и у вокзаловВеликолепный кот лежит.
В зрачке канала
В зрачке канала – бюст упавшей башни,Затянутый корсетами веков.Как мало зёрен от недавней пашни,Как много в жизни крепких валунов!В зрачке канала – мост с прогибом плавнымИ горсть монет, подброшенных судьбой.Как мало тех, кто риск считает главным,Как много тех, кто видит жизнь рабой!В зрачке канала – чашка с шоколадомИ саксофон средь мыльных пузырей.Как мало тех, кто чувствует, как надо,Как много тех, кто знает, как быстрей!
Приходила спустя, уходила заранее
Я считала дома по их титлам и званьям,Тормозила трамвай и восторг шапито,Приходила спустя, уходила заранееИ меняла жакет на улыбку манто.Я листала сады, как любимые книги,И бродила впотьмах по абзацам аллей,Чтоб мешать в чашке кофе и тори и вигов,Наблюдая, кто к власти прорвётся скорей.Я меняла сюжет, позабыв о прохожих,И на них рисовала ушедшие дни…А внизу воробьи из-за нескольких крошекУвлечённо дрались, надрываясь: «Стяни!!!»
Мой голос колоколен
Мой голос колоколен. Слышишь? Слышишь?Он рвётся эхом с пожелтевших крон,Как будто молится Богам с покатой крыши,Желая дать – не выпросить – свой звон.Мой голос колоколен. Слышишь? Слышишь?В нём буря грёз и факел для борьбы,Огнём которых ты в творенье дышишь,Поймав за нить клубок своей судьбы.Мой голос колоколен. Слышишь? Слышишь!Он падает рассветом в тишь и гам,Чтоб, обогрев, поднять сердца повыше —Туда, где поклоняются мечтам.
Аметистовый город
Аметистовый город – убежище магов,Не признавших себя порожденьем рабов.В нём нет гимнов, гербов и развёрнутых флагов,Перебитых колен и тщеславных Богов.Его сердце гремит синесливой жеодой,Принимая волшбу как единый закон.Сколько в нём невозвратных, таинственных входов!Сколько силы, поставленной жизнью на кон!В нём творится любовь без конца и началаИ сплетаются в звуке просторы стихий.Как меняет всё мысль – от каморки до зала,От пути ведьмака до триумфа мессий!Аметистовый город ворот не имеет,Словно создан из пепла и грёз простаком,Но познать его душу не каждый посмеет —Только тот, кто готов стать кристаллом-ростком.
Зазеркалье
По крышам, изломанным шахматным сгибом,По острым «конькам», разделяющим город,Шла женщина-кошка: чуть – ведьма, чуть – с нимбом,А следом – синь шарфа на сомкнутый ворот.И тень – рыжей кошкой – пружинила спину,Смотря её сердцем на спящие лица,Вела лишь немногих сквозь чары в долину,Где всё «невозможное» видится, снится.А в городе шпили пронзали туманы,Нависшие серым, чуть изжелта, брюхом.И кто-то от скуки писал в них романыБездушно, застенно, безветренно, сухо.Но кошка однажды раскроет завесу,И мир разомкнётся на тысячи далей:На светлые взгляды и сотканность леса,На шум колеса и огонь Зазеркалий.
