Город праха
Шрифт:
— Буклет о том, как рассказать родителям о себе то, что им будет непросто осознать и принять. Там есть варианты формулировок, их можно изменить по ситуации — или воспользоваться общими рекомендациями.
— Люк! — воскликнула Клэри с возмущением. Предположение, что Саймону могут помочь идеи из буклета, казалось просто смехотворным.
Взвизгнув тормозами, машина остановилась перед домом. Слева блестела темным серебром Ист-Ривер, смеркалось, и дом окружали неясные тени. Одна из них — самая темная — скорчилась на крыльце. Люк сощурился. В своей волчьей форме он обладал превосходным зрением, но как человек
— Это Саймон, — сказала Клэри, узнав знакомый силуэт. — Я пойду поговорю с ним.
— Хорошо. Мне как раз надо еще кое-куда заехать.
— Куда?
— За едой. Через полчаса вернусь. Только идите в дом и запритесь.
Клэри проводила взглядом отъезжающий пикап и пошла к дому. Сердце колотилось. С той ночи она несколько раз говорила с Саймоном по телефону, но еще ни разу его не видела.
После превращения они привели Саймона — грязного, окровавленного, ничего не соображающего — к Люку, чтобы вымыть и переодеть, прежде чем везти домой. Сначала Клэри хотела идти с ним в Институт, но это было невозможно: Саймон больше никогда не войдет ни в церковь, ни в синагогу. Потом, сидя на заднем сиденье пикапа, она смотрела, как Саймон шел к своему дому — сгорбившись, будто ему в лицо дул сильный ветер. На крыльце автоматически зажегся свет, и Саймон шарахнулся назад, потому что принял его за солнечный. Клэри беззвучно заплакала. Джейс хотел взять ее за руку, но она отшатнулась. Она больше никогда не прикоснется к Джейсу. Это будет ей наказанием — расплатой за то, что она сделала с Саймоном.
Сейчас слезы подступили опять. Клэри шла к крыльцу, глотая ком в горле, и приказывала себе не плакать — будет только хуже.
Саймон сидел в самом темном углу крыльца. Клэри заметила, что глаза у него поблескивают в темноте, но не могла вспомнить, было ли такое раньше.
— Привет, Саймон.
Он поднялся на ноги одним грациозным движением, и у Клэри мурашки побежали по коже. Чем Саймон никогда не отличался, так это грацией. В нем что-то неуловимо изменилось, что-то стало совсем другим…
— Прости, если я напугал тебя, — произнес Саймон сдержанным, почти чужим тоном.
— Нет-нет, ничего… просто… Ты давно здесь?
— Не очень. Я ведь теперь могу выходить на улицу только после заката. Вчера вот случайно высунул за окно руку, и пальцы чуть не обуглились. Хорошо, что на мне теперь все быстро заживает.
Клэри нашарила в кармане ключ и открыла дверь.
— Заходи, — сказала она. — Люк велел сидеть дома.
— Правильно, — сказал Саймон, проходя мимо нее. — Чудовища охотятся в темноте.
В гостиной горел теплый желтый свет. Клэри захлопнула дверь и закрыла ее на щеколду. У входа на вешалке все еще висел синий плащ Изабель. Клэри хотела сдать его в химчистку, чтобы вывести пятна крови, но не успела. Несколько секунд она смотрела на плащ, собираясь с силами, и наконец повернулась к Саймону.
Он стоял посреди гостиной, неловко засунув руки в карманы куртки. На нем были джинсы и видавшая виды отцовская футболка с надписью «Я люблю Нью-Йорк». Все это выглядело очень знакомым, однако Саймон отчего-то казался совсем чужим.
— Очки! — догадалась наконец Клэри. — Ты без очков!
— Ты когда-нибудь видела вампира в очках?
— Нет…
— Очки мне больше не нужны — прекрасное зрение входит в комплект.
Саймон опустился
на диван, и Клэри села рядом, стараясь все-таки держаться на некотором расстоянии. Она обратила внимание, что кожа у него побелела и стали видны голубые прожилки вен. Глаза теперь казались огромными и темными в обрамлении густых черных ресниц.— Конечно, приходится надевать очки дома, чтобы не пугать маму, — продолжал Саймон. — Надо будет сказать ей, что я перешел на контактные линзы.
— Надо будет сказать ей. Точка. — Клэри старалась, чтобы голос звучал как можно уверенней. — Ты не можешь удержать это от нее в тайне.
— Я могу попробовать. — Саймон взъерошил волосы и сказал скривив рот: — Клэри, что мне делать? Я не выходил из дома два дня, прикидывался, что у меня грипп, но как долго… Мама приносит мне еду, ее приходится выбрасывать за окошко. Рано или поздно мне вызовут врача, и что тогда? У меня не бьется сердце. Врач сообщит маме, что я умер.
— И напишет диссертацию о медицинском чуде, — пошутила Клэри.
— Не смешно.
— Прости…
— Я все время думаю о крови. И днем, и ночью. Она мне даже снится. Скоро я начну писать о ней жуткие эмостишки.
— Магнус дал тебе несколько бутылок. Они еще не закончились?
— Осталось три штуки, держу их в мини-холодильнике. — Голос Саймона звучал напряженно. — А что потом?
— Добудем еще, — заверила его Клэри, хотя твердый тон дался ей с трудом. Конечно, всегда можно достать баранью кровь в лавке, которую нашел Магнус, но сама мысль об этом вызывала тошноту. — Слушай, Люк считает, что ты должен открыться родителям. Все равно не получится бесконечно скрывать от них правду.
— Это мы еще посмотрим, — отрезал Саймон.
— Люк живет нормальной жизнью! — воскликнула Клэри в отчаянии. — И ты сможешь!
— А ты сама хочешь встречаться с вампиром? — спросил Саймон с горькой усмешкой. — Представляю романтический пикник на природе: ты пьешь свежевыжатый сок апельсина, я — свежевыжатую кровь девственницы.
— Считай, что это просто физический недостаток. Тебе надо научиться с ним жить. Человек ко всему привыкает!
— Я уже не человек.
— Для меня ты человек, — сказала Клэри. — Да и вообще, прелесть принадлежности к человечеству сильно преувеличена.
— Ладно, зато Джейс больше не будет называть меня примитивным… — Саймон посмотрел на буклет, который Клэри сжимала в руке: — Что это у тебя?
— Листовка с советами «Как открыться родителям».
— Что-то случилось? Ты что-то хочешь мне рассказать?
— Нет, я принесла буклет для тебя.
— Я не намерен открываться маме, — отрезал Саймон. — Она и так думает, что я гей, потому что не увлекаюсь спортом и до сих пор не обзавелся девушкой. Ну… в смысле, про мои отношения с девушками ей ничего не известно.
— Ты должен рассказать ей, что ты вампир. Люк предлагает использовать приемы из этого буклета, заменив некоторые ключевые слова. Ну то есть заменить словом «нежить» слово…
— Да понял я, понял, — сказал Саймон, открывая буклет. — Давай попробуем. — Он откашлялся и начал читать: — Мама, я хочу тебе кое в чем признаться. Дело в том, что я нежить. Да, я знаю, у тебя наверняка много предрассудков по поводу нежити. Я понимаю, что ты огорчишься. Но я по-прежнему такой же человек. Ну то есть уже не человек, но…