Город призраков

— Она была так же дурна, как и ее дочь? — не выдержал я, вспомнив как Модест отзывался о Белке.

Модест пристально на меня посмотрел.

— Именно, — подчеркнуто ответил он. — И я продолжаю считать, что никакая внешняя красота не способна заменить душевную. И никакое внешнее обаяние не способно прикрыть душевную червоточину. Она была такая же взбалмошная, легкомысленная, как и ее дочь. Она плохо училась, хотя, спешу заметить, была неглупа. Но, как зачастую бывает, внешне красивые люди ленивы, поскольку всегда могут рассчитывать на других. Вот Вера и пользовалась и Угрюмым, и адвокатом. В своих целях. И довольно успешно закончила школу. Хотя все это время вела недостойный образ жизни. Вы знаете, на мой взгляд, именно она и искалечила жизнь Угрюмому. Он был очень способным мальчиком… Нет, не побоюсь этого слова, он был очень талантливым. Он вполне мог закончить университет и стать почтенным гражданином нашего города. Вы знаете… Мне даже кажется, что адвокату повезло, что Вера выбрала не его.

— Ну, о везении адвоката еще стоит поспорить.

— Неудачная ирония, — строго заметил Модест. — Его убийство никоем образом не связано с этой историей. И я повторюсь, ему действительно повезло, что он не связал жизнь с этой женщиной. Как видите, он не сломался, став блестящим юристом, и нашел свое счастье с Ларисой Андреевной. А Угрюмый… Это именно Вера заставила его уехать в столицу. Видите ли ей здесь было скучно! Ее тянула другая жизнь, полная блестящей мишуры. Которая закончилась довольно трагично. Если бы они не уехали… Видимо, несмотря на то, что она выбрала Угрюмого, она не сделала его счастливым. Напротив. Ее поведение в столице наверняка не осчастливило парня.

— Он, насколько я знаю, поступил в институт? — вежливо спросил Вано. В отличие от меня он на удивление держался чересчур тактично. Неужели на него и в самом деле так благотворно подействовала лекция Модеста?

— Да, он поступил в институт. Но недолго там проучился.

— А вы не знаете в какой?

Модест пожал плечами.

— На удивление — нет. Он об этом не говорил, да никто и не интересовался. Какое это имеет значение, если человек его не закончил?

— Но все же… Вы как их классный руководитель, можете хотя бы предположить, к чему у него были особенные наклонности?

Модест наморщил лоб, словно вспоминая.

— Круг его интересов был довольно обширен. Хотя… Хотя он обожал биологию. Даже проводил всяческие опыты на лягушках. Мне это было не совсем по вкусу. И я не раз замечал, что опыты на живых существах — не очень-то благородное дело.

— Скажите, Модест Демьянович, вы случайно не знаете, был ли адвокат на свадьбе у Угрюмого?

Модест улыбнулся.

— Вы слишком от меня много хотите, молодые люди. Моя память не совершенна. Да и откуда мне было знать?

— Но во всяком случае это было возможно?

— Адвокат тогда частенько навещал столицу. Он учился здесь. Но ездил туда за нужными книгами, журналами. Да… Насколько я помню, один раз он упомянул, что встретил там Угрюмого. Но больше… Увы, я ничего не могу сообщить.

— Вы знали, что в последние годы адвокат болел раком?

Модест вздрогнул от неожиданности. И его руки по инерции стали перелистывать школьный журнал.

— Так знали или нет?

Он поднял на нас спокойный взгляд. И тихо ответил.

— Откуда мне было знать о таких сугубо личных вещах? Даже если это так и было, об этом бы никто не сказал. У нас соблюдается врачебная тайна. И я не понимаю, почему вы предположили такую нелепость.

— Это не такая уж нелепость, — возразил Вано. — Профессор Заманский — знаток в этом деле. Он не мог ошибиться.

Модест Демьянович поднялся с места. И посмотрел на часы.

— Увы, молодые люди, больше ничем помочь не могу. Я уже и так опаздываю на урок. А это не в моих правилах. Если учителя имеют привычку опаздывать, какой пример они покажут детям. Ошибки в нашем деле исключаются, они очень дорого стоят.

Мы поднялись вслед за ним.

— Модест Демьянович, последний вопрос. Так, ради любопытства. А что, Сенечка Горелов — жених Полины?

Модеста этот вопрос устроил. И он потеплел взглядом. Все-таки даю голову на отсечение, что он обожал сплетни.

— А что тут удивительного. Прекрасная пара! Мэр обожает своего будущего зятя.

— А его жена… Она не против их союза?

Модест непонимающе захлопал ресницами.

— А по какой причине она должна быть против? Сеня Горелов подает большие надежды. И я, пожалуй, не ошибусь, если скажу, что вскоре его имя будут знать за пределами Жемчужного. Он прекрасный литератор. Кстати тоже мой ученик! Впрочем, я могу гордиться всеми своими учениками, правда, за редким исключением. Вы понимаете, о ком я говорю. И тем не менее, все мои ученики вырастают настоящими гражданами общества. Достойными своих предков! Кстати, мэр города — тоже мой воспитанник. И с ним вы тоже можете побеседовать. Он умный человек.

— Мы так и сделаем, — я кивнул на прощание Модесту.

И он, приветливо откланявшись, удалился.

Нам ничего не оставалось, как удалиться вслед за ним. И надо сказать, нас это обрадовало. Мы с Вано не любили больниц. И их стерильных правил.

На свежем воздухе, показавшимся особенно свежим после школьного разговора. Вано тут же принялся взахлеб рассказывать, что лекция и впрямь произвела на него особенное впечатление. Учитывая что лекций он на дух не переносит, эта… Не только он, но и все ученики Модеста слушали его, затаив дыхание. Столько изящества, мастерства. И ненавязчивых моральных нравоучений. Не удивительно, заметил Вано, что в Жемчужном царит дух высокой нравственности. О котором давно уже позабыли в больших городах.

Я смотрел на своего товарища и удивлялся. Не хватало, чтобы он заразился этим сомнительным духом. И не иначе как продолжил бы свой жизненный путь в духовной семинарии. Поэтому, чтобы окончательно не потерять друга, я тут же поспешил опустить его на землю. И не с меньшим воодушевлением рассказал о высоконравственной встрече жены мэра и местного журналиста. Не забыв красочно описать реакцию на это дочери мэра Полины.

Мне удалось спасти друга от духовной семинарии. Он смотрел на меня, вытаращив глаза и причмокивая языком.

— Ай да люди!

— Люди, как люди, — пожал я плечами. — И это не удивительно. В белых стенах можно услышать все что угодно. И даже проникнуться этим. Но когда вырываешься из этой стерильности, хочется побольше жизни.

Вано полностью опустился на землю. Ему вообще было несвойственно долго парить над землей, он был слишком тяжел для полета. И поэтому он, почесав лысый затылок, прогудел.

— А от Модеста мы так практически ничего и не узнали. Во всяком случае того, что хотели.

— А мы хотели отвести подозрения от Угрюмого, — продолжил я за Вано — Но почему-то получается все наоборот. Он был связан с адвокатом. И имел все причины его придушить.

— И все же, почему никто не хочет говорить о болезни адвоката?

— Во всяком случае, может быть, мэр окажется более разговорчивым на эту тему. Модест не зря посоветовал нам сходить к нему.

Уже через минут десять мы были возле здания мэрии, построенном безо всяких излишеств, в форме четырехугольного куба серого цвета. Тем самым мэр, наверное, хотел подчеркнуть свою близость к народу.