Город пустых. Побег из Дома странных детей

От толчеи и шума у меня закружилась голова. Я прикрыл глаза и позволил Эмме тащить меня за собой по улице. Свободной рукой я нащупывал в кармане прохладный прямоугольник телефона. Каким-то необъяснимым образом прикосновение к его гладкому стеклу меня успокаивало. Мой телефон был бесполезной реликвией из будущего, и все же этот предмет продолжал излучать какую-то энергию, длинной тонкой нитью соединяя этот непонятный мир с тем, частью которого я некогда являлся. Всякий раз, когда я к нему прикасался, телефон сообщал мне: Ты здесь, и все это реально, тебе это не снится, и ты остаешься самим собой.Благодаря этому напоминанию все вокруг немного замедляло свое стремительное вращение.

Енох провел годы своего становления в Лондоне и утверждал, что до сих пор знает его улицы. Поэтому мы позволили ему нас вести. Мы старались выбирать боковые улочки и глухие переулки, отчего город поначалу выглядел как лабиринт серых стен и сточных канав. Его величие обрушивалось на нас лишь тогда, когда мы бегом пересекали широкие бульвары, поспешно ныряя в спасительные тени. Мы превратили это в игру, с хохотом гоняясь друг за другом по узким улочкам. Гораций сделал вид, что споткнулся о бордюр, ловко подпрыгнул и поклонился, как танцор, взмахнув цилиндром. Мы хохотали, как сумасшедшие. От осознания того, что нам удалось проделать такой путь и добраться до Лондона, переплыв море, миновав лес, прокравшись мимо кровожадных пустот и эскадронов смерти, высланных против нас тварями, — у всех шла кругом голова.

Нас отделяло от вокзала уже приличное расстояние, когда мы наконец остановились в каком-то переулке возле мусорных баков, чтобы перевести дух. Бронвин поставила чемодан на землю и извлекла из него мисс Сапсан, которая, покачиваясь, как пьяная, принялась вышагивать по булыжникам мостовой. Гораций и Миллард дружно расхохотались.

— Что смешного? — возмутилась Бронвин. — Разве мисс С. виновата, что у нее закружилась голова?

Гораций картинно взмахнул руками.

— Добро пожаловать в прекрасный Лондон, — пропел он. — Енох, он гораздо величественнее, чем ты нам рассказывал. О, как ты нам о нем рассказывал! Семьдесят пять лет подряд: Лондон, Лондон, Лондон! Лучший город на земле!

Миллард приподнял крышку бака.

— Лондон! Лучшего мусора вам не сыскать!

Гораций приподнял шляпу.

— Лондон! Тут даже крысы ходят в цилиндрах!

— О, в такиеподробности я точно не вдавался, — запротестовал Енох.

— Вдавался! — заявила Оливия. — Ты говорил: фи, в Лондонетак не делают. Или: в Лондоне еда намногоизысканнее!

— Но мы приехали сюда не на экскурсию, — принялся защищаться Енох. — Или вы предпочли бы прогуливаться по главным улицам, где нас могли бы засечь твари?

Гораций его как будто не слышал:

— Лондон, где каждый день праздник… для мусорщиков!

Он расхохотался, и его смех оказался таким заразительным, что скоро почти все, включая Еноха, смеялись, сложившись пополам.

— Пожалуй, я действительно его приукрашивал… чуть-чуть, — признал Енох.

— А я нисколечко не нахожу Лондон забавным, — вдруг нахмурилась Оливия. — Он грязный и вонючий, и в нем полно жестоких нехороших людей, которые заставляют детей плакать. Я его ненавижу! — Она сморщилась и добавила: — И я ужасно голодна, — что рассмешило нас еще больше.

— Эти люди на станции действительно были нехорошими, — кивнул Миллард. — Но они получили по заслугам! Я никогда не забуду, какое лицо было у того типа, когда Бронвин запихнула его в телефонную будку.

— Или ту жуткую женщину, когда ее укусила за задницу пчела! — поддержал его Енох. — Я готов заплатить, лишь бы еще раз полюбоваться этой картиной.

Я покосился на Хью, ожидая, что он подключится к этой игре, но он стоял, отвернувшись от нас, и его плечи вздрагивали.

— Хью? — окликнул его я. — Ты в порядке?

Он отошел еще дальше.

— Кому какое дело? — пробормотал он. — Не стоит волноваться за старину Хью. Он здесь только для того, чтобы спасать ваши задницы, не получая взамен даже слов благодарности!

Пристыженные, мы поспешили поблагодарить его и попросить у него прощения.

— Прости, Хью.

— Еще раз спасибо, Хью.

— Хью, ты наш спаситель.

Он обернулся к нам.

— Понимаете, они были моими друзьями.

— Но мы по-прежнему твои друзья, — возразила Оливия.

— Я не о вас,а о своих пчелах! Они могут ужалить только один раз, а затем все, темнота и большой улей на Небесах. А теперь у меня остался только Генри, но он не может летать, потому что у него не хватает одного крыла.

Он вытянул вперед руку и разжал ладонь. Мы увидели Генри, который махал нам своим единственным крылом.

— Ну, давай, дружище, — прошептал ему Хью. — Пора домой.

Он высунул язык, посадил на него пчелу и закрыл рот.

Енох похлопал его по плечу.

— Я бы их для тебя оживил, но не уверен, что это сработает с такими маленькими существами.

— Все равно спасибо, — произнес Хью, после чего откашлялся и резко вытер щеки, как будто досадуя на слезы за то, что они его выдали.

— Мы найдем тебе пчел, как только приведем в порядок мисс С., — пообещала ему Бронвин.

— Кстати, — обернулся к Эмме Енох, — тебе удалось дозвониться хоть до одной имбрины?

— Увы, — покачала головой Эмма и, ссутулившись, села на перевернутый бак. — Я так надеялась, что нам хоть тут улыбнется удача. Но нет, к телефону так никто и не подошел.

— В таком случае, похоже, пес был прав, — произнес Гораций. — Великие петли Лондона не устояли перед натиском врага. Он мрачно склонил голову. — Случилось худшее. Всех наших имбрин похитили.

Мы все понурились, куда и девалась наша смешливость.

— В таком случае, — подал голос Енох, — пусть Миллард нам расскажет о петлях наказаний. Если имбрины действительно там, нам придется провести спасательную операцию.

— Нет, — произнес Миллард, — нет, нет, нет.

— Что значит «нет»? — спросила Эмма.

Из горла Милларда вырвался странный сдавленный звук, и он начал часто и хрипло дышать.

— Это значит… мы не можем…

Казалось, он пытается что-то произнести, но ему это не удается.

— Что с ним? — насторожилась Бронвин. — Милл, что случилось?

— Ты лучше сразу нам объясни, что ты имел в виду, когда говорил «нет», — угрожающе произнесла Эмма.