Город сестёр

Он в девяносто шестом с Вероникой на этой почве разошёлся. Бабы любят настаивать на своих глупостях. Хорошо, хоть детей не завели. Впрочем, что Господь не делает - всё к лучшему. Зато он встретил Лариску...

Сердце защемило от нахлынувшей тоски. Лучше не вспоминать.

Пашка стоял на крыльце и спокойно смотрел на двух мужиков, у которых на рожах аршинными буквами было написано - уроды.

Насчёт того, что они чем-то навредят, Дугин не беспокоился. Ударить знахарский по мозгам двоим, он сможет легко. Но само присутствие двух наглых и самоуверенных самцов, несколько раздражало.

Первый скомандовал.

– Ну, так иди, найди её.

Дугин продолжал спокойно стоять, контролируя ситуацию.

– Ты что, глухой или тупой. Иди, поищи Бабку.

Пашка снизошёл до пояснения.

– У меня есть приказ оставаться тут.

Второй спросил.

– Может накатить ему?

Первый подумал-подумал.

– Нет. Не надо. Подождём.

И уже Пашке.

– Чё, так и будем на улице стоять?

Пашка сделал пару шагов назад, вглубь дома.

– Заходите.

Внутри указал на кресла.

– Садитесь.

Сам уселся на диван и продолжил затягивать на бедре стропы кобур.

– Хорошие стволы, - указал на апээсы первый.

Скорый слегка пожал плечами, дёрнул бровью. Не демонстрируя желания поддерживать разговор.

Из дверей душа высунула голову Беда.

– Дядя Па... ой... Скорый, достань мне полотенце из моего рюкзака.

Пашка отошёл в угол, к сваленным кучей баулам и нашёл Марие полотенце.

Когда передал ей найденное в приоткрытую дверь, Мария обняла его за шею, прижалась голышом и прошептала в ухо.

– Эти люди всё врут. А дальше ещё сильнее врать будут.

Чмокнула его в щёку, как бы в благодарность за полотенце и, мелькнув голой спиной и тем, что ниже, скрылась в душевой.

Пашка вернулся на диванчик, контролировать ситуацию дальше.

Первый опять подал голос.

– Ты смотри какая. Рыженькая... Твоя тёлка?

Пашка посмотрел на него так, будто тот пукнул и ничего не сказал.

Хлопнула калитка. Затопали шаги по крыльцу. В гостиную вошла Бабка. Посмотрела удивлённо на гостей, спросила у Павла.

– А это кто?

– Это к тебе.

Пашка слегка напрягся. Сейчас начнётся.

– Привет Бабка.

– Ну, привет, внучок.

– С тобой Гвоздь хочет поговорить.

– Хорошо, пусть говорит. А вы тут причём.

– Он приказал тебя проводить к нему.

Всё стало ясно. И Пашка спросил у Бабки.

– Шеф, они тебе не нужны?

– А на кой они мне? Если Гвоздю надо он сам бы пришёл. Дорогу знает.

– Так я что? Я могу с ними поработать?

– Да ради Бога. Работай на здоровье. А я пойду, помоюсь. У нас с тобой ещё дела в городе.

И Пашка шарахнул засранцам по мозгам.

Пока женщины полоскались в душевой, Скорый обработал одного мужика, того, который понаглее, добавил ему состояния покорности, и начал задавать вопросы.

Выяснилось, что никакого отношения к Гвоздю ребята не имеют. План был прост, заманить бабку в пригород, взять в заложники, и отжать за неё у бригады тысячу, а может и две, "черных".

Действовала эта сладкая парочка не одна. Три их подельника сидели в квартале от дома Фукса, в какой-то забегаловке. Получив подробное описание, Пашка отправился пригласить в гости остальных. Действительно, в небольшой столовке, в конце улицы сидела троица друзей, рожи которых соответствовали словесным портретам - два чернявеньких и один толстогубый губошлёп. Даже странно, что такие губы и не у негра.

Пашка подошел к столику, треснул всем по мозгам и приказал идти за ним. Те покорно поднялись и гуськом пошли за Скорым, как привязанные.

Собрав всю команду, Пашка начал допрашивать губошлёпа, потому, что все указывали на него как на инициатора акции.

Из дальней комнаты вышла уже одетая Бабка.

– А это ещё кто?

– А это вся команда рэкетиров в сборе. Хотели тебя похитить и потом потребовать выкуп. Киднеппинг, во всей красе.

Бабка подошла к зеркалу на стене, поправила ремень, пошевелила на бедре кобуру, спросила.

– Ну как я?

– Вполне аппетитно.

– Я серьёзно...

– Я серьёзно шеф. Очень впечатляюще выглядишь. Я продолжу?

– Валяй. Я послушаю.

И Павел начал выяснять, не стоят ли за этой группой ещё какие-нибудь силы.

Знаете, оказалось - нет. Чистая районная самодеятельность.

– Ну. И куда ты их, теперь?

– У нас тут есть какая-то кладовка, сарайчик, погребок? Ну, что-то в этом роде. Их надо куда-то складировать. Мы ведь сейчас уйдём?

– Да, Скорый, нам надо идти. Сложи их пока в моей комнате.

Из второй комнаты вышла Мария. В чистенькой формочке, в бейсболке защитного цвета в которую Беда попыталась спрятать свою шевелюру. Ничего конечно не вышло и пряди рыжины торчали со всех сторон.

Бабка подошла к девушке, просунула её волосы в прореху на затылке, и получился огненный хвост.

Пашка попросил.

– Девчонки, помогите стаскать этот хлам в комнату.

И они втроём, за руки за ноги, чтобы не собирать дорожки, стаскали пятёрых неудачников в Бабкино купе. Свалили их прямо не пол, как попало. Раскладывать было некогда, и отправились в мэрию, закрыв и комнату, и домик на замки.

Уже в воротах Бабка спросила.

– А они там мне на пол не насерут, случаем?

– Не должны. Я четырёх внешников в автобусе так же вёз. Ничего... Не обделались. А кстати, где это у нас Ванесса? Она не сбежит случайно?

Бабка отмахнулась.

– Некуда ей бежать. Да и куда она побежит от Анечки?

– А... Анечка тут причём?

– Она Анькина крёстная мать. Любит её, как родную. И Анька, как ни странно, её вспомнила. Мы же сначала все думали, что Ванка погибла. Потом только узнали...

В Улье к жизни и смерти люди относятся проще, чем на земле. Если "плохие" начинали прессинговать "хороших", то "хорошие" убивали "плохих". Всё по-простому, без всяких лишних душевных терзаний. Вторую щеку тут никто никому подставлять не собирался. Тот, кто поступал иначе - умирал. Иногда, умирал в муках.

В результате таких противостояний погибали и те, и те, и иногда было трудно отличить добро от зла.

Казалось бы - консолидируйся народ, приди к понимаю, что сотрудничество всегда продуктивней, чем конфронтация, и жизнь стала бы легче и безопасней.