Город ящеров

Снега уже давно не было, но весна по-прежнему удивляла ненормально низкой температурой. Я вдохнула вечерний запах. Сумерки медленно сползли на распускающийся сад, на подъездные дорожки. В воздухе витал аромат свежести — настоящей, лесной. Ещё бы, вокруг столько деревьев!

Я остановилась на ступенях, в который раз сравнивая себя с собакой. Жду, жду, желая вылизать тапочки хозяина. А вот и он, мой повелитель, — дверь открывается.

Улыбка появилась… и так же быстро растаяла. Руанн вышел из машины не один, вслед за ним — молодой мужчина лет двадцати пяти: земной, высокий и смазливый. Видимо, нахальный, хоть и пытался это скрыть в присутствии Руанна.

— Проходите, Шштило, — скомандовал Руанн, вальяжно направляясь к дому. Паренёк, заставляя себя не пялиться по сторонам, последовал за судьёй.

Оба приблизились ко мне. Приветливый свет из дома причудливо разрисовал мою кожу: на одной щеке я чувствовала тепло от жарких ламп, на другой — уличный холод.

Мне стало стыдно — за отсутствие красивой одежды, за неуложенные волосы, простенькую обувь.

— Шштило, познакомься с моей привлечённой, Венилакриме. Венилакриме, это Шшштило Лукачев, он, — Руанн бросил на меня испытующий взгляд, — главный работорговец Гнезда, недавно взошшшёл на пост после смерти отца.

Тот, кого назвали Штило, вежливо кивнул.

— Это честь для меня…

Руанн задумчиво воззрился на гостя. Улыбнулся и лишь тогда посмотрел на меня. Наверное, моё лицо побелело. А может, всё дело в нервно сгибаемых-разгибаемых пальцах…

Я знала, кто он. Все знали, чем занимается семья Лукачевых, в особенности — отец семейства.

— Проходи в дом, Венилакриме, — пристально всматриваясь мне в лицо, приказал Руанн.

Это был самый настоящий приказ. Первый. От него — мне. Не было времени на размышления, всё потом. Я развернулась и, не глядя на двух мужчин позади, пошла в дом.

Знакомый холл. Знакомое лицо Возницы… но всё другое. Сын главного работорговца Гнезда — в моём доме.

В моём доме?

— Возница, — Руанн обратился к женщине, стоявшей на почтительном расстоянии, — накрой для нас стол во второй каминной. На троих…

— Руанн, я не думаю… — я попыталась протестовать.

— Ты останешься, Лин… — резко оборвал Руанн. — Ты останешься! — и взгляд. Пристальный, утвердительный взгляд.

Я сцепила зубы. Во мне наконец-то проснулась другая Венилакриме. Та, что, будучи командиром отряда, подобно коршуну, внимательно следила за подготовкой всех операций, прогнозировала возможные исходы и возвращалась домой с победой. Та самая, которой хватило смелости взять судью Руанна в плен. То было плохое решение, кто ж спорит, но всё равно оно было смелым.

Эта Венилакриме скалила зубы в ответ на приказы. Ей не нравилось чувство беспомощности. И она скалилась ещё сильнее… потому что была беспомощна.

Руанн положил руки мне на талию и настойчиво подтолкнул к каминной.

— Мы ненадолго, решшим некоторые вопросы — и Шштило уедет, — шептал Руанн мне на ухо, но так громко, чтобы идущий рядом гость расслышал.

Со стороны всё выглядело не так уж плохо, но это только со стороны… Я всегда осознавала свои возможности, понимала, что мне с Руанном позволено, а что — нет. И отдавала себе отчёт: если прямо сейчас попытаюсь настоять на своём и уйду — не отпустит.

Мы зашли в каминную. Руанн отодвинул для меня стул. Я села рядом с Руанном, Штило — с противоположной стороны.

Поглядывая на меня, гость время от времени исподтишка улыбался. Это было не что иное, как попустительство со стороны Руанна — если бы он сразу указал паршивцу на его место, тот бы себе такой улыбки не позволил.

К тому же я прекрасно знала его отца. Заочно, но слава Лукачева-старшего прочно засела в головах таких, как я. Нас им пугали.

Что Штило, что его отец были обыкновенными людьми. Они находили для имеющих деньги ящерров особые заказы — землян. Иногда предлагали работу так называемым «свободным». Но чаще вылавливали среди диких жителей станций. Такие ценятся выше — их нужно укрощать. Они не безропотны, они огрызаются на оскорбления и грозятся отомстить за причинённую боль.

Мы Лукачевых ненавидели, и Руанн это знал. Я сама рассказала ему об этом в момент ночного покоя, давно-давно, не зная ещё, что они знакомы, и не подозревая, что он приведёт младшего из подонков в дом.

Началась трапеза. Застучали вилки и зазвенели бокалы. Горячее вино согрело пересохшее горло. Я старалась не смотреть на Руанна.

— Хорошшшо… — сказал судья, наблюдая, как слуга наполняет сосуд красным вином. Штило сразу же отложил вилку в сторону и тоже схватился за бокал. — Давай закончим нашш разговор.

Я продолжала есть. Это не моё дело, не моё дело.

— В этом году мы введём новые ограничения на поставки, — сказал Руанн как ни в чём не бывало. — Думаю, десяти тысяч будет достаточно…

Я вздрогнула. Лицо Лукачева-младшего немного расслабилось.

— Что ж, это не сильно повлияет…

— …и тысяча из них нужна лично мне…

Вот теперь наступила очередь Штило удивиться. Я закрыла глаза и постаралась взять себя в руки. Впрочем, на меня никто не смотрел — один мужчина был слишком удивлён, второй принципиально не обращал на меня внимания.

— Но зачем вам так много?.. Да и не найду я столько товара вашего уровня. У меня Доганн на этот год потребовал три сотни девушек — уж ему на кой чёрт, если мог бы в своём городе поискать…

— Ему зачем — дело понятное, обучать будет для соревнований. Свежее мясо, — Руанн сделал глоток вина. — Мне нужная тысяча, на этот раз можно обычных.

— Понял, — мужчина кивнул.

В этом кивке проявилось нечто, чего я от молодого выскочки не ожидала — степенность. Он не спешил обнадёживать, но знал: если не исполнит приказ — всё его благополучие мигом полетит под откос. И даже сейчас, находясь в чужом доме, Штило уже начал размышлять над проблемой.

Земной человек в мире ящерров всегда в очень шатком положении, кем бы он ни был, но не все это осознавали. Этот — осознавал.

— Тысяча, — повторил Руанн самодовольно, прикладываясь губами к бокалу.

— В таком случае… — Штило немного подался вперёд. Начал издалека: — Значит ли это, что я могу действовать совместно с вашими службами? Вы же знаете, моим людям всё сложнее находить лазейки. Земляне научились прятаться…

— А вы, что же, не землянин? — это был мой вопрос.

Я не сразу посмотрела на работорговца. Доела десерт, некрасиво облизала ложку и лишь тогда уставилась на нежеланного гостя.

Он дёрнулся. Посмотрел на Руанна, ожидая, приструнит он меня или нет. Но Руанн молчал, и это могло означать что угодно.

— Я не выбирал свою участь. Я делаю то, что умею, чему меня учили…

— Мы сами выбираем свою судьбу…

Я понимала, как наивно звучат мои слова. Мне лишь хотелось услышать его ответ. И он ответил:

— Да… И вы, насколько я понимаю, свою уже выбрали?

И был это то ли вопрос, то ли утверждение… В его фразе не звучало ничего явно оскорбительного, того, за что я могла бы открыто выразить негодование. Лишь намёк, глубокий, как кошачьи глаза.