Город Золотого Петушка. Сказки

Лаявшие собаки угомонились. Астматическая собака еще долго стояла у забора и всматривалась в Вихровых тусклыми глазами, мерцавшими зеленоватыми огоньками, но потом устала и, уже не ожидая ничего плохого от этих людей, словно застывших у забора, поплелась в конуру.

Рекс, не отозвавшийся на пустой лай соседних собак и дремавший у ног тети Мирдзы, поднялся вдруг и повел носом. И вдруг гулко залаял, уловив присутствие чужих людей возле дома.

Тетя Мирдза недовольно пригрозила ему и велела лечь, подняла клубок ниток, нашарив его под кушеткой. Дядя Эдуард наклонился к окну и всмотрелся в темноту, но, не увидев никого, принял прежнюю позу.

Папа Дима, почему-то шепотом, спросил маму Галю:

— Ты хотела проститься с ними, повидать Андриса?

— Да! — таким же шепотом ответила мама Галя.

— Ну — так зайдем!

Мама Галя отрицательно покачала головой.

— Помешаем! — сказала она, чуть слышно вздохнув. — Погляди на Андриса!

Андрис был хорошо виден им. Свет лампы озарял его крутой лоб, светлые волосы, густые темные брови, прямой нос, решительно сжатые губы и глаза, глаза, готовые вобрать в себя весь мир, как бы он велик ни был. Все это было знакомо Вихровым, но теперь в этом лице появилось что-то новое. Огонь смертельной тоски об отце исчез из его глаз, но…

— Как он повзрослел! — ахнула мама Галя.

Да, в эти дни, палимый горечью утраты, Андрис прошел тот путь, на который ему потребовались бы при отце годы. Ах, Андрис! Дай бог тебе силы и удачи на твоем жизненном пути. Отец научил тебя любить свое дело, приносящее пользу людям, так пусть же эти руки не знают устали! Отец вложил в тебя доброе сердце, пусть же оно навсегда останется таким, готовым откликнуться и на радость и на горе людское! Отец дал тебе жизнь, пусть же смерть его, пусть же тяжкая утрата закалит твою душу!

…Той же дорогой Вихровы отправились домой, ускорив шаги, так как крупные капли дождя уже барабанили по песку и лапчатым листьям кленов.

9

Серенькое утро смотрится в окно.

Голый сук каштана стучит в стекло — вам пора, товарищи! Разве вы не слышите, что с шоссе вам сигналит шофер? Три гудка, пауза и опять три гудка. Какой-то знакомый сигнал… Чемоданы, свертки, баул — папа Дима молча вытаскивает их на улицу. И авоськи — одна, вторая, третья.

— Игорь, возьми это! — говорит отец, даже не называя авосек. Он все-таки упрямый, этот папа Дима.

— Ну, присядем! — говорит мама и первой садится на чемодан.

Она не сводит глаз с папы Димы. Тот, в пальто и шляпе, недоуменно посматривает на маму и потом оглядывает себя — с ног до головы: все ли у него в порядке? В глазах мамы чувствуется усмешка. Папа обеспокоенно спрашивает ее:

— Галенька, что ты смотришь на меня так?

— Просто так. Давно не видала! — отвечает мама и встает.

И вот — все уже в машине.

Полетели мимо знакомые дома. Мама Галя глядит на липы у ограды — лишь кое-где среди ветвей сохранились пожелтевшие листья, и от этих янтарных остатков только чернее кажутся стволы лип. Но, и лишенные листьев, липы красивы — теперь видны их мощные стволы в полтора обхвата и ветки, из каждой такой ветки вышло бы целое дерево. Шуршат шины по асфальту. Мелькают редкие прохожие. Накрапывает чуть заметный дождик. Он точит с неба совсем тихонько, но уже на дороге расплываются лужи, и фонтан брызг разлетается из-под колес по сторонам.

Папа замечает, что водитель пристально глядит на него в свое зеркальце. Что такое, почему это все смотрят на него?

Он тихо спрашивает маму Галю:

— Скажи, пожалуйста, у меня ничего нигде не торчит?

В этот момент водитель говорит:

— Вы прекрасно выглядите! Очень поправились, посвежели. Вас трудно узнать! Если бы не ваша жена и не мальчик, которые почти не изменились, я не смог бы вас признать…

— Здравствуйте! — говорит мама.

— Здравствуйте! — говорит водитель и левой рукой поднимает свою кепку-восьмиклинку со значком автомотоклуба. — Я привозил вас сюда весной!

— А-а! — в один голос говорят папа Дима и мама Галя.

В этот момент водитель резко притормаживает. Тормоза визжат женским голосом, машина останавливается.

На перекрестке, впереди машины стоит Андрис.

— Андрис! Андрис! — кричит Игорь.

Андрис улыбается и подходит к дверцам, которые водитель, поняв что-то, открывает молча, вместо того чтобы накричать на мальчика, что он хотел сделать сначала; Андрис бледен — он остановил машину тем, что чуть не попал под нее, когда кинулся наперерез ей с панели, где ожидал. Андрис и Игорь долго глядят друг на друга. Потом Андрис глядит на маму Галю и говорит ей:

— Это последние цветы с открытого грунта, Галина Ивановна! Я подумал, что вам будет приятно! — И он протягивает маме Гале букет махровых гвоздик. Они точно напоены светом в это серенькое, невидное утро — розовые и совсем белые, они еще обрызганы росою, и прозрачные, чистые капельки ее трепещут на резных листочках. — Их еще папа посадил! — говорит Андрис.

Взволнованная мама Галя вместо ответа охватила лицо Андриса обеими руками и, как Игоря, поцеловала в глаза и в щеки, быстро и крепко, несколько раз.

— Будь здоров. Крепись, милый! Вырастай хорошим, сильным, настоящим человеком… как отец! — Она поколебалась мгновение перед тем, как сказать это, но все-таки сказала и поняла, что Андриса в этот момент не ужалило воспоминание об отце, а придало силы. Он выпрямился и вдруг тоже поцеловал маму Галю — неловко и очень бережно, так что у мамы Гали брызнули слезы от этого; крепко пожал руку Вихрову и Игорю. Ах, какие у него были глаза при этом!

Долго вспоминал Игорь глаза Андриса, когда тронулась машина и фигурка Андриса вдруг стала уменьшаться и уменьшаться.

— Андри-ис! — закричал Игорь, глядя в заднее окно.

— Спокойно! — сказал отец и положил свою руку на колено Игоря, сильно сжав.

«Тишшше! Тишшше!» — зашептали шины. А фигурка Андриса вдруг исчезла за поворотом.

Серая лента шоссе все стелилась и стелилась перед машиной, и набегали спереди все новые километры. А позади оставались пройденные километры. Только ли километры оставались позади?.. Только ли?

Хабаровск — Рига

1953–1957