Город
Шрифт:
– Я хотел бы изложить их письменно.
– Какие могут быть разговоры! Ноу проблем, господин шпион!
Начальник тюрьмы был сейчас сама любезность. Ему уже, как до него премьеру, рисовались радужные перспективы будущего. Орлов был для него тем единственным шансом в жизни, тем счастливым случаем, который выпадает только раз.
– Только мне нужны соответствующие условия.
– Создадим, - тут же заверил он.
– К тому же у меня кончились сигареты.
– Обеспечим.
– И еще. Когда я пишу, то обычно пью кофе.
– Какой предпочитаете?
– угодливо по-лакейски
– В зернах? Растворимый?
– В принципе, все равно, лишь бы хороший.
– Банку "Фолджерса" господину шпиону из моих запасов!
– приказал начальник тюрьмы стражнику.
– Слушаюсь, вашбродь!
– заорал тот, вытянувшись.
– Да, и распорядитесь, чтобы мне в течении суток не мешали.
– Не извольте беспокоиться, господин шпион.
– Начальник тюрьмы повернулся к стражнику, распорядился: - В камеру 13-бис господина шпиона.
– Слушаюсь, вашбродь!
– Это наша лучшая камера, - пояснил Григорию начальник тюрьмы, масляно улыбаясь.
– Желаю плодотворно поработать!
Он сам проводил Орлова до двери и долго тискал ему на прощание руку своей пухлой и потной ладонью. Григорий невольно усмехънулся. Куклявый начальник тюрьмы был таким же непроходимим тупицей, как и его куклявые подчиненные и также, как они, наивен.
"Дай только срок, я тебе такое сочиню, что навек меня запонишь, философ ты втюрьмерощенный. Ничего другого, к сожалению, обещать не могу, но это я тебе устрою. Это точно!" - решил Орлов и бодро зашагал к выходу.
Камера 13-бис (Григорий про себя отметил, что ему здесь везет на тринадцатый номер) представляла собой обычную однокомнатную квартиру с ванной, туалетом и прочими удобствами. Еле слышно работал кондиционер, потому воздух был нежен и сладок, как Танин поцелуй. Как же узнать где она содержится? Милая, славная суперменша. Как же он, Орлов, по ней соскучился! Увидятся ли? В этом сумасшедшем городе ничего нельзя сказать определенно. Здесь все построено на абсурде и абсурдом погоняется. Здесь летают автобусы, а люди разлагаются прямо на глазах. Да и люди ли они? И вообще, откуда он взялся - этот город, набитый, как бочка селедкой, нечистью? Может быть он послан ему в наказание за прожитые, скажем прямо, не совсем праведно тридцать лет? За его безверье? Орлов не знал. Но только эти два дня заставили его о многом задуматься. Честно.
На письменном столе стоял термос с кипятком, банка кофе, чашка и ваза с печеньем, лежали пять пачек "Мальборо", аккуратная стопка писчей бумаги и две авторучки с черной и красной пастой.
Орлов с великим наслаждением выкушал чашку кофе, закурил, лег на диван, расслабился.
6. Второе Великое видение Максима.
И была площадь. И была толпа. Огромная. Притихшая. Благоговейно внимающая его слову. А слабый и немощный голос Максима каким-то волшебным образом был услышан каждым благодарным слушателем.
– Братья и сестры!
– говорил он, - доколе будете вы пребывать в тенетах сатаны, веселить, радовать и ублажать его?! Очнитесь, сбросьте с себя сатанинские путы и обратите помыслы свои к Создателю, откройте ему свои заблудшие души. Ибо только в служении ему вы познаете истинную радость земного бытия, счастье приобщения в великому. Я послан Создателем, чтобы спасти
– Да!
– выдохнула толпа.
И забилось громовое эхо по улицам и закоулкам этого древнего южного города, вселяя в души обывателей тревогу и смятение. И взмыла в небо несметная стая встревоженных голубей.
Максим продолжал:
– Сатана, презрительно и высокомерно взирающий на вас, уже вершит тризну по вашим душам. Он пьет вашу кровь, братья и сестры, из страшного кубка, самодовольно хохочет и вопиет: "Конец пришел бессмертной душе! Алчная плоть сожрала её, сожрала без остатка!" Но только слишком рано князь тьмы празднует победу. Слишком рано! Поклянемся же, братья и сестры мои, защитить наши бессмертные настродавшиеся души, не отдать их на поругание поганым! Ответим же сатане нашим троекратным: клянемся!
– Клянемся! Клянемся! Клянемся!
– прозвучало тысячеголосо.
И заметались по небу черные тучи и сгинули прочь. И закричало в страхе в рощах и дубравах воронье. А люди стали спешно распахивать окна своих жилищ, радуясь приходу солнца. И снизошла на их сердца великая радость. И посетила их заблудшие души благодать.
Но в это время выросли рядом с Максимом два дюжих полицейских, надели на него наручники и повели в полицейский участок, а затем поместили в тюрьму. Много издевательств и унижений довелось ему вынести. Но он не роптал. Он уже давно свыкся с этим.
А потом Максима повели на суд. Пожилой судья в черной мантии и черной же шутовской шапочке бесцветным голосом монотонно и нудно читал обвинение Максиму. Затем, обратя к нему усталое, похожее на моченую грушу лицо, спросил равнодушно:
– Вам ясно в чем вы обвиняетесь?
Максим встал и, поклонившись ему, сказал:
– Да, брат.
– Какой я вам брат!
– с глухим раздражением проговорил судья. Обращайтесь ко мне как положено - Ваша честь.
– Извините, но я вовсе не хотел вас обидеть. Все люди братья, так как являются сынами единого Творца.
Но судья был опытным человеком и не стал вступать в дискуссию с подсудимым.
– Признаете ли себя виновным?
– Нет, брат.
Лицо судьи побагровело, но он промолчал, сделав вид, что не заметил непочтительного к себе обращения.
– Почему?
– Все это досужие вымыслы слуг дьявола. Именно сатана владел умами и сердцами людей, вершивших это черное дело.
– Но разве не вы на площади призывали людей к неповиновению властям?
– Если призыв к служению Создателю, вы называете - неповеновением властям, то да, признаю.
Битком набитый зал встретил слова Максима громом аплодисментов. Напрасно судья истово стучал молотком по столу, грозил удалить всех из зала. Его никто не слышал. Поняв тщетность попыток навести порядок, судья устало откинулся в кресле и с лютой злобой и ненавистью смотрел на людей, рукоплескавших подсудимому. Это был взгляд сатаны, вдруг почувствовавшего, что теряет власть над людьми. Эти уже повернулись к нему спиной, их лица обращены к Создателю. И всему виной этот жалкий проповедник с ликом страдальца.