Городская Ромашка

А Сивер поглядывал на нее изредка, особенно не таясь - девушка все равно не замечала его взглядов, и вспоминал эти сумасшедшие три дня, когда они отбивали город, выводили из катакомб спрятавшихся там горожан, отправляли их поездом в приморье через уцелевший тоннель Южного вокзала, сканировали завалы с помощью "проводников", внимательно прислушиваясь ко всем, даже самым слабым ощущениям чьей-то жизни, вытаскивали раненных и… и опять вступали в бой с противником, на время затаившимся в западной части города. А потом снова и снова разгребали завалы.

В городе было тепло - уж куда теплее, чем у покрытых снегом холмов! Девушка уже расстегнула тулупчик и с удовольствием сняла бы, да только нести его потом было бы неудобно. Отсветы пламени стали видны, только когда Ромашка, поднырнув под плиту, увидела в открывшемся просвете лагерь. Согнувшись, девушка прошла под бетонным блоком, под металлической трубой какого-то упавшего аттракциона и оказалась на территории городского центрального парка.

Темные силуэты изуродованных стен - не выше третьего этажа, подсвеченные пламенем костров, вырисовывались на фоне еще не успевшего почернеть неба. На расчищенной площадке - некогда самом центре городского парка - пылали костры. Сердце Ромашки кувыркнулось и замерло - теперь девушка внимательно разглядывала людей, которые до того сидели, глядя на пламя, а теперь поднимались навстречу роднянскому отряду. И вот на фоне отсветов Ромашка увидела огромную широкоплечую фигуру Тура. Рядом с Туром у костра сидел на присядках человек, куда более худощавый, с длинными, собранными на затылке ремешком волосами. Он обернулся и, как и все, смотрел на подходивших людей. Лица его Ромашка не видела - только силуэт, но знала - Мирослав ее хорошо видит, и смотрит неотрывно, как и Тур. Тур первым пошел ей на встречу, Мирослав же выпрямился, сделал несколько шагов и остановился.

Огромные руки названного брата сжали Ромашку так, что девушке показалось - вот-вот хрустнут ребра. Она подняла голову, посмотрела на круглое лицо с рыжей бородой и яркими голубыми глазами - глаза эти под взглядом Ромашки погрустнели. Тур глянул на Сивера и нехотя произнес:

–  Спасибо, что приглядел…

–  Не за что, - буркнул Сивер и пошел к своим, оставив Ромашку с братом.

Туру и в этот раз повезло: его не ранили, а, по словам самого богатыря, лишь поцарапали слегка. Ромашка не заметила на нем повязок и вздохнула с облегчением. Тур спросил, не обижали ли ее, на что девушка лишь покачала головой и пошла вместе с ним к костру.

Мирослав ждал, пока они подойдут, и теперь Ромашка уже различала его лицо, светлые глаза, с беспокойством и как-то вопросительно на нее смотревшие. А остановившись в двух шагах, видела и глубокую царапину, пересекавшую лицо - через лоб, левую бровь и скулу, и повязку, что угадывалась под разорванной на боку рубахой. Но стоял Мирослав твердо, вглядывался в ее лицо и молчал. Ромашка поняла почему - он мог бы попросить у нее прощения за все то, что предстало сегодня перед ее глазами, за разрушенный город, за тысячи лишившихся родного крова людей, за… за то, в чем Мирослав почему-то ощущал свою вину, но слов подходящих для этого не нашел. А Ромашка-то его не винила. Она постаралась объяснить ему это: улыбнулась слабо - с трудом далась ей эта улыбка, головой качнула, а вот сказать ничего не смогла. Тур смотрел на них с легким недоумением, но Мирослав понял и протянул ей руки, ладонями вверх. Ромашка положила на эти ладони свои, и с непонятным удивлением смотрела, как длинные пальцы гладят ее кисти. Потом Мирослав нехотя разжал пальцы, и руки Ромашки соскользнули с его ладоней. Девушка подняла глаза и смотрела на покрывающую подбородок Мирослава светлую щетину. Он улыбнулся уголком губ, поднял руку, провел по подбородку, поморщился.

–  Я тетю твою видел. Она с семьей уже уехала в приморье, - сказал он.

Девушка кивнула.

–  Сивер сказал?

"Показал" - поправила про себя Ромашка, но вслух ничего не произнесла, опять кивнула.

–  Хорошо. Я не успел попросить его передать тебе весточку, но был почти уверен, что Сивер обязательно тебе покажет или расскажет. Обмолвился при нем, что это твоя родственница.

Он вдруг нахмурился и погрустнел, потом сказал тихо:

–  Да только свидеться вам нескоро получится. Мы с Туром в ближайшее время в приморский город вряд ли поедем, а одну тебя я не отпущу.

Он замолчал, последние слова словно повисли в воздухе. "Я не отпущу" - и Тур, и Мирослав - оба подумали, что такая фраза может быть произнесена либо отцом, либо братом, либо мужем… ну, хотя бы женихом. Только Ромашка этого не заметила - покровительственное отношение Мирослава было для нее естественно - еще в городе он взялся защищать ее, да и теперь чувствовал свою ответственность за девушку. Она только наклонила голову в ответ на его фразу. Мирослав долго смотрел на нее, потом на Тура глянул - тот ответил другу таким же беспокойным взглядом. Оба поняли, что с девушкой что-то не так, и хотя все было вполне объяснимо пережитым ею шоком, волновались. Да только все равно пришлось им оставить Ромашку ненадолго одну у костра - надо было ставить шатры, разворачивать шкуры, подвешивать над кострами широкие котлы. Пока все были заняты, Ромашка неподвижно сидела, глядя на пламя - на город ей сейчас смотреть не хотелось, да ведь и темно было - все равно не видно ничего. Ромашка уселась перед костром, обхватила коленки и смотрела, смотрела… усталые глаза отчего-то не спешили закрываться, спать Ромашке не хотелось, хотя пляска огня и уютный треск словно стремились укачать, убаюкать.

Мирослав и Тур почти одновременно опустились по разные стороны от Ромашки. Девушка не сразу их заметила, обернулась лишь, когда позвал ее Мирослав:

–  Ромашка!…

На лице его плясали рыжеватые блики огня, огонь же отражался и в светлых глазах. В эти глаза Ромашка могла смотреть бесконечно, как на быстро бегущую воду Родны или на танец языков пламени костра. Она и смотрела… смотрела, пока усталость не взяла свое и не стала отяжелять ей веки. Девушка вздохнула, опустила глаза и не заметила, как бросил Мирослав тревожный взгляд на ее брата. Тур подвинулся ближе к сестре и обнял ее, а Ромашка положила голову ему на плечо - сегодня девушка встала рано, и теперь ей очень хотелось спать.

Место в шатре нашлось всем троим. Городу, даже разрушенному, Тур не доверял настолько, что класть девушку с краю, под стенку, ему расхотелось. Поэтому к стенке Тур лег сам, а сестренку, совсем уже сонную, положил подле себя. "На всякий случай" - объяснил он Мирославу. Тот все понял и опустился на землю на расстоянии вытянутой руки от свернувшейся калачиком Ромашки. Глаза его еще долго не закрывались,

Утром Тур по-привычке встал рано. Ромашка все еще спала, а вот Мирослава в шатре уже не было. Тур потянулся, поднялся на ноги и вышел. Утро было светлым и ясным. Где-то далеко за городом морозный воздух приятно пощипал бы лицо, прогоняя остатки сна, но здесь, в бывшем парке, не было ни мороза, ни свежести. Люди еще вчера замечали, что и дышится как-то не так, и душно, и вода здешняя для питья совсем непригодна, да только выбора все равно не было, и хотя воду пили пока свою, но на непривычную духоту перестали обращать внимание. "А чего ждали? Столько пыли ведь поднялось" - думал про себя Тур, а когда высказал свои соображения другу, тот, грустно улыбнувшись, сказал:

–  Я когда сюда жить приехал - в первый же день едва не задохнулся. Так что не только в пыли тут дело.

Тур пожалел, что не может умыться снегом, вдохнуть морозного воздуха полной грудью, но все же одно обстоятельство мигом подняло ему настроение - аппетитный запах, исходивший от установленного над костром котелка. Мирослав сидел у огня на корточках с деревянной ложкой в руках - пробовал на вкус свою стряпню.

–  Ну, хоть сегодня горяченького поедим, - довольно пробасил Тур.

–  Это верно, - усмехнулся Мирослав.
– Что Ромашка? Спит?

–  Спит, - Тур вздохнул.
– Что-то мне не нравится… Она же вчера ни слова не сказала.

–  Я с Сивером говорил - она молчит с того момента, как с базы ушли.

Тур растерянно почесал затылок.

–  И что же делать теперь?

–  Посмотрим, как сегодня будет, - отозвался Мирослав.

Понемногу просыпались и остальные. Вон вышел из шатра внук старейшины Светозара, молодой Светел, а вот потопал, переваливаясь, в сторону темных развалин старый Молчан. Но к костру пока не подходили. Тур присел рядышком и некоторое время просто смотрел на друга. Еще вчера он надумал поговорить с Мирославом и сейчас, пока поблизости никого не было, решил, что настало самое подходящее время.

–  Ты… - он прошелся огромной пятерней по коротко стриженным морковно-рыжим волосам. Подходящие слова как-то не приходили на ум, и Тур спросил напрямик: - Ты любишь Ромашку?

Мирослав замер, потом повернулся к Туру, посмотрел на него внимательно и ответил, не отводя взгляда:

–  Люблю.

У Тура вырвался вздох облечения, но не от того, что ответ Мирослава оказался положительным - просто очень непросто было задать другу такой личный вопрос.

Мирослав смотрел на него, ожидая, что Тур спросит что-то еще, но Тур пока молчал, и Мирослав вновь отвернулся, зачерпнул ложку каши, подул на нее и, попробовав, заключил: