Гортензия в маленьком черном платье
Шрифт:
– Мне не хочется ничего рассказывать, Жозефина!
– Ясное дело, это-то меня и беспокоит. Пойдем в «Фортнум энд Мейсон». В это время там полно свободных мест. Пойми, ты не одинока в жизни, у тебя есть я. Я твой друг, ты все можешь мне сказать. И завтра ты придешь к нам в гости на день рождения Филиппа. Это приказ.
– Я не люблю подчиняться приказам. Ты должна была бы это запомнить, Джо, – отвечала Ширли глухо, грустно.
Жозефина была счастлива, поскольку ожидала завтрашний праздник, поскольку была счастлива, что солнце греет ей затылок, поскольку встретила любимую подругу. Она крепко держала
– Ты правда так думаешь? – промямлила Ширли. Голосок у нее был несчастный-пренесчастный.
Тут Жозефина почувствовала, что она чего-то не улавливает. И по дороге в кафе уже ощутила какую-то беду, нависшую над головой.
Она вытянула шею, чтобы поймать еще немного солнца, а потом вместе с Ширли зашла в большое здание из красного кирпича, где на деревянном панно фисташкового цвета вырисовывались буквы, которые наполняли ее сердце радостью: «Фортнум энд Мейсон».
– А ты читала, что у них написано в меню? – сказала она, пытаясь разрядить атмосферу. – Вот послушай: «1 марта чайный салон открывали Ее Величество Королева, герцогиня Корнуольская и герцогиня Кембриджская и окрестили его Чайный салон бриллиантового юбилея, наполненный радостью и восторгом”». Ох, люблю я англичан! У них необыкновенное чувство торжественности, этикета.
Ширли, казалось, была целиком погружена в созерцание меню.
Официантка подошла и стала ждать, пока они сделают заказ.
– Я возьму ребра ягненка с фасолью и как можно больше соуса, – заявила Жозефина, – я умираю с голоду. Вы поняли меня: как можно больше соуса!
– Я поставлю рядом с вами на стол соусницу.
– Замечательно.
Ширли заказала чай с тостами. Она поставила свой пакет на стул. Он был безупречно-белый, обвязанный шикарной пеньковой веревкой.
Ширли помалкивала. Время от времени она открывала рот, чтобы произнести фразу, но не решалась, сгибала и разгибала край скатерти, сгибала и прижимала его пальцами.
– Как у тебя на Мюррей Гроу? – спросила Жозефина.
– У нас много работы. Я устала. Бегаю повсюду, мало сплю.
– У Филиппа тоже усталый вид.
– В самом деле? – сказала Ширли. – Однако по нему не видно… Он развил такую бурную деятельность.
– А Оливер? Как он поживает?
– Он путешествует, редко бывает здесь. А в остальном все нормально…
Голос Ширли звучал крайне невыразительно, словно она рассказывала выученный текст. И она все сгибала и разгибала край скатерти, стараясь не встречаться с Жозефиной взглядом.
– И потом сейчас холодно, зима никак не кончится, мне хочется куда-нибудь на солнышко.
– А почему бы тебе не взять несколько дней отпуска? Я уверена, что Филипп это поймет. Вы теперь хорошо организованы, вы можете заменять друг друга по очереди. Он вот, например, собирается поехать на две недели в Японию.
Ширли внезапно оживилась, подняла голову и спросила:
– Когда это?
– Да уж скоро. Он едет к своему другу Такео. Утверждает, что поездка к нему на десять дней стоит десяти сеансов талассотерапии.
– Он ничего мне не говорил!
– Ну забыл, наверное.
– Но это же важно! Он должен был мне сказать!
– Он наверняка хотел тебе…
– Мы все-таки вместе работаем! Я вот заранее его предупреждаю, если планирую куда-то уехать. Он перегнул палку тут, явно перегнул!
– Тебе
не кажется, что это ты сейчас перегнула палку?– Нет, – упрямо продолжала Ширли. – Нисколько. Ты просто не сидишь там все утра и все вечера! А я сижу. Я не пропустила ни одного дня.
– Ох, Ширли, прошу тебя, не будь такой агрессивной.
– Я не агрессивна, я просто хочу, чтобы со мной хорошо обращались, это разные вещи.
– Но ты же не одна там!
– Знала бы ты, как там все работает! Ты живешь далеко отсюда, далеко от всех нас, ты уже вообще ничего в этом не понимаешь!
Жозефина с ужасом посмотрела на подругу и спросила:
– А почему ты так со мной разговариваешь?
– Как я с тобой разговариваю?
– Агрессивно разговариваешь, словно обвиняешь меня в чем-то. Я чем-то провинилась перед тобой?
Ширли мотнула головой.
– Ты избегаешь меня, Ширли.
– Это неправда! Это ты, наоборот, думаешь, что весь мир должен остановить свое движение, потому что ты ступила ногой на английскую землю.
– Но раньше-то мы все время виделись!
– Ну и что, это, допустим, было раньше. Времена меняются.
– Что происходит, Ширли?
– Ничего не происходит и ничего не произошло. Ты понимаешь: ни-че-го! Ты все напридумывала…
– Что я напридумывала? – опешила Жозефина.
– Ну, напридумывала, и все… И вообще, ты меня нервируешь!
Жозефина протянула руку к Ширли в знак примирения. Ширли резко вывернулась и обреченно воздела руки вверх. Она толкнула при этом официантку, которая шла со своим подносом. На нем были чай, тосты, бараньи ребрышки, фасоль и соусница, полная жирного соуса. Все это рухнуло на Ширли, потекло густыми струями на стул, где стоял пакет, и дальше по ножкам на коврик. Официантка вскрикнула, Ширли забормотала извинения, Жозефина окунула салфетку в стакан воды и попробовала вытереть одежду подруги.
Все разговоры затихли, люди смотрели на них, пряча улыбки за салфетками у губ.
Ширли вскочила и побежала в туалет.
Жозефина недоуменно смотрела ей вслед.
Что же все-таки случилось? Что она такого сказала, отчего Ширли так взволновалась?
Ей хотелось вернуть веселое утреннее настроение, радость, с которой она бежала в галерею. Она уже ни в чем не была уверена, обвиняла себя в неуклюжести, бестактности, неловкости.
Вот вечно у нее так.
Стоит ей себя почувствовать сильной, свободной, смелой, иногда даже – что не часто случается – умной и красивой, как сразу… Происходит нечто, какая-то, пожалуй, даже мелочь или случай в метро, возникает шальная мысль, или на улице портят настроение – она слышит какое-то замечание, принимает его на свой счет и всему конец. Она чувствует себя брошенной, потерянной и при этом еще и виноватой, словно сделала какую-то глупость. Какую – неизвестно, но это точно ее вина.
Совершенно точно – ее вина.
Она опустила глаза. Взгляд остановился на пакете, который стоял на стуле. Он был испачкан коричневым соусом, краешек оторвался и висел.
Жозефина позвала официантку, чтобы попросить о помощи. Та все не обращала на нее внимания, Жозефина махала ей напрасно. Опять посмотрела на пакет. Решила заглянуть под упаковочную бумагу, чтобы проверить, не испачкан ли плащ. Взяла пакет, удивилась, какой он тяжелый и твердый, заглянула под первый, потом под второй слой обертки и с удивлением обнаружила рисунок, который назывался «Собака». Рисунок Люсьена Фрейда.