Горячая точка
Шрифт:
— Да-да, — генерал помассировал кончиками пальцев висок. — Я понимаю.
Все было предельно ясно. Он уже сто раз успел пожалеть, что не потребовал освободить дочь. Женщина оказалась рассказчицей весьма посредственной, но и того, что она поведала, Ледянскому хватило, чтобы составить общую картину положения заложников. Черт побери, а ведь он почти поверил этому террористу и даже устыдился собственной лжи. Разве можно им верить? Этих... надо отстреливать, как бешеных собак. Всех, без исключения. Чтобы другие боялись и понимали — пощады не будет. Встав на путь терроризма, ты поставил себя вне закона. Капитан освободил пятерых женщин? Жест эффектный, конечно, но ни о чем не говорящий. Отпустив пятерых заложниц, преступник ничего не потерял. Наверху по-прежнему оставалось две с лишним сотни перепуганных до смерти людей, большинство из которых — женщины и дети. Все они могут погибнуть в любой момент. «Избежать ненужного кровопролития» — удобная отговорка, рассчитанная на провал. Этот капитан, как последняя потаскуха, виляет хвостом. И нашим,
— Вы закончили? — спросил медик.
— Что? — оторвался от собственных мыслей генерал.
— Я спросил: вы закончили?
— Да, спасибо.
Ледянский проследил за тем, как санитары грузят носилки в карету «Скорой помощи», повернулся и пошел к штабному «РАФу».
Его ждали с нетерпением. Как только он забрался в салон, Четвертаков громко и зло воскликнул:
—'Эти уроды все-таки вышли в эфир.
— Когда? — без особого интереса осведомился Ледянский, присаживаясь и снимая с головы фуражку.
— Несколько минут назад. Мы записали передачу, вы можете посмотреть.
— Потом, — отмахнулся тот. — Это ничего не меняет. Что у нас со штурмовыми группами?
Третьяков повернулся и принялся наблюдать за генералом.
— Осталось только утвердить составы и определить конкретные задачи для каждой группы, исходя из общего плана штурма, — ответил Чесноков.
— Да, — Ледянский вдруг стал энергично-собранным. Казалось, в его могучем теле заработал мощный мотор. — Что у нас с выкупом?
— Будет готов через два — два с половиной часа, — моментально отозвался Трошин.
— Они же обещали уложиться в полтора?
— Э-э-э... Возникли непредвиденные трудности.
— Час двадцать максимум. Это все, что мы можем себе позволить. Через полтора они убьют первого заложника.
— Боюсь, что мы здесь ничего не можем поделать, — развел руками Трошин. — Им нужно согласовать с директором, составить необходимую документацию, завизировать у руководства. В Центробанке сказали, меньше чем в два часа они не уложатся.
— Мне плевать, что сказали в Центробанке! — внезапно крикнул Ледянский. — Ясно вам? Я командую операцией, и мне необходимо, чтобы деньги были здесь максимум через час двадцать! В противном случае виновные в гибели заложников пойдут под суд в качестве соучастников убийства! Так им и передайте!
— Хорошо, — натянуто ответил Трошин. — Только прошу учесть, я не имею ко всему этому никакого отношения. Это ваша личная инициатива!
— Я командую операцией, принимаю решения и отвечаю за них перед вышестоящим начальством, — отрубил Ледянский. — Все. Обсуждение закончено. И попробуйте дозвониться до аппарата Президента, договориться о телемосте. Объясните, что ситуация складывается более чем серьезная. Катастрофическая.
— Попробую.
Трошин потянулся за телефоном, а Ледянский вновь повернулся к Чеснокову, капитану-спецназовцу и Детяткину.
— Вы разработали план штурма?
— Только в общих чертах. Так сказать, вчерне. Необходимо еще уточнить кое-какие детали, — ответил Чесноков.
— Докладывайте.
Чесноков придвинул схему башни:
— Значит, дело обстоит следующим образом. У нас три группы: условно «Альфа», «Бета» и «Дельта». Ровно в девять, когда внимание террористов будет рассеяно из-за предстоящего телемоста, мы выстреливаем из гранатометов дымовые гранаты и создаем вокруг башни завесу. Под прикрытием снайперов и бронетехники две группы предпринимают отвлекающую атаку с двух сторон. «Альфа» идет со стороны экскурсионного корпуса, «Бета» — со стороны второго КПП. При подходе к точке завесы штурмовые группы бросают в сторону башни свето-звуковые гранаты. От входа их будет отделять примерно пятнадцать метров. Пока террористы приходят в себя, обе группы преодолевают оставшееся расстояние, врываются в башню, обезвреживают посты террористов и закрепляются на первом этаже. Одновременно с этим, по сигналу «Штурм», в воздух поднимается звено «Ми-28» огневой поддержки с автоматчиками на борту. Точка первоначального базирования вот здесь, — Чесноков указал на перекресток улицы Королева и улицы Цандера. — Вот отсюда, — он ткнул в пересечение улиц Королева и Ботанической, — взлетают два «Ми-4». В них группа «Дельта». По пять человек в каждом. Они подходят к башне на предельно малой высоте, под прикрытием зданий и дымовой завесы. До точки выброски — секунд семь-десять. Вертолеты огневой поддержки зависают на месте и подавляют плотным пулеметно-автоматным огнем огневые точки противника, расположенные на смотровой и шестой площадках. Тут важно, чтобы террористы не могли поднять головы. В это время вертолеты десантирования мгновенно поднимаются вверх и высаживают на крышу башни «Дельту». Как только группа десантируется, вертолеты отходят на безопасное расстояние. Бойцы «Дельты» нейтрализуют наблюдателя, спускаются на тросах к конференц-залу и, ворвавшись через окна, обезвреживают террористов, после чего разделяются на две подгруппы. Первая выводит заложников на крышу, где их и подбирают вертолеты. Вторая, через отверстия для тросов и противовеса, проникает в лифтовую шахту
и обезвреживает взрывные заряды. Эвакуировав заложников, «Дельта» начинает продвижение вниз, на смотровую площадку. В то же время «Альфа» и «Бета» поднимаются на третий и пятый этажи, где обезвреживают оставшихся террористов. Вот, в общих чертах, все.— Хороший план, — согласился Ледянский. — И на первый взгляд вполне осуществимый.
— Да, за исключением некоторых весьма существенных деталей, — заметил Третьяков.
Он в основном молчал, и его уже успели выключить из зоны внимания. Сидит себе и сидит. Теперь же повернулись дружно, словно вспомнив. Ах, да. У нас же здесь еще и товарищ полковник есть...
— Например? — поинтересовался Ледянский.
— Например, вы совершенно упустили фактор поражающей силы оружия. Нам доподлинно известно, что в группе имеется, по меньшей мере, один «вал». Чем вооружены остальные террористы, мы не знаем, но если теми же «валами», то вертолеты не смогут подойти к башне ближе чем на триста метров — это максимальная дальность стрельбы с ночным прицелом, в противном случае их превратят в решето прежде, чем пилоты успеют нажать на гашетки. Рассмотрим второй фактор, а именно: точность попадания. Мы уже установили, что минимальное безопасное расстояние — три сотни метров. С такого удаления вести прицельный огонь невероятно сложно, тем более в темноте.
— Башня хорошо освещается, — возразил Четвертаков.
— Да, верно, — согласился Третьяков. — Но подсветка включается изнутри. Не думаю, что террористы настолько глупы, чтобы включить прожектора специально для нас.
— Однако есть еще и внешние осветительные планшеты, — Четвертаков отодвинул шторку и указал на плоские бетонные «планшеты». — В каждом из них более полусотни мощных прожекторов. Этого вполне достаточно.
— Я о них помню. Но рубильники находятся внизу, в самих «планшетах». Подойти к ним — все равно что провести еще один штурм. Итак, темнота. С одной стороны это плюс — террористы не смогут увидеть штурмовые группы «Альфа» и «Бета», с другой же... Конференц-зал находится как раз над смотровой площадкой. В случае непрерывного плотного огня неизбежен определенный разброс. К тому же необходимо учесть сильный боковой ветер. Вертолеты будет раскачивать, словно лодки в шторм. Боюсь, как бы не вышло, что мы убьем заложников собственными руками. Точнее, руками пилотов. Третье: на какую высоту поднимется дым до полного рассеивания при достаточно сильном порывистом ветре? На тридцать метров? На сорок? Допустим, в лучшем случае, на сорок. Окна же третьего этажа находятся на уровне шестидесяти трех метров. Если будет хоть немного света — даже от уличных фонарей, — террористы увидят атакующие группы и прикроют огнем товарищей, находящихся на первом этаже. Плюс к тому они могут воспользоваться прожекторами подсветки, развернув их в противоположную сторону и осветив прилегающую к башне территорию. Тем самым террористы ослепят атакующих и лишат возможности вести прицельный огонь. При таком раскладе, прежде чем группы «Альфа» и «Бета» достигнут башни, они потеряют как минимум две трети личного состава. Прошу учесть еще вот что: дым, каким бы густым он ни был, непроницаем только для взглядов, но никак не для пуль. «Слепой» огонь способен нанести урон не меньший, чем огонь прицельный. Итого, три важных минуса. И это только на первый взгляд. Думаю, можно копнуть глубже и отыскать еще ряд просчетов. Впрочем, — повернулся он к Ледянскому, — если вас устраивает извечное русское «авось», то...
— Но я же сказал, это всего лишь черновой вариант, требующий тщательной доработки, — напомнил Чесноков. — Вы указали нам на определенные минусы, спасибо. Мы их учтем при разработке окончательного плана штурма.
Ледянский задумался. Доводы Третьякова произвели на него впечатление.
— Можно ли решить эти проблемы? Меня в первую очередь волнует безопасность заложников.
— Свести риск к нулю вряд ли удастся, — заметил Третьяков, придвигая схему к себе, — но снизить до разумного минимума вполне возможно.
— Каким образом?
— Для начала необходимо решить проблему освещения, поскольку именно в ней ключ к удаче, — ответил Третьяков.
16.26. Царицыно
Квартира оказалась хоть и трехкомнатной, но совсем маленькой. Когда Илья Викторович открыл дверь, Беклемешев скользящим движением сунул руку за пазуху и положил пальцы на рукоять пистолета.
Он уже узнал все, что ему было необходимо, и зашел сюда лишь затем, чтобы убедиться — Петра в квартире действительно нет. Как говорится, доверяй, но проверяй.
В темной прихожей стояла низенькая, седая, напуганная женщина. Была она похожа на мышь, угодившую в мышеловку.
— Здравствуйте, Светлана Ивановна, — поздоровался Беклемешев.
Женщина, не сказав ни слова, повернулась и быстро ушла в комнаты. Майор услышал, как в глубине квартиры щелкнул язычок английского замка.
Илья Викторович включил свет, покосился на гостя, мотнул головой:
— Раздевайся, проходи. В кухню.
Выйдя из коридора в большую комнату, Беклемешев непроизвольно огляделся. Горел тускловатый торшер, но даже в его свете было видно, что квартиру любят. Порядок царил просто образцовый. Нигде ни пылинки, ни соринки. Все на своих местах. Беклемешев сразу представил себе крохотную, под габариты квартиры, хозяйку, скользящую, точно привидение, в полумраке по комнатам с кастрюлькой и тряпкой в руках. Трущую, трущую, трущую, до немыслимой, сводящей с ума чистоты, до стерильности.