Горячее лето

Что мог ответить Стрижов первому секретарю, который так много уделяет внимания автомобильному заводу. Мол, так и так, не оказалось на заводе к самому выпуску стали высоких марок, не все продумано о промежуточном мосте. "А где же вы раньше были?" — спросит Костенко… А репутация завода у министерства? Хоть десять, пятнадцать машин надо дать досрочно. А там приедет директор. Костенко вместе с Приваловым не раз бывали в министерствах и ведомствах, решая те или иные вопросы, которые, казалось, нельзя было уже решить. Надо бы раньше сказать первому секретарю, что на заводе туго со сталью высоких марок. И Костенко предпринял бы какие-то меры, помог. Но ведь Стрижов не знал положения дел со сталью. А сейчас говорить об этом уже поздно. И винить теперь некого. Конечно, в первую очередь, виноват Найдорф. На заместителя директора по снабжению Кобцева тоже не сошлешься, умер человек. На мертвого сваливать чужую вину — кощунство. И попробуй на Коваленко найти управу. Рано его выдвинул. Думал, будет подальше от испытания автомобиля. Да и сын ведь. Да, выдвижение Алексея на должность начальника цеха — ошибка. А может, ошибка допущена еще раньше?

Едва появился Стрижов, раздался звонок. Он взял трубку, но никто не отзывался. Он хмыкнул и положил ее обратно.

Это звонил Алексей, но, когда услышал его голос, задержал трубку, а затем опустил. К чему разговоры? Детали из имеющейся стали он делать все равно не будет.

У Алексея стало тоскливо и неприятно на душе, что-то сломалось, ушло, рухнуло. Надо немедленно встретиться со Слесаревым.

Зазвенел телефон. Он с недоумением посмотрел на него. А это кто?.. И, главное, с чем?

4

— Ну и жук же ты, Коваленко! — с деланной обидой и удивлением говорил начальник первого механического цеха. Он даже не поздоровался. С налета!

— Почему жук?! Я что-то не понимаю!

— Чересчур умный стал. Нынче и пьяницы на водку не просят, а все на чай. Удалось все-таки свой план распихать, на плечи других цехов взвалить?

— Степан Степанович, реконструкция у нас, вы же знаете, — стал оправдываться Алексей. — Потом мы вас выручим.

— Лучше синица в руке, чем журавль в небе. Потом…

— Да это же только часть нового заказа. Совсем немного. Остальное мы делаем. Так Павел Маркович распорядился.

— Какой там Павел Маркович! Его уже две недели нет. А вы сегодня заказ суете. Да еще на новую машину.

Уж не в зятья ли ты метишь к главному? Не ожидал я от тебя такого. Что, старые счеты? Теперь не жди от меня помощи, ржавого гвоздя не дам, паршивого мечика не выпросишь. Вербин никогда бы так не поступил! Все!

И положил трубку.

"Целый короб наговорил Степан Степанович, — недоумевал Алексей. — Значит, и у него план напряженный. Знал бы ты мой разговор с главным инженером, возможным родством не попрекал бы. Но если так разобраться, без горячки, по-деловому, то в чем я виноват? Директор завода приказал перераспределить план. Ведь цеху, ведущему реконструкцию, план был непосильный. Как говорится, план выше завязки. Постой, а какой заказ мог поступить к нему сегодня? Уж не полуоси ли?"

На пороге появилась Татьяна.

— Опять кузнечный подводит! — с возмущением начала она. — У меня четыре станка простаивает. Заготовки не поступают.

— Танюша, прошу тебя, сама пойди в кузнечный цех и разберись.

— Хорошо.

Он хотел еще что-то сказать, по голос по селектору отвлек его.

— Алексей Иванович! На станке 1708 лопнул вал.

— Свяжитесь с механиком и принимайте меры. Я вам точить вал не буду!

— На другом электромотор искрит. Я к тому говорю, что в субботу придется работать токарям.

"Вот она, текучка, которая засосала Вербина. Некогда было думать о реконструкции, о новом. Неужели и со мной так будет?"

Вошла Татьяна.

— Алексей, что же получается! Заготовки в кузнечном есть.

— Заготовки лежат, и нам их не дают. Так я понял?

— Да.

"Выходит, заготовки держат в резерве, и их дадут, когда прикажут сверху. На что это похоже?! Такое поведение граничит с преступлением. Нет, так дальше нельзя. Надо Болотникова на чистую воду выводить. Придется и с Болотниковым портить отношения".

Алексей связался с кузнечным цехом. Болотников был у себя.

— Николай Романович! Стоим! Нет заготовок. Прошу вас принять меры. Завтра мы можем сорвать работу главного конвейера.

— Ты у меня не один, — холодно ответил Болотников. — Степан Степанович только что звонил.

— Николай Романович, а может, у вас что-нибудь в загашнике завалялось?

— Ты за кого меня принимаешь? Было бы — дал. Но хватает металла. Могу тебе хоть сейчас цех передать. Может, у тебя и получится. Ты человек с перспективой, не чета нам, грешным. К тому же тесть…

Голос Болотникова исчез, а Алексей несколько минут сидел совершенно ошеломленный.

— Слышала, Танюша?

— Совести у него нет!

— Придется позвонить в партком.

Алексей взял трубку и набрал помер парткома. Услышав голос Слесарева, сказал:

— Я к вам с жалобой! Нельзя терпеть дальше такие проделки Болотникова!

— Говори яснее, — сказал Слесарев.

— Делается черт знает что!.. В кузнечном есть заготовки для нашего цеха, а мы их не можем получить. У нас станки простаивают. И это на одном заводе. Завтра, послезавтра по нашей вине может остановиться главный конвейер.

— Ты, Алексей Иванович, с Болотниковым говорил?

— Говорил. Клянется, что заготовок нет, а они в его цехе лежат.

— Такого вроде за ним еще не наблюдалось. Недостатков у него хоть отбавляй, но это…

Трубка некоторое время молчала.

— Я могу послать от парткома товарищей или народный контроль подключить. Но пойми, Алексей Иванович, если факты не подтвердятся, по-партийному и с тебя спросим. Ну так что, назначать комиссию?..

— Назначайте! — твердо сказал Алексей.

"Интересно, — думал Алексей, — обратился бы Вербин в партком? Наверное, сам бы договорился с Болотниковым. Может, и мне надо было сходить к нему в цех? Нет, пожалуй, я поступил верно, что позвонил в партком. Пусть не чувствует себя князьком. Хочу дам, хочу не дам. Черт побери, собирался поговорить со Слесаревым о "Сибиряке", а обратился по поводу этих злосчастных заготовок".

Через час Болотников сам разыскал Алексея.

— Ты знаешь, Коваленко, есть для тебя заготовки. Сейчас подвезут. Подвели меня подчиненные. Понимаешь, за всем не усмотришь…