Горячее сердце. Повести

Председатель райкома набросал на клочке газеты адрес знакомого ему хирурга, потер свой литой чистый подбородок, нахмурился.

— Не ручаюсь за успех. Но человек он честный.

Зажав в потной горячей ладони бумажку, Вера побрела, сгибаясь под режущим ветром. На Кронверкском посчастливилось сесть в громыхающий темный трамвай. Окна были заколочены грязной фанерой, через пулевые отверстия пробивались острые лучи света, кололи полумрак. Каждый удар площадки отдавался в голове. «Хоть бы этот Серебровский согласился. Без хирурга нельзя, нельзя!» — думала она.

Долго щелкал замок, скрежетали крючки. Вера, прислонившись плечом к косяку, ждала.

Зарокотала цепочка. Через скупую щель подозрительно посмотрели на нее два внимательных женских глаза.

— Зачем вам нужен Валерий Андреевич?

— Я из института. По очень важному делу.

Дверь расчетливо приоткрылась и пропустила ее в квартиру.

Нечесаный человек с клочковатой бородкой стоял на коленях около опаленной ржавчиной печурки и, довольно улыбаясь, разминал в фарфоровой с золоченым ободком тарелке глину. На плечи у него был накинут клетчатый плед. Это и был Серебровский.

Подняв недоуменный взгляд на Веру, он встал, не зная, куда деть измазанные руки. Кашлянул и желчно сказал:

— Вот приобщился к труду...

Не встретив ответной улыбки, пожал тонкими язвительными губами.

— С чем вы ко мне?

Вера прислонилась к косяку. Перевела дыхание.

— На юг отправляется отряд красногвардейцев. Очень нужны медики. Донбасс, Ростов может отобрать Каледин. Петрограду тогда умирать от голода и холода. Без хлеба и угля, — сказала она прерывисто.

Серебровский остро взглянул на нее.

— Уголь? Он мне не нужен, барышня. Прекрасно горят вот в этом умнейшем сооружении ореховые шкафы, — и похлопал рукой по печке.

— Можно, я присяду? — чувствуя, что опять начинается головокружение, спросила Вера.

У Серебровского нахохлились брови.

— Садитесь! А кончатся шкафы, буду жечь библиотеку, великих русских правдолюбцев буду жечь. Всех на костер! — истерически вскрикнул он и забегал по комнате, подшибая стулья.

«Зачем я пошла, больная, зачем? Зачем он кричит?» — пронеслось в голове.

— Вы не кричите, — попросила она. — Как же без угля и хлеба? Вы проживете, а остальные?..

— Пусть расхлебывают те, кто кашу заварил!

— Мы и расхлебываем. Но вы должны помочь...

Серебровский потер ладонь о ладонь, посмотрел на черные комочки грязи. Зачем-то полез в шкаф, звеня склянками.

— Как же вы, сторонник правдолюбцев, можете идти против народа? — сказала Вера, и то же самое сказала девушка с истаявшим большеглазым лицом. «Это я, — догадалась она, — я в зеркале, Какая худущая!»

— Это вы мне не говорите, — буркнул Серебровский и из-за плеча покосился на нее. — Почему вы ходите, когда у вас пневмония?

— Нет у меня никакой пневмонии, — ответила она. «Еще не хватало, чтобы он жалел меня. Пусть не едет, другие найдутся. Надо уйти и хлопнуть дверью. Надо», — но не встала и не ушла.

Серебровский вдруг сдернул плед и, вытерев о него руки, налил из блестящего никелем чайника воды в прозрачную, хрупкую, как яичная скорлупа, чашку.

— Вот выпейте и — пару таблеток аспирина. Потом домой. И скажите маме, когда выздоровеете, чтобы она вас березовым прутиком. Ясно?

У Веры закипели на глазах слезы. Она встала и, держась за стену, шагнула к двери.

Но он взял ее, упирающуюся, за плечи, посадил обратно на венский стул.

— Как врач, я обязан...

Она молча проглотила таблетки, отпила глоток воды. Зло прошипела:

— Спасибо. Вы очень добры, — и двинулась к двери. — Но вы думаете только о себе...

Он промолчал. Отпирая дверь, успокоил:

— Я подумаю о вашем предложении. Подумаю!

— Подумайте, — не веря ему, ответила она.

Глава 39

Вера не помнила, как добралась до райкома. В узком коридорчике гулко стучали промерзшими ботинками матросы, красногвардейцы, работницы.

Она присела на диванчик передохнуть. И вдруг услышала голос Сергея. «Галлюцинация! Это пройдет. Сейчас пройдет!» Но голос за дверью все звучал и звучал. Вера машинально поправила волосы, взялась за холодную ручку и не решалась открыть...

Но голос продолжал звучать. «Кто так похоже говорит?» Вера потянула на себя дверную скобу. В лицо вдруг плеснуло жаром. Она отшатнулась.

Посреди комнаты стоял Сергей Бородин, худой, с обветренными скулами, и что-то доказывал низенькому бритоголовому председателю. Он был в черной кожаной тужурке и сапогах. Тужурка поскрипывала, как тугой капустный кочан. В таком наряде Вера еще ни разу не видела его. «Как он попал сюда?»

Чувствуя, что губы разъезжаются в дрожащей растерянной улыбке, подошла. Что-то сказала. Что — никак не могла вспомнить потом. Он что-то спросил. Она, кажется, ответила. А может быть, и не ответила...

Опомнилась на улице. У заснеженной садовой решетки Сергей жадно, вопросительно посмотрел на нее.

— Ты вспоминала обо мне?

Она слабо кивнула. «Конечно. Часто. Все время». Он бережно обнял ее за плечи, и близко-близко, у самых своих глаз, она увидела обрадованные глаза.

Потом опять чернотой заволокло голову. Сквозь шум и боль услышала встревоженный голос Сергея:

— Что с тобой?

— Домой, Сережа. Надо домой! Голова... — и закрыла глаза.

Когда пришла на мгновение в себя, Сергей сердито топтался около санок, держась за оглоблю. Лохматый извозчик, топорща заиндевевшую бородку, взвизгивал:

— Разбой называется! Разбой!

Из санок не хотел вылезать человек в башлыке и в шинели со споротыми погонами.

— Больной человек! Не понимаете? — с угрозой крикнул Сергей и сунул руку в карман. «Не надо. Зачем, Сережа?» — хотела сказать Вера, но голос не поддавался ей.

Револьвер подействовал на седока, и он быстро выскочил из санок.

Ворчал извозчик. Сергей торопил его. Вера забывалась, мысли путались. «Зря сели на извозчика. Высадили — нехорошо... Как приятно ехать! Наконец-то Сергей рядом!» Дорога звенела и пела туго натянутым бубном. А может быть, так звенело в голове?