Горячее сердце
Шрифт:
Федор не хотел терять времени и решил допросить Степанова. Говорить с ним начал подчеркнуто строго, не скрывая того, что ему уже было известно. И Степанов почувствовал себя в безвыходном положении.
— Нам известно, Степанов, что вы первый встретили дезертиров в лесу и намеренно скрывали их пребывание там, — говорил Федор.
— Я не скрывал, — попробовал отговориться Степанов. — И не знал, что это дезертиры. Они сказали мне, что отстали от поезда…
— Неправда. Вы не только скрывали их, но и снабжали продуктами. Вспомните, что
— Не помню.
— А вы припомните. Она спросила тогда, куда вы пошли. Вы ответили ей, что понесли продукты людям, которые косят для вас сено. Вы шли тогда к дезертирам. Холодкову вы обманули. Это было ясно даже ей, потому что сенокос ваш находится совеем в другой стороне, в пойме Малой Шайтанки.
Степанов ничего не мог ответить, а Федор наступал:
— Позавчера вы виделись с дезертирами последний раз. Они сами вызвали вас. Не вздумайте отказываться: в записке, которую вы получили от них, было указано точное время, вас ждали в 18 часов. Расскажите, о чем вы договаривались? И где теперь эти люди?
— Я не видел их, — подавленно ответил Степанов. — Смена моя кончилась в двадцать часов и я не мог прийти к назначенному времени.
— Когда вы получили ту записку?
— После обеда.
— Кто вам ее передал?
Степанов замолчал надолго, наконец выговорил:
— Сын мой передал.
— Он что, тоже знал о их шалаше? — спрашивал Федор.
— Нет. Парень мой тут ни при чем. Он видел однажды одного из них у меня в будке…
— Как же он мог принести записку, если не знал, где находится шалаш?
— Сын шел из Яшминского, мать его посылала туда. А на дорожке в лесу его встретил тот, которого он видел у меня в будке. И попросил передать…
— С какой целью они запрашивали ваш график дежурств в записке, переданной вам Чалышевым?
— Чтобы знать, когда меня можно застать в будке.
— Нам известно от Чалышева, что дезертиры интересовались туннелем, движением поездов, грузами. С какой целью?
Степанов вспотел. Он вытащил платок, сначала вытер лоб, потом высморкался. Поднял взгляд, в котором остался только страх, и хрипло выдавил из себя:
— Всё скажу… — Он передохнул, прежде чем досказать до конца: — Крушение готовили.
— Когда? — спросил Федор, с трудом сдерживая подступившее волнение.
— В эти дни.
Рассказ Степанова занял почти час, но Федор, его товарищи и старшина, который присутствовал при этом, только изредка прерывали его вопросами.
Когда Чалышев сообщил Некрасову о встрече Степанова с незнакомыми людьми, лесник направился в лес, разыскал их. Напуганные разоблачением, понявшие, что о их пребывании известно уже не одному человеку, парни признались Некрасову, что скрылись из воинского эшелона в Ярославле, куда прибыли на переформирование с остатками своей части из-под Смоленска. Один из них назвался Федоровым, другой —
Березиным.— Почему не сдались в плен на фронте? — спросил их Некрасов.
— Хотели переждать, поглядеть, чья возьмет, — сознались те.
— И убежали так далеко?
— К дому хотелось поближе.
— Где дом-то ваш?
— У меня в Нижне-Сергинском районе, — ответил Федоров.
— Я — из Ачитского, — сообщил Березин.
— Что думаете делать? — наседал Некрасов.
Домой дезертиры показываться боялись. Они спросили Некрасова, как идут дела на фронте. Тот ответил, что немцы опять наступают и идут к Волге. И еще предположил, что отсиживаться в лесу им придется, может быть, не долго.
— Все равно надоело уже, — признались дезертиры. — И грязью заросли, и жрать нечего.
И тогда Некрасов пообещал им, что с этим поможет, а выдавать не собирается. С тех пор он стал приносить им продукты. Опасаясь навлечь подозрение на себя, уговорил Чалышева сводить их в его баню в Хомутовке…
Дела на фронте продолжали ухудшаться, военные сводки приносили известия о том, что немцы рвутся к Сталинграду. Во время одной из встреч-попоек в доме Чалышева, где были Исаев и Махов, опять зашел разговор о войне. И тогда Некрасов, считавший себя понимающим больше других в военных вопросах, высказал свое предположение:
— Я так думаю, что скоро немец и к нам придет. Как только захватит Сталинград, ему откроется прямая дорога па Челябинск, а тут и до нас рукой подать. Так что и мы дождемся перемен.
— Ждать, конечно, будем, — сразу согласился с ним самый молодой и потому горячий Махов. — А вот кабы пособить этому, так еще лучше!
И начались разговоры. Услужливая память у каждого воскрешала прошлые обиды.
— Без нас Гитлеру так и этак не обойтись, — говорил Исаев. — Ему опора нужна.
— А потому и все права наши старые должны вернуть, — рассуждал Некрасов. — Самому ему свою армию не прокормить, а кто даст хлеб, если не мы? Колхозы, что ли? Так он духу от них не оставляет!
— Надо думать заранее, — гнул свое Махов. — И готовиться. А то кроме нас другие найдутся, которые выхватят из-под носа что получше…
— И это верно, — соглашался Некрасов.
— А раз верно, хорошо бы к новой власти с заслугой прийти.
— А где их взять, заслуги-то? — спрашивал не особенно сообразительный Исаев.
— Как где? Списки можно заранее составить на начальство, на партийцев, — сказал Махов.
— Это — не задача. Найдутся такие, которые без всяких списков кого надо укажут, — выразил свое мнение и осторожный Чалышев.
— Нет, не это надо, — остановил обсуждение Некрасов. — Надо сделать такое, что сразу бросится в глаза… Я был недавно на Дедово, у Степана сидел. Так за один час насчитал четыре поезда с солдатами, с артиллерией и танками, и все — в одну сторону. Полагаю, что к Сталинграду. Вот бы тот туннель-то как-то суметь законопатить. Это вам не списочки составить!..