«Горячие» точки. Геополитика, кризис и будущее мира

Мы все знаем, что такое средиземноморский климат с его мягкими температурами [65] , пронизанным солнцем летом, мягкими и дождливыми зимами. Средиземноморье выглядит добрым и неопасным на первый взгляд случайного наблюдателя. Те, кто живет в этих краях и помнит их историю, знают, каким чувственным и соблазнительным это море может быть. Но если копнуть чуть глубже, то отовсюду на вас будет смотреть насилие. Европейские цивилизации, такие как Венеция и Британия, цивилизации Северной Африки, державы бассейна Черного моря, восточные государства — Вавилон и Персия, все сходились и сталкивались в Средиземноморье. В последние годы на берегах этого моря велись жестокие войны — в Югославии, в Ливане, Египте, Ливии и Алжире, Израиль воевал со своими соседями. В голове северного европейца при мыслях о Средиземном море и людях, живущих на его берегах, возникают такие эпитеты, как «леность» и «праздность». Однако с не меньшим основанием должна возникать ассоциация со словом «война».

65

Думаю, что очень многие читатели не согласятся с автором насчет «мягких» температур — летом они как раз почти что повсеместно очень «жесткие». — Примеч. пер.

Это также место, полное драматических контрастов и противоречий. Просто подумайте о северном и южном берегах, отстоящих друг от друга на несколько сотен километров. Один христианский, другой мусульманский. Вам все станет ясно по поводу контрастов. Между двумя основными религиями региона существует много сходств. Каждая из них выглядит по-разному в зависимости от того, под каким углом вы их рассматриваете, от направления вашего взгляда, от времени, которое вы тратите на изучение. Так же, как и описанные ван Гогом цвета, они меняются. В этом отношении они похожи. Они даже просто совпадают в том, как они смотрят друг на друга. Они — враги и одновременно они неумолимо связаны друг с другом. Представьте себе пески Сахары и буйную растительность на холмах Южной Европы. Они являются частью одного целого, между ними не более восьмисот километров, они разделяют общую историю, и они поразительно разные.

Мы много говорили о пограничных территориях, как внутри них одновременно сосуществуют тесные связи и разделительные линии. В этом регионе мы видим пограничное море, во многом отличающееся от пограничных территорий, но во многим и имеющее с ними одни и те же характерные черты. Близость может разделять. Она облегчает ведение торговли, но она может и провоцировать войны. Для Европы Средиземное море — это еще одна граница, передовая линия, рубеж, одновременно очень знакомая и глубоко чуждая.

Ислам массированно вторгался в Европу со стороны Средиземного моря дважды — первый раз на Иберийский полуостров, второй — в юго-восточную Европу. Кроме этого были попытки «откусить» отдельные территории на Сицилии и вообще много где еще. Христиане вторгались на исламские земли очень много раз. Поначалу это были Крестовые походы, потом были войны, окончившиеся изгнанием мавров из Иберии. Затем под натиском христианских держав турки были полностью вытеснены из Центральной Европы. Наконец, в девятнадцатом веке христианские государства решительно пересекли Средиземное море и вторглись в Северную Африку, установив свой контроль над большей ее частью. Обе эти религии веками стремились к доминированию в средиземноморском бассейне друг над другом, и каждая из них в свое время была близка к этой цели. Но только близка… Одно остается незыблемым: с момента первой встречи, первого столкновения ислам и христианство были просто одержимы борьбой друг с другом. Как и Рим с Египтом — они и торговали, и воевали.

Европейские страны начали свое завоевание Северной Африки в конце восемнадцатого века как часть общего процесса обретения глобального доминирования. Наполеон получил первое признание как командующий французскими войсками в Египте. Сфинкс в Гизе — одно из грандиознейших и наиболее загадочных сооружений во всем мире — не имеет носа. Французский офицер-артиллерист отстрелил его без всякой видимой причины и необходимости — просто показать, что он может это сделать. Оккупация Северной Африки привела к доминированию европейцев на всем пространстве Средиземного моря. Франция и Британия боролись друг с другом за это, Британия в конечном счете выиграла эту схватку, и символично, что именно британцы завершили строительство Суэцкого канала, начатое французами. Канал открыл британцам кратчайший путь в Красное море, а значит — в Индийский океан, а значит — к Индии, что еще крепче связало воедино Британскую империю. Во время Второй мировой войны Северная Африка была полем битвы немецких и британских войск, а Суэцкий канал был вожделенным призом для нацистов. Британия выиграла эту схватку, но в результате войны британский флот куда-то исчез, и его заменил Шестой флот США, который доминирует в акватории Средиземного моря, но береговая линия ему не подвластна.

Европейские успехи в покорении Северной Африки вызвали ответную реакцию — прокатилась серия восстаний против европейского владычества. В Египте был свергнут британский ставленник — король Фарук, новое правительство взяло контроль над Суэцким каналом в свои руки. Британия, совместно с Францией и Израилем, организовали вторжение с целью вернуть канал и, по возможности, сменить режим, но эта операция провалилась. В Алжире в пятидесятых годах произошло кровопролитное восстание против французского владычества. Алжирские мусульмане боролись за изгнание французских поселенцев из страны. В результате достаточно долгой борьбы европейцы были вынуждены оставить Северную Африку и вернуться в свои страны, что в какой-то мере воспринималось даже с облегчением, так как позволяло сконцентрироваться на восстановлении после Второй мировой войны.

Послевоенное восстановление было причиной еще одного глубокого процесса, предполагавшего взаимодействие исламского мира Северной Африки с Европой. По мере роста европейских экономик росла и потребность в рабочей силе. А самым близким и очевидным ее источником был исламский мир. Миллионы и миллионы мусульман стали перемещаться в европейские страны в поисках заработка. Конечно, такая миграция не преобразовала Европу коренным образом, но она ее изменила. Например, население Бельгии сейчас на 10 % мусульманское. В Великобритании доля мусульман приближается к 5 %, в Германии эта планка уже взята. Процент мусульманского населения европейских городов впечатляет еще больше: в Париже мусульман насчитывается по разным оценкам от 10 до 15 %, а Брюссель вообще на одну треть стал исламским.

Конечно, мусульмане всегда жили на северном берегу Средиземного моря. Самые очевидные примеры этого — Турция и Босния; Болгария имеет значительное мусульманское население. Однако волны миграции в последнее время серьезно отличаются по своему характеру от исторического заселения Европы мусульманами. Во-первых, массовость иммиграции. Во-вторых, география расселения мигрантов. Если такие города, как Барселона и Марсель, веками имели мусульманские общины, то сейчас мусульмане, причем не только средиземноморские, оседают в Лондоне, Брюсселе, Франкфурте, других североевропейских городах, которые ранее не встречались с такой массовой иммиграцией. Третья особенность — скорость, с которой растет мусульманское население Европы в результате миграционных процессов, начавшихся в шестидесятые годы.

Важно отметить, что волны миграции пришли в те страны, где общество не было готово принять иммигрантов в таких количествах, в первую очередь с точки зрения интеграции их в свою культуру и образ жизни. Неспособность некоторых европейских наций справиться с такими массами переселенцев имеет корни в природе политических режимов. Как об этом говорилось ранее, образование европейских национальных государств во многом происходило на основе чувства общей судьбы, которое вытекало из общности истории, языка и культуры. Вы были рождены венгром или испанцем. Вы имеете право получить гражданство другой страны, но натурализация, превращение в венгра или испанца в полном смысле этих слов через юридические процедуры противоречит самой сути понятия нации как сообщества людей с общностью крови или хотя бы общностью места рождения.

Европа старается решить эту проблему через мультикультурализм. Будучи не в силах в полном смысле превратить своих новых граждан в немцев или шведов и крайне не желая возвращаться к расизму, европейцы попытались принять мигрантов как граждан своих стран, одновременно признавая, что они не смогут в полной мере разделить культуру коренного населения. Но доктрина мультикультурализма предполагает, что иммигранты не только могут, имеют право оставаться отличными от традиционного общества, но даже и то, что их культура, менталитет и образ жизни, принесенные ими с собой, должны иметь равное право на существование с культурой, менталитетом и образом жизни, исторически присущими народам принявших их европейских стран. Конечно, на практике существует большая дистанция между декларациями и реальной жизнью. Идеи мультикультурализма отнюдь не так просто завоевывают умы рядовых европейцев.

Мультикультурализм и иммиграция сталкиваются еще с одним вызовом. Европа перенаселена. В отличие, например, от Соединенных Штатов, она физически не имеет столько пространства, чтобы принять миллионы переселенцев, по крайней мере на постоянной основе. Даже при постепенно и медленно сокращающемся естественным образом населении поворотом тенденции к его росту за счет иммиграции трудно управлять — особенно в самых благополучных странах. Доктрина мультикультурализма рождает реакцию в виде роста сепаратизма. Общность культуры ведет к желанию жить в окружении «своих». Принимая во внимание экономическое положение подавляющего большинства мигрантов (по всему миру), в мультикультурализме оказывается заложенной неминуемая сегрегация (если можно употребить тут такой сильный термин), вытекающая из стремления всех групп мигрантов жить среди своих. Поэтому почти повсеместно мусульманские иммигранты оказываются живущими в убогих и стесненных условиях. По всему Парижу разбросаны высотные жилые дома, ставшие пристанищем для тысяч мусульман и отделяющие одновременно их от французов, которые живут повсюду.