Горячий источник

– Мы вчера вечером виделись.

Не могу скрыть волнения вперемешку с возбуждением. Удивительно, но усталость, как будто волной смыло.

– Что там у нас с месячными?
– обводит он языком контур моего лица, от подбородка до ушной раковины.

– Паша, тебе никто не говорил, что это неприлично?
– краснею до кончиков волос, слегка отворачиваюсь, но улыбаюсь, качая головой в смущении и странном волнении, сердце стучит как бешеное.

– Ну так что?

Все равно ведь не отстанет.

– Вчера был первый день, а сегодня второй, - сжимаю его плечи, обнимая за шею.

– Что? Да я состариться успею. Нет это невозможно. Это мне что ещё дней пять ждать что ли?

Смеюсь, он очень забавный, когда по-детски выпячивает нижнюю губу, игриво расстраиваясь.

– Ладно, как прошёл твой день?
– убирает он мои волосы за уши.

Странная забота волнует.

– Операция была сложная, ещё и хозяйка неадекватная. Всё нервы вытрепала.

– А ты все равно улыбалась. Знаю я тебя.

Неведанное ощущение интереса к моим делам теплом наполняет правую сторону грудной клетки. Что я буду делать, когда ему наскучит играть со мной?

– А как ты провел день?
– запускаю пальцы в золотистые волосы на затылке, перебирая пальцами.

– Ой, очень интересно, моё сокровище.

От последних слов я млею, растекаясь лужицей. Ну почему я так ведусь на его болтовню? Золотистые глаза сводят меня с ума. Как давно я слышала так много нежности в своей адрес? Пожалуй, никогда.

– Вначале суровый Глеб Дмитриевич заставил нас красить забор вокруг КСП.

– Вы померились?
– перебиваю его, переплетая пальцы на его шее, прижимаясь.

– Мы работаем в этом направлении. По крайней мере четвёртый рапорт о переводе в другой отряд я подавать не планирую. Все равно он рвёт их, не читая. Он сейчас, как коршун, долбит всех по темечку, колобка планово положили в роддом, на днях нас станет больше.

Я улыбаюсь, очень хочу, чтобы у этой замечательной семейной пары все сложилось хорошо.

– А потом...

– А потом я снимал с горы, застрявшую там туристку.

Когда он говорит о других женщинах, я всегда напрягаюсь.

– Молодую и красивую?

– Да, но ты красивее, - подмигивает мне, наш диалог прерывает глубокий французский поцелуй, а я все равно ревную.

– Я ходил к потоскушке твоего мужа.

Мрачнею. Не хочу говорить о ней, о нем. Но Паша улыбается, и я тоже улыбаюсь.

– Это ещё зачем?

– Судя по результатам моего расследования, она не причастна к твоему удару.

Я опускаю голову. Грустная реальность давит. Надо что-то делать со своей жизнью. Но Павел снова меня отвлекает.

– Ирка, я тебе сейчас вопрос задам, но обещай, что ответишь честно.

Он щурится. Но все равно смеется, как будто пытается меня подловить на чем-то. Держит крепко, сбежать не удастся.

– Хорошо, - как обычно подчиняюсь ему.

– Дочерью клянись!

Звучит по-детски, еще бы сказал плюнуть три раза на закате и попрыгать на одной ножке на рассвете у кладбищенского забора. Чудо в перьях мое рыжее. Мое ли? Вот в чем вопрос.

– Паша! – возмущаюсь.

– Ладно, просто скажи правду.

– Ну?

Жду вопроса, хотя почти уверена, что это будет какая-нибудь глупость. Как же мне нравятся его веснушки и ресницы, что такие же золотые, как волосы. Я чувствую его тепло и запах. Утыкаюсь носом в его крепкую шею, хочу пропитаться им насквозь. Часами бы так стояла и не двигалась.

– Муж тебя трахает?

– Паша! – возмущаюсь, даже ногой топаю.

Дергаюсь, но он прижимает к себе, заглядывая в глаза, будто ждет моей ошибки или обмана. Да что тут скрывать, все и так очевидно. Но все это с широкой улыбкой.

– Раньше было все равно, а теперь хочу знать. У него ведь баб завались. Подозреваю, что нет, но хочу услышать от тебя.

Отвечаю, не глядя в глаза, с одной стороны понимаю, что ему нужен именно этот ответ, а с другой, как-то стыдно за ситуацию в целом. За свои грустные семейные отношения.

– Нет.

Рыжий спасатель снова смеется. Люблю его свет, тот, что он излучает. Когда я его узнала, он был совсем другим, переживал за Мари, а теперь все время улыбается. Мой единственный мужчина за всю нашу совместную семейную жизнь не ласкал меня столько, сколько Павел за те короткие минуты, что были между нами. Немудрено, что я потеряла берега, свихнувшись окончательно. А ведь до полноценного секса мы еще не дошли. Кажется, я и не жила вовсе.

– Хорошо, - довольно кивает, игриво потираясь о мой нос своим.

Так просто, будто спросил о том, что я ела на завтрак сегодня утром.

– Что настаёт тебя?
– наглею, раньше бы не посмела, а теперь, почему-то, хочу знать.

– Трахает ли меня твой муж? - смеётся Паша, показывая мне язык.

– Проехали, - обижаюсь, ведь знает о чем я.

Но понимаю, что он мне ничего не обещал. Я сама иду на эти легкомысленные отношения. И все равно хочу знать, что у него не десяток таких, как я каждый день. Глупые женщины, что с нас возьмёшь? Всегда мечтаем стать той самой, единственной.

– В данный момент меня интересуешься только ты, Ириш. А что будет дальше я не знаю, никто не знает, Ириш!

Друг от друга нас отвлекает шум, на двери опускается ручка, я пугаюсь, а Пашка сигает в открытое окно с подоконника, к счастью мы на первом этаже. На прощание он мне подмигивает, исчезая между деревьев.

Глава 33. Молодые мужчина и женщина

Молодые мужчина и женщина, сидя на соседних черных кожаных стульях, переплели пальцы рук. Медицинская мебель в кабинете врача была новой, одного стиля и цвета. Все выглядело гармонично. Вдоль стены стояли весы и ростомер. В углу у входа в кабинет размещался деревянный шкаф с толстым стеклом, своеобразный мини-музей с наградами, старинными книгами по медицине, старыми медицинскими инструментами, которые уже не использовались. Супруг улыбнулся, сжимая совсем хрупкую ладошку, подбадривая жену. Пожилой врач посмотрел результаты обследований еще раз и молча подошел к окну.

Здесь Зуб Дракона был виден хуже, чем в поселке у подножья. Но красоты было не меньше. Луга с альпийскими травами сменялись тундрами, которые немного напоминали северные. Лиственные леса чудесным образом переплетались с хвойными и смешанными. Деревья и кустарники росли в форме невысоких стелющихся шариков. Больше всего природа набросала сочных зелено-желтых лиственниц, игольчатых елей, шипастых сосен и пихт с огромными фиолетово-коричневыми шишками. И только самые высокие хребты не имели растительности, а покрылись ледниковой коркой, нацепив снежные шапки.