Горячий источник

– Я бы тоже вдарил, если бы моя жена таскалась со спасателем.

Вздрагиваю, ошарашено смотрю в лицо мужчины, что ведет автомобиль. Такое ощущение, будто ко мне в тарелку залез кто-то с грязными лапами. Он гораздо моложе, чем мне всегда казалось, похоже, он лишь на пару лет старше меня. Просто я никогда его не разглядывала.

– Простите? – возмущаюсь. – Вообще-то, на меня напали.

– Вы серьезно? – смотрит, как коршун, почуявший слабость жертвы.

Поправляет зеркало в салоне, беззаботно покручивая баранку.

Выдергиваю фотографию, что прикреплена за обивку. С фото на меня смотрит знакомая женщина.

– Вы муж Прокофьевны?
– бросаю фотографию ему на колени, совершенно не думая, что отвлекаю водителя от дороги.

– Сын, а вам то какое дело?

– Никакого. Просто все понятно.

Я вздыхаю. Наглые медсестры, распоясавшиеся водители и сплетни, распространяющиеся со скоростью света.

– Знаете, что самое главное в жизни, Ирина Владимировна?

– Нам еще долго ехать?

Мне откровенно наскучил этот разговор. Зад болит от неудобного сидения, а еще захотелось пойти и переспать кое с кем, раз уж все равно нас записали в любовники.

Опираюсь рукой на дверь, безразлично взирая на водителя.

– Так вот, знаете, что самое главное в жизни?

– Просветите, если не затруднит.

– Дети! Вот вы помните про свою дочь, Ирина Владимировна?

Поддерживаю голову рукой, чувствуя приближение мигрени. Боль начинается в лобно-височной области, затем привычно распространяется на всю половину головы. Будет пульсирующей, сверлящей и чертовски глубинной. А потом усилится от раздражителей, вроде света и звука.

– Вы кто такой вообще? – никогда не обращала на него внимания, не уверена, что мы вообще хоть раз разговаривали.

– Ваш водитель, катаю вас туда-сюда, постоянно.

Лучше бы я пешком пошла, радуюсь, когда на горизонте появляется распахнутая калитка и машина МЧС с кучкой спасателей возле.

– Не забывайте про дочь, Ирина Владимировна!

– И вы своими детьми займитесь, вместо бабских сплетен, - вытягиваю сумку, сползая вниз.

– Так бог не дает!
– почти кричит, в каком-то болезненном отчаянии.

Наши глаза с водителем встречаются, он отворачивается первым, достает памятую пачку. А мне становится его жаль.

– Ветеринар! – кто-то настойчиво зовет меня.

Взяв свою сумку, я подбегаю к лошади, которую уже вытащили. Думаю остановить кровотечение, промыть рану перекисью водорода, наложить жгут, но повреждение слишком глубокое. Поэтому мне приходится зашивать, ибо чем скорее я это сделаю, тем меньше шансов, что загноится. Незначительные раны я прижигаю тетцином, благодаря этому не будет заражения и нагноения в будущем.

Я вытираю пот с лица, подымаю голову, словно чувствуя пристальный взгляд. Невдалеке стоит Павел, в стороне от всех спасателей. Опёршись спиной о забор и внимательно наблюдая за моими действиями, он непривычно серьезен. Не улыбается и не смеется, заснул руки в карманы и стоит отдельно от всех. В голове рождается дикая картинка, желание подойти к нему и обвить шею руками, прижавшись губами в приветственном поцелуе. Как же хочется, даже страшно. Какое странное однако чувство: и стыдно за слова водителя, и тянет, так тянет, что аж дышать больно.

Все время вспоминаю его диван, мягкую подушку под спиной то, как голая кожа касалась колючего покрывала, а еще губы, такие горячие, настойчивые. Сильные руки сжимали, будто важнее этого ничего на всем белом свете не было. Вчера, уложив дочку спать, я долго лежала в ванной. Теплая искристая пена омывала мое тело, лаская и облизывая. Закрыв глаза, я проводила мочалкой по коже, слегка царапая, удивляясь тому, какая она вдруг стала чувствительная. Перед глазами застыла его твердая спина, покрытая веснушками и крупная родинка под лопаткой. Почему-то эта часть тела сводит меня с ума особенно. С самого первого раза, придя на осмотр к Мари, увидела, как он переодевается, и не могу забыть его спину. Широкие плечи, а поясничный отдел узкий. Боже, эта впечатляющая, развитая многочисленными тренировками трапециевидная мышца, имеющая форму треугольника, блестящие ромбовидные под лопатками. Я врач и знаю, как все это работает, поэтому сама мысль, о том, что они так четко очерчены и выделяются, лишает рассудка, пальцы буквально тянутся обвести каждую. Я позволила себе слабость, опустила руку в воду, выгнулась навстречу собственной ласке, думала о рыжем спасателе, наслаждаясь ритмичными движениями. Но звезды не вспыхнули, а планета останавливаться не спешила. Без него – это жалкая пародия.

Вот почему у меня нет настроения. Я пообещала забыть Павла, а вместо этого постыдно жду, когда спасатель снова завалится ко мне в кабинет. Но он не приходит.

– Ирина Владимировна, у нас следующий вызов! – возмущается водитель, появившейся здесь, как будто из воздуха.

Прошло меньше недели с тех пор, как меня ударили. Вместо того, чтобы пожалеть или посочувствовать, муж наехал, заявив, что в следующий раз я подумаю, прежде чем сидеть на работе до темноты. По его мнению, это неудачная попытка ограбления. Или пьяный турист перепутал мое лицо с лицом его гулящей жены.

До темноты я больше не засиживаюсь. Но и одна не хожу. Каждый вечер на другой стороне улице меня ждут рыжий спасатель и его собака. Он никогда не переходит дорогу, не приближается ко мне. Всего лишь провожает, и убедившись, что я добралась, просто уходит. А я не могу жить, как раньше. Теперь мне мало работы, мало моей ветеринарной деятельности, мало того, за что я привыкла прятаться, в своей спальне по вечерам я сползаю по стене, обнимая колени. В ту ночь, когда меня ударили кулаком в лицо, я впервые в жизни не была одинока.

Глава 27. Павел

Проследив за Ольгой, я вошел в единственное многоэтажное здание в нашем поселке. Домофона в подъезде не было, и я проскользнул за девушкой внутрь, на втором этаже она остановилась, услышав голос Мари.

– Пашка?

Я растянул губы в искусственной улыбке, и знай меня Забейворота чуть лучше, она бы это почувствовала, но она окаменела от счастья, забыв, как открывается собственная дверь.

– У тебя принтер есть?
– скинул я у входа кроссовки, бесцеремонно расхаживая по чужому жилищу.

Квартирка была совсем крохотной, маленькая кухня перетекала в единственную комнату, что судя по расправленному дивану, большому креслу и рабочему столу в углу, служила сразу и залом, и спальней, и кабинетом.

– Чай или кофе будешь?
– скользнула она мимо меня, кончиками пальцев коснувшись плеча.

Заглянув под стол и в шкафы возле, принтера я не обнаружил.

– Что с принтером?
– пошёл я за ней на кухню, разглядывая жутковатые обои с хлебными колосками в нелепых корзинках.

– Его нет, - попыталась она нажать мне на плечи, усаживая за кухонный стол, - если что-то нужно, то я печатаю на регистратуре, в клинике. Тебе напечатать что-то?

Похоже, Забейворота поставила перед собой цель прикасаться ко мне, пока я не поддамся на её провокации. Скользит вокруг меня, как змей, мокрый и слюнявый.

– А кот твой где или собака?
– я не спешу садиться, а Мари по-хозяйски ложится рядом, обвив мою ногу хвостом.

– Я не люблю животных, - пожимает Ольга плечами.
– От них вонь и куча шерсти, лапы эти грязные везде.