Горячо
Шрифт:
Да, некрасиво с его стороны. Ну а кто он тебе, чтобы поступать с тобой красиво?
Никто. И останемся никем.
Только так обидно…
И чувство гадливости сжимает горло.
Да, могло быть хуже. Гораздо хуже. И сама виновата. Но это доводы рассудка. А ощущения тела совсем другие. Пронизывает осознанием, что мной воспользовались, обманув. И от этого противно.
Если бы он думал, что я шлюха, мне бы было легче. Честно.
Но он ведь знал!
– Да, кто ж знал, что так закончится, - Нэлла, сидящая рядом, пихает меня локтем в бок, а я только сейчас её вообще замечаю.
Поворачиваю
– Каперскому вроде за нас даже деньги ещё не перевели, прикинь? Бесплатно двое суток, блять…Ты успела хоть на чай у того мужика попросить? Я ни хрена.
Отрицательно качаю головой, про себя думая - точно, ещё и бесплатно ему обошлась!
Красавчик он, а не сволочь…
Это я - дура.
Везут нас в город. С сопровождением, с мигалками. Выходит долго.
Я даже умудряюсь прикорнуть, сидя на жесткой скамье и уронив щеку на тощее даже сквозь шубу, но внезапно радушное и вкусно пахнущее духами Нэллкино плечо. В голове на грани дрёмы мелькает шальная мысль, что в какой-то другой жизни мы наверно могли подружиться…Ну общаемся же мы с Миланкой, соседкой по площадке. И очень неплохо.
А кто где работает - это уже другой вопрос.
Когда автозаки заезжают во просторный двор, обнесенный высоким бетонным забором с колючей проволокой по верху, сопровождающие нас мужики начинают прикрикивать, поторапливая.
Быстро строят, выпускают из машины четверых, остальным говорят дальше ждать. Сидим с полчаса, ожидая своей очереди. Остальным девчонкам, судя по разговорам, не принципиально когда выходить из автозака - лениво переговариваются между собой, что на ночь точно в обезьяннике оставят, я же уже дико хочу домой!
Потому рвусь в следующую четверку. Заводят в участок, ведут по узким крашеным коридорам с низкими потолками. Депрессивно тут, как и во всех подобных этому местах. И запах стоит особый - затхлый, пыльный и примесью старой бумаги. Проходим на чёрную лестницу, там натыкаемся на того, полковника, что был в особняке и говорил с Тимуром. Он видит меня тормозит. Улыбается.
– О, журналистка. Ну ка, Лёш, давай я её сразу заберу на разговор. Утомили уже наверно Марину Андреевну.
– Спасибо!
– искренне отзываюсь.
– Да не за что, - хмыкает, - Пойдём- пойдём…
Кабинет у полковника Кириллова, как гласила медная табличка на двери, оказался вполне приличных размеров, но настолько заваленным всякими папками и заставленным с виду совершенно ненужной мебелью, что ощущение, что ты зашел в какую-то каморку, не покидало, давя.
Иван Григорьевич уселся за тяжелый письменный стол, коротким жестом пригласил устроиться на стуле напротив и закурил, пододвинув пепельницу с флагом и только после второй затяжки поинтересовавшись не против ли я.
– Нет, - качаю головой.
Он едва заметно кивает, и не ожидая другого ответа. Набирает кому-то.
– Юр, подойди ко мне, записывать будешь, - сбрасывает вызов, улыбается одним уголком тонких твердых губ, - Всё-таки показания, но мы по-простому, да, Марина Андреевна?
–
Да.Заходит молодой парень, усаживается за стол в углу, достает листы. Щелкает диктофон. И Кириллов начинает. Не торопясь, нудно. Как зовут, где проживаю. Вроде бы мне бояться нечего - но сама атмосфера, его казенный тон.
Всё это напрягает, заставляя ладони потеть и разгоняя сердечный пульс до неприятного нитевидного. Хочется уже домой…
– Как вы оказались в доме Жиренко.
– Случайно. Моя соседка по площадке танцует (делаю выразительную паузу, полковник кивает, мол, подойдет такая версия), вот. Она должна была поехать, но заболела. А мы как раз собирали материал. Я попросилась ехать вместо неё. Меня взяли.
– Ваше начальство?
– Было против. Я самовольно. Сказала только Николаю Пау, нашему оператору, он вам звонил, когда я не вернулась на следующее утро.
– Почему решили делать материал про Жиренко?
– В редакцию пришло анонимное письмо…
– Электронное?
– Да.
– Можете показать? Написать почту?
– Кириллов впервые за весь наш разговор оживляется, проявляя реальный интерес.
– Да, конечно, - киваю, - Но мне для этого мне нужен мой телефон. Мы их сдавали Каперскому в автобусе.
– Хм, ясно.
Полковник опять кому-то звонит.
– Лискин, там телефоны девочек в автобусе же находили?...Да…- зажимает ладонью динамик, смотря на меня, - Марина, ваш какой?
– Под хохлому крышка.
– Под хохлому…Да, принеси в кабинет мне. Жду, - отрубает вызов.
– Так, а что ж вы собирались узнавать там одна?
– стучит ручкой по столу, - Странный план…
– Я прослушку с собой взяла…
– Прослушку?
– Да, жучок. Оставила в кабинете и хотела уже уезжать, сказавшись больной, но…- поджимаю губы, чувствуя, как меня заливает неконтролируемый румянец, - ваш Тимур Тигранович меня перехватил…
Встречаемся глазами с полковником, и в его цепком взгляде такое насмешливое понимание, что мне становится нехорошо.
– Претензии есть какие-то к Тимуру Тиграновичу?
– рокочет Кириллов доверительно, подаваясь ко мне через стол.
– Н-нет, претензий нет, - бормочу, сгорая со стыда, потому что эти нотки с намёком в его хриплом голосе не заметит только полный идиот!
Дверь в кабинет за моей спиной в этот момент распахивается, и я слышу низкий тембр Керефова раньше, чем успеваю обернуться.
– А вы тут…Ладно, не буду мешать…
– Далеко не уходите, Тимур Тигранович, вы мне нужны ещё, - кричит ему Кириллов, ухмыляясь.
Я как вкопанная сижу. Спина деревенеет от ощущения, что Керефов в паре метров всего от меня. Нервирует…Смотреть на него не собираюсь. Не зачем.
– Да я на улицу, покурю - подышу…Пока вы тут с Мариной Андреевной общаетесь, - отзывается глухо Тимур.
– Добро. Лебедева кстати говорит, что нет у неё к вам претензий, Тимур Тигранович, - полковник заговорщически мне подмигивает, - Хоть вы, оказывается, и помешали ей по-быстрому оттуда свалить. Прослушку поставила, представляете?
– Да?
– в голосе Керефова искреннее удивление, и меня так и подмывает всё-таки обернуться и взглянуть на него, но…уж нет.