«Господь да благословит решение мое...»

Великий князь Кирилл Владимирович, правда, забыл упомянуть, что в числе «мятежного экипажа» оказался и он сам, с красным бантом на груди приведший Гвардейский экипаж в распоряжение Государственной Думы, еще до отречения Государя.

В обществе, в оппозиции и даже в армии открыто обсуждали возможность цареубийства. Профессор Ю. В. Ломоносов, бывший во время войны высоким железнодорожным чиновником и «по совместительству» сторонником революции, писал в своих воспоминаниях: «Удивительно то, что, насколько я слышал, это недовольство было направлено почти исключительно против царя и особенно царицы. В штабах и в Ставке царицу ругали нещадно, поговаривали не только о ее заточении, но даже о низложении Николая. Говорили об этом даже за генеральскими столами. Но всегда, при всех разговорах этого рода, наиболее вероятным исходом казалась революция чисто дворцовая, вроде убийства Павла» [399] .

399

Ломоносов Ю. В. Воспоминания о мартовской революции 1917 года. Стокгольм-Берлин, 1921, с. 1.

То же самое пишет Мельгунов: «Речь шла о заговоре в стиле дворцового переворота XVIII столетия, при которых не исключалась возможность и цареубийства» [400] .

Милюков говорил «о принудительном отречении Царя и даже более сильных мерах» [401] .

С конца 1916 года до Императора начинают доходить все усиливающиеся слухи о готовящемся заговоре Гучкова.

Сам Гучков впоследствии подтверждал свое участие в организации заговора. «Из показаний А. И. Гучкова ЧСК Временного правительства, — пишет С. П. Мельгунов, — стало известно о заговоре, который перед революцией организовал Гучков. По его словам, план был таков: „…захватить по дороге между Ставкой и Царским Селом Императорский поезд, вынудить отречение, затем, одновременно, при посредстве воинских частей, на которые в Петрограде можно было бы рассчитывать, арестовать существующее правительство и затем уже объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят правительство“» [402] . Как мы видим, сценарий переворота совпал с реальными событиями.

400

Мельгунов С. П. На путях к дворцовому перевороту., с. 102.

401

Мельгунов С. П. На путях к дворцовому перевороту, с. 94–102.

402

Мельгунов С. П. На путях к дворцовому перевороту, с. 6.

Об участии Гучкова в заговоре пишет и Милюков: «Рядом стояли люди — и число их быстро увеличивалось, — которые надеялись предупредить стихийную революцию дворцовым переворотом, с низложением царской четы. Из них я уже указывал Гучкова» [403] . «Прогрессивный блок» согласился с планом Гучкова. Тот же Милюков пишет: «Блок исходил из предположения, что при перевороте так или иначе Николай II будет устранен с престола. Блок соглашался на передачу власти монарха к законному наследнику Алексею и на регентство — до его совершеннолетия — великого князя Михаила Александровича. Мягкий характер великого князя и малолетство наследника казались лучшей гарантией перехода к конституционному строю […]. Говорилось в частном порядке, что судьба Императора и императрицы остается при этом нерешенной — вплоть до вмешательства „лейб-гвардейцев“, как это было в 18 в.; что у Гучкова есть связи с офицерами гвардейских полков, расквартированных в столице и т. д. Мы ушли, в полной уверенности, что переворот состоится» [404] .

403

Милюков П. Н. Указ, соч., с. 404.

404

Милюков П. Н. Указ, соч., с. 450.

Разумеется, «заговор Гучкова» не был плодом исключительно его инициативы, как он пытался это представить в эмиграции, когда он утверждал, что другие лидеры оппозиции, например, Родзянко и Милюков, говорили о «безнравственности» организации государственного переворота в военное время. Эти утверждения Гучкова расходятся с высказываниями последних.

Вот что, например, писал впоследствии Милюков: «Конечно, мы должны признать, что ответственность за совершающееся лежит на нас, то есть на блоке Государственной Думы. Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота принято нами вскоре после начала этой войны, знаете также, что ждать мы больше не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство, вызвали б в стране взрыв патриотизма и ликования. История проклянет пролетариев, но она проклянет и нас, вызвавших бурю» [405] .

405

Смирнов А. Ф. Указ, соч., с. 582.

За Гучковым и его сподвижниками незримо стоял масонский «Великий Восток Народов России» (ВВНР), дочерняя ложа «Великого Востока Франции». Меньшевик и член Верховного совета ВВНР Н. С. Чхеидзе писал: «Переворот мыслился руководящими кругами в форме дворцового переворота; говорили о необходимости отречения Николая II и замены его. Кем именно, прямо не называли, но думаю, что имели в виду Михаила. В этот период Верховным советом был сделан ряд шагов к подготовке общественного мнения к перевороту. Помню агитационные поездки Керенского и других в провинцию, которые осуществлялись по прямому поручению Верховного совета. Помню сборы денег для такого переворота» [406] . «В результате ряда организованных единым масонским центром совещаний оппозиционных деятелей, — пишет B. C. Брачев, — был разработан общий план захвата царского поезда во время одной из поездок Николая II из Петербурга (так в тексте — П.М.) в Ставку или обратно. Арестовав Царя, предполагалось тут же принудить его к отречению от престола в пользу царевича Алексея при регентстве Михаила Александровича и введения в стране конституционного строя» [407] .

406

Брачев B. C. Русское масонство XVIII–XX веков. СПб: Стома, 2000, с. 297.

407

Брачев B. C. Указ, соч., с. 298.

В конце 1916 года известный масон А. В. Оболенский спросил Гучкова о справедливости слухов о предстоящем перевороте. «Гучков, — пишет далее Оболенский, — вдруг начал меня посвящать во все детали заговора и называть главных его участников… Я понял, что попал в самое гнездо заговора. Председатель Думы Родзянко, Гучков и Алексеев были во главе его. Принимали участие в нем и другие лица, как генерал Рузский, и даже знал о нем А. А. Столыпин (брат Петра Аркадьевича). Англия была вместе с заговорщиками. Английский посол Бькженен принимал участие в этом движении, многие совещания проходили у него» [408] .

408

Брачев B. C. Указ, соч., с. 299

О ведущей роли масонов в кадетско-либеральном заговоре пишет и Г. М. Катков: «Подготовка государственного переворота, имеющего целью устранение Николая II, — вот та область, в которой масоны сыграли наиболее заметную роль» [409] . Однако, по существу руководя подготовкой государственного переворота, ВВНР предпочитал оставаться в тени, выдавая все подготовительные действия, как «заговор Гучкова», который якобы действовал по своей инициативе.

Правящие круги Антанты фактически поддерживали этот заговор. В мае 1916 года Европу посетила русская парламентская делегация во главе с Милюковым. Жандармский генерал А. И. Спиридович сообщал, что им получены оперативные данные о том, что «во время посещения некоторых стран кое-кто из депутатов получил руководящие указания от масонского центра с обещанием моральной поддержки в борьбе с правительством», что, по мнению Спиридовича, и определило начало активной борьбы с ним левой оппозиции в конце 1916 года [410] .

409

Катков Г. М. Указ., соч., с. 182.

410

Соловьев О. Ф. Указ, соч., с. 125.

Начиная с конца декабря 1916 года, Император все больше узнает о поддержке правящими кругами Англии и Франции думских и великокняжеских оппозиционеров. Воейков вспоминает о своем впечатлении, которые произвела на него встреча с английским и французским послами во время новогоднего приеме 1917 года в Царском Селе: «На этом приеме послы — Бьюкенен и Палеолог — были неразлучны. На их вопрос о вероятном сроке окончания войны, я ответил, что, на мой взгляд, состояние армии настолько поднялось и улучшилось, что если ничего непредвиденного не произойдет, то с началом военных операций можно ожидать скорого и благополучного исхода кампании. Они мне ничего на это не ответили; но обменялись взглядами, которые на меня произвели неприятное впечатление» [411] .

411

Воейков В. Н. Указ, соч., с. 116.

Анна Вырубова пишет: «Государь заявил мне, что он знает из верного источника, что английский посол сэр Бьюкенен принимает деятельное участие в интригах против Их Величеств и что у него в посольстве чуть ли не заседания с великими князьями по этому поводу» [412] .

В конце декабря 1916 года к Николаю II явился герцог А. Г. Лейхтенбергский и умолял его потребовать от членов Дома Романовых вторичной присяги. В то же время Н. Н. Тиханович-Савицкий, член Союза Русского Народа из Астрахани, через Вырубову добился аудиенции у императрицы Александры Федоровны, на которой уверял ее, что у него есть неопровержимые доказательства об «опасной пропаганде, которая ведется союзами земств и городов с помощью Гучкова и Родзянко и других в целях свержения с престола Государя» [413] . Царь внешне не реагировал на эти предупреждения. С. П. Мельгунов считает, что причиной этого были душевные свойства царя, которые не позволяли ему подозревать в своем ближайшем окружении, и даже в думской оппозиции, такую подлость, как подготовка государственного переворота во время войны. Действительно, двуличие и ложь были неприемлемы для Николая II. Как справедливо писал С. С. Фабрицкий: «Его Величество не любил фальшивых людей, льстецов, прислуживающихся и вообще не допускал возможности лгать, так как сам абсолютно не был способен на какую-либо малейшую фальшь или ложь. Люди резкие, мнящие о себе много, думающие спасать Россию грубой и резкой правдой, весьма односторонней и подозрительной, получающие холодный отпор от Государя на свои неуместные и бестактные выходки или выступления, имели потом дерзость распускать слухи о нелюбви Государя к правде» [414] .

412

Царственные мученики в воспоминаниях верноподданных., с.228

413

Царственные мученики в воспоминаниях верноподданных, с.226.

414

Фабрицкий С. С. Указ. соч., с. 111.

Фабрицкому вторит флигель-адъютант царя Мордвинов: «Государю были противны всякая игра, всякие замаскированные ходы, всякая неискренность, необходимая, якобы, для пользы дела. Он предпочитал молчать, вместо того, чтобы подобными фразами или поступками скрывать свое действительное отношение к вопросу, как то умеют делать ловкие политики […]. Но только самовлюбленные, поверхностные натуры могут не иметь сомнения и высказывать свои непогрешимые выводы с решительностью и жестокостью сильной воли, недоступной для более вдумчивых и деликатных. Сильная воля — это свойство, присущее не всякому. Всякий знает, что можно быть ограниченным, злым и преступным человеком и обладать выдающейся силой воли» [415] .

415

Царственные мученики в воспоминаниях верноподданных, с. 74.

Но тем не менее, видимая пассивность Царя не объясняется только его благородным характером. Хотя Николай II не представлял себе всю опасность складывающейся ситуации, не знал о готовности военной верхушки поддержать переворот, тем не менее Царь прекрасно был осведомлен о подрывной деятельности оппозиции. Представлял себе он и ту враждебность русского общества к существующему строю. Но Царь понимал, что любые репрессивные превентивные действия по отношению к оппозиции, без коренных изменений на фронте, вызовут такую волну негодования, что могут привезти к серьезным потрясениям, которые недопустимы во время войны. Перед Николаем II вставала дилемма: либо поставить на первое место укрепление власти путем резких и раздражающих действий и тем самым мешать войне с внешним врагом, либо, несмотря ни на что, стремиться в первую очередь к победе над внешним врагом, как бы не обращая внимания на врагов из Думы. Царь полагал, что государственный переворот невозможен, так как ему верна армия. Следует признать, что тактика Царя имела свою логику: балансируя на тонкой дорожке над пропастью революции, Николай II надеялся пройти по ней осторожными и медленными шагами, ставя главной целью победу в войне. Н. Н. Яковлев, в творчестве которого интересные открытия сочетаются с сильным влиянием большевистской агитации, писал в своей книге: «А царь? Что же он? Почему не следует советам императрицы, да не ее одной? Что он так „кроток“? […] Почему он медлил на рубеже 1916–1917 годов? Частично, вероятно, потому, что не верил в близкую революцию, да и не ставил высоко „революционеров“ поневоле, типа Милюкова, с которым звала расправиться царица. Главное заключалось в том, что самодержец полагал, — время подтвердить его волю еще не настало. Он видел, что столкновение с оппозицией неизбежно, знал о ее настроениях (служба охранки не давала осечки и подробно информировала царя), но ожидал того момента, когда схватка с лидерами буржуазии произойдет в иных, более благоприятных условиях для царизма. Николай II перед доверенными людьми, — бывшим губернатором Могилева (где была Ставка) Пильцем и Щегловитовым: нужно повременить до начала весеннего наступления русских армий. Новые победы на фронтах немедленно изменят соотношение сил внутри страны и оппозицию можно будет сокрушить без труда. С чисто военной точки зрения надежды царя не были необоснованны. Как боевой инструмент, русская армия не имела себе равных, Брусиловский прорыв мог рассматриваться как пролог к победоносному 1917 году» [416] .

416

Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. М.: Москвитянин, 1993, с. 248.