Господь хранит любящих
Шрифт:
— Любимая, — начал я, — ты…
— Да. Около пяти я обнаружила, что тебя нет в постели. Я включила свет и нашла тебя здесь. — Она поцеловала меня в щеку. — Ты даже не заметил, что я прилегла рядом. Тебе, наверное, снился какой-то дурной сон. Ты спал очень беспокойно и бормотал что-то бессвязное.
— О чем?
— В основном о Шопене.
— Спасибо, что укрыла меня, — сказал я.
— Я люблю тебя.
— Как сегодня погода?
Она поднялась, в одной ночной рубашке подбежала к окну и отдернула штору. На нас упал бледный
— Ни ветерка, — сказала Сибилла. — Канатная дорога снова работает. Я вижу гондолу.
Она стояла в свете солнца. Через тонкую рубашку просвечивало ее тело.
— Иди ко мне, Сибилла!
Она быстро подошла и скользнула ко мне под одеяло, и мы любили друг друга прямо на ковре. Все было удивительно и прекрасно, и меня не покидало ощущение, что я долго болел и наконец выздоровел.
После душа мы заказали завтрак. В ожидании его мы сидели на кровати и смотрели на снег за окном. Ночная буря намела огромные сугробы, на проплешинах виднелась замерзшая трава. Она была черной и бурой, а снег искрился на солнце синим, желтым, фиолетовым и белым. Он переливался всеми красками.
— После завтрака я уеду, — сказал я. — А через несколько дней вернусь. Ты останешься здесь, родная, и будешь ждать меня.
— Куда ты едешь?
— В Мюнхен, — ответил я. — Или во Франкфурт. По обстоятельствам.
— По каким обстоятельствам?
Мы сидели, тесно прижавшись друг к другу, я обнял ее за плечи, и, когда она выдыхала, ее дыхание щекотало мне грудь.
Было мирное утро, все казалось ясным, простым и решенным.
— Я достану тебе фальшивый паспорт, — сказал я. — Ты дашь мне свой, чтобы я мог взять с него фотографию. Из Мюнхена я позвоню в агентство. У меня там есть друзья, у которых есть информация о тех, кто занимается изготовлением фальшивых документов. Некоторые из них нам очень обязаны.
— Как госпожа Тотенкопф?
— Как госпожа Тотенкопф, — ответил я. — Я уже все обдумал.
— Когда ты успел? Ты ведь спал.
— Я все обдумал во сне. Они уже давно просят меня возглавить наше отделение в Рио. Но я все время колебался — из-за тебя. Теперь я соглашусь на эту должность. Мы улетим в Бразилию. Сначала я, потом ты. Воспользуемся компанией «Панайр ду Бразил». Там у меня тоже есть друзья. А в Рио мы поженимся. Бразилия — огромная страна с многочисленным населением. Мы растворимся в нем.
— Пауль…
— Да?
— Ты останешься со мной?
— Навсегда, — ответил я. — Я больше никогда не уйду от тебя.
— Но я же застрелила человека! Ты говорил, что должен расстаться со мной, потому что я убийца!
— Это было вчера.
— А сегодня все по-другому. Почему?
— Потому что я люблю тебя, — сказал я. — Я не хочу жить без тебя. Так что мне все равно. Я хочу жить с тобой и быть счастливым до самой смерти.
— Я тоже, Пауль.
Больше мы ни о чем не говорили, только держались за руки и смотрели
на разноцветный снег и маленькие гондолы на канатах. Теперь они сновали беспрестанно — на гору поднимались многочисленные лыжники. Они громко шумели и забрасывали друг друга снежками. Среди них было несколько девушек. Им доставалось больше всех.Милая официантка принесла завтрак. Мы заказали яичницу с ветчиной, апельсиновый сок и кофе. Ветчина и кофе пахли восхитительно. Как только девушка ушла, мы сели к столу. Возле моей чашки лежала утренняя «Мюнхенер моргенцайтунг». Я скользнул по газете взглядом, и мне сразу бросился в глаза крупный заголовок на первой полосе.
СВИДЕТЕЛЬНИЦА ПО ДЕЛУ
ОБ УБИЙСТВЕ ТРЕНТИ УТВЕРЖДАЕТ:
СИБИЛЛА ЛОРЕДО ЖИВА!
32
В основу статьи были положены высказывания Петры Венд на допросе в криминальной полиции — насколько они были переданы прессе. Я быстро пробежал статью глазами в поисках своего имени. Было бы невероятным, чтобы его дали полностью, но если бы это случилось, все бы пропало.
Имя Голланд вообще не было названо.
Петра Венд сообщала полиции: «Я уверена, что женщина, называющая себя Сибиллой Лоредо, жива и что именно она совершила это убийство.
Вопрос: «Как вы полагаете, что она предпримет теперь?»
Ответ: «Думаю, она попытается покинуть Австрию и перебраться в другую страну, возможно даже на другой континент».
Вопрос: «Вы полагаете, что она в состоянии сделать это?»
Ответ: «У нее есть преданные друзья, которые, несомненно, ей помогут».
Вопрос: «Вы можете назвать имена этих преданных друзей?»
Ответ: «Нет».
Это были все высказывания Петры. Мне хватило и этого, но я не хотел пугать Сибиллу:
— Смех, да и только! Пустая болтовня и потуги на многозначительность, передай мне, пожалуйста, соль.
— Что нам теперь делать?
— Я поеду в Вену, — сказал я. — В газете написано, что она вернулась туда. В Вене я тоже определенно сделаю тебе паспорт и потребую от Петры объяснений. К тому же, если я появлюсь снова, полиция успокоится.
— А как мы уедем из страны?
— Никто не может запретить мне лететь в Рио. Я полечу один, по служебным делам. Ты вылетишь следом с фальшивым паспортом. Ничего вообще не может случиться.
Я говорил так, чтобы успокоить ее. Я умолчал о том, что во всех аэропортах и на пограничных пунктах, конечно, уже висят ее фотографии. Но и тут был выход. Можно перекрасить волосы и сделать другую прическу. И фото на паспорте можно подретушировать.
Я всеми силами старался помешать Сибилле удариться в панику. Если у нее сдадут нервы, мы никогда не выберемся из Европы.
— Я каждый вечер буду тебе звонить, — пообещал я часом позже, когда мы прощались.
— Каждый вечер? — В ее глазах блеснули слезы. — А как долго тебя не будет?