Господин директор
Шрифт:
— А что у нас было? — я пожал плечами.
— Мы больше года спали вместе! — она повысила голос.
— Мы ни разу не спали вместе. Мы только трахались, — поправил я Таню.
Не стоит путать понятия.
— Да называй как хочешь! Я все равно не понимаю. Тебе реально на меня плевать?! — она упёрла руки в боки и требовательно смотрела на меня.
— Мы заключили договор, — вздохнул я, объясняя. — И каждый из нас мог аннулировать его в одностороннем порядке.
— Да, но я не думала, что ты сделаешь это первым, — сказала она, отворачиваясь к реке.
Ах вот
— Почему? — спросила она, стоя ко мне спиной. — Что я сделала не так?
Я прикрыл глаза. Что она сделала не так? Да много чего — опекала меня, считала своим, пыталась руководить. Но, строго говоря, не это главное. Я бы живо поставил ее на место, если бы захотел, и всё вернулось бы на свои места. Но я не хотел.
— Я люблю другую.
Мой ответ прозвучал глухо и опять безэмоционально. Но для Тани он был сродни громыхнувшему выстрелу. Она вздрогнула и прижала руки к груди, круто повернувшись ко мне. Несколько секунд она ошарашенно рассматривала меня, хлопая ресницами. Видимо, пыталась осознать. Что ж, не ей одной было это нужно. Я и сам пребывал в некотором ступоре. Я? Люблю? Это любовь? Вот это? Когда так хочется беречь и защищать, и когда так больно от невозможности это сделать?
— Ох, — только и выдохнула Таня, вновь присаживаясь рядом.
На этот раз обошлось без прокручивания попой.
— Но… что-то случилось? С ней? Поэтому ты тут сидишь такой помятый?
Вопросы посыпались из ее рта, прежде чем я успел бы на них ответить. Впрочем, в них даже присутствовала нотка заботы.
Но мне не хотелось отвечать. Не Тане, не о стриптизерше. Я неопределенно пожал плечами.
— Тогда… — Таня вздохнула. — Тогда, я полагаю, мне следует уйти.
— Да, — просто ответил я.
Она встала и, нерешительно потоптавшись на месте, сказала:
— До свидания, Костя.
Я кивнул. Таня ждала ответа, но у меня уже слова для неё закончились. Так что, когда она ушла через пару минут, я мог наконец вновь уставиться на реку в тишине и одиночестве.
Сколько я так просидел? Полчаса или час? Не знаю. Я прокручивал в руках телефон, вынутый из кармана. Полицейские по-прежнему не звонили, это значит, что спасение стриптизерши все ещё откладывалось. Как она? Что с ней? Может ей плохо? Может ее мучают? А я вынужден сидеть и ждать звонка полицейских. Как же это нервировало.
— Здорово, братиш, — раздался насмешливый голос Егора, и вскоре рядом на скамейке приземлился брат.
— Иди к черту, — буркнул я.
Он, конечно, опять специально назвал меня «братиш», но мне было абсолютно лень реагировать на это.
— Твоя ассистентка позвонила, сказала, что ты тут сидишь, депрессируешь, — сказал он, протягивая мне пакет из БургерКинга.
Я достал из пакета вкуснопахнущий бургер и сказал, впившись в еду зубами:
— Стриптизерша пропала.
— В смысле настоящая стриптизерша? Или та, которую ты называешь стриптизершей, а на самом деле… — я посмотрел на Егора самым убийственным взглядом, на какой был способен. —
Всё, понял-понял, просто уточнял, — Егор поднял руки в примирительном жесте. — А что случилось?Я вкратце описал ситуацию, заедая сказанное бургером. Брат выслушал меня, нахмурился и почесал затылок.
— Херово.
Я не мог не согласиться. Егор задумчиво потёр переносицу и принялся накидывать идеи по спасению стриптизерши, но все они были слишком посредственные и слабые. Я отмахнулся и сказал, что надо ждать действий полицейских. Егор молча кивнул, принимая мое решение. А потом протянул мне ещё один бумажный пакет, на этот раз ничем не пахнущий и плоский.
— Что это? — спросил я, открывая пакет.
— Фото. Те, которые ты сделал тогда в студии.
У меня в руках оказалась пачка фотографий, с которых на меня смотрела стриптизерша. Соблазнительная, притягательная, нежная.
— Я распечатал лучшие, — продолжил Егор. — Они все хороши, но последняя просто огонь, командос. Я хочу выставить ее на ближайшей выставке.
Я с удивлением посмотрел на него.
— Но это же не твоя фотография.
— Да плевать, — Егор качнул головой. — Я укажу твоё авторство, если хочешь. Но там такие эмоции, что эту фотографию должен увидеть свет.
Я задумчиво перебирал в руках кадры, пока не добрался до последней фотографии. Егор был прав. Эмоции зашкаливали. Это был последний снимок перед тем, как я рванул к стриптизерше. Она запустила руку в трусики и с такой мольбой смотрела в кадр, что у меня невольно напрягались все мышцы, желая рвануть к ней скорее. На фоне кирпичной стены, большого чёрного станка и свисающих позади цепей стриптизерша — тоненькая и в серебристом комбинезоне — выглядела настоящим миражом. От сочетания нереальности ее вида, интимности движения ее руки в трусиках, мольбы во взгляде и голодной позе всего тела хотелось немедленно наброситься на неё и утолить этот ее голод. Что я и сделал тогда, в студии.
Я сунул снимки в пакет, встал и неспешно повернулся к брату.
— Этот. Снимок. Никто. Не. Увидит.
Я сказал это нарочито спокойно и медленно. Егор должен понять эту мысль на все 100 процентов.
— Да ладно тебе, — Егор прищурился, глядя на меня. — Это же шедевр! За него можно срубить такие деньги!
Я склонился к нему и практически прорычал:
— Я сказал НЕТ.
Егор закатит глаза:
— Ладно, ладно. Можешь выключать своего внутреннего командоса.
Я внимательно посмотрел на него, удостоверился, что он говорит серьезно, и вновь сел рядом.
— Весь бизнес ломаешь, — пробормотал Егор и добавил еще тише. — Я потом у Варвары все равно спрошу разрешение.
— Блядь, только попробуй, — я резко повернулся к нему и с силой схватил брата за плечо, чуть выворачивая его.
— Да что такого-то, командос?!
— Не хочу, чтобы на фото любимой женщины дрочили пол-города! — рявкнул я в ответ. — Это нормальная причина, блядь?! Убедительная?!
Егор выпучил глаза от удивления.
— Любимой женщины? Командос, ты болен.
— Если бы, — я с раздражением оттолкнул его плечо и откинулся спиной на камень.