Господин из завтра. Тетралогия.

Все это наши дети поймут

(Мы-то с фактом — лицом к лицу!);

Лордам, лентяям, ловчилам урок —

Отнюдь не только бойцу.

Закосневшие, ожиревшие

Пусть его усвоят умы.

Денег не хватит урок оплатить,

Что схлопотали мы.

Ну, получил достоянье —

Гляди, его не угробь:

Ошибка, если усвоена, —

Та же алмазная копь.

На ошибках, конечно, учатся, —

Жаль, что чаще наоборот.

Мы получили урок, да только

Впрок ли пойдет?

Ошибку, к тому же такую,

Не превратишь в торжество.

Для провала — сорок мильонов причин,

Оправданий — ни одного.

Поменьше слов, побольше труда —

На этом вопрос закрыт.

Империя получила урок.

Империя благодарит!

Рассказывает Олег Таругин Он же — император Николай Второй

За всеми набежавшими неотложными делами я совсем забыл о Сергее Рукавишникове и потому был очень удивлен, когда Шелихов доложил мне, что «Ляксандры Михалыча братец, ну тот, блаженненький, аудиенции испрашивают».

— Давай, Егор, его сюда. Сейчас узнаем, что этому деятелю искусств понадобилось.

Рукавишников-блаженный входит в кабинет шумно и неуклюже. Пытается подражать строевому шагу гвардейцев на плацу. На сюртуке — Владимир с мечами — награда за Питерскую кампанию. Интересно, что это он при таком параде?

Подойдя ближе, Сергей Михайлович Рукавишников останавливается, преувеличенно громко щелкает каблуками:

— Ваше величество! Согласно вашему приказу, я его привез!

Новое дело! Кого он, черт меня побери совсем, привез?! И зачем?!

Рукавишников между тем продолжает:

— Угодно ли вам будет просмотреть сейчас или велите подождать?

Да что смотреть-то?!!

Видя мое замешательство, Рукавишников-неординарный стушевывается и мямлит:

— Как же так, ваше величество?.. Вы же сами повелеть изволили… себя моим цензором и критиком… а мы-то старались… лента на семьдесят восемь минут… как вы и велели… героическая…

О господи! Так вот ты о чем…

— Прошу прощения, господин Рукавишников. За множеством дел сразу и не сообразил… Так вы привезли фильм?

Он расцветает:

— Да, ваше величество. И, не хвалясь, скажу — это потрясающе. Когда вы предлагали мне некоторые сцены, я даже не мог предположить, как сильно они будут смотреться на экране, — блин, да он еще и льстить пытается? Но Рукавишников-необычный тут же продолжает: — Когда бы вы смогли посмотреть, ваше величество?

А что? В конце концов, я что, не заслужил себе… сколько он там сказал? Я что, не могу семьдесят восемь минут отдохнуть? Могу!

— Давайте прямо сейчас! — Рукавишников-своеобразный приятно пунцовеет. — Не стоит откладывать в долгий ящик. Егор! Распорядись, чтобы господину Рукавишникову помогли. Выдели ему пару человек в помощь, пусть дежурные укажут небольшой зал, распорядятся занавесить окна… что-нибудь еще?

Подумав секунду, Сергей Михайлович просит подыскать зал с возможностью подключения проекционного аппарата к электрической сети дворца. Ну что ж, это можно. С тех пор как Димыч на собственной шкуре уяснил правоту Козьмы Пруткова, неоднократно говаривавшего «Нельзя объять необъятное», он честно поделился несколькими «своими» великими изобретениями с местными купцами и фабрикантами. Кое-что он все-таки оставил за собой, к примеру, стекольные заводчики вряд ли смогут продолжать изготовление ламп накаливания, если «благодетель Александр Михайлович» перекроет канал поставки вольфрамовой проволоки или, скажем, упрется в плане продажи запчастей и расходников к вакуумным насосам, но все же электрические лампочки поставляет на рынок уже не только (и, даже, не столько!) завод «Бр. Рукавишниковы», а заводы из Гусь-Хрустального, Никольска, Казани и прочих мест нашей необъятной родины. Во все возрастающих количествах поставляют. Так что во всех залах Большого Кремлевского дворца уже горят электрические люстры, светильники, бра, а кое-где даже и такая роскошь, как торшеры, имеется. Электричество свое — автономный генератор. Сеть охватывает весь дворец, однако подключиться к ней вот так, с посторонним агрегатом, можно не везде. Но для Рукавишникова-одержимого такое местечко отыщется…

— Все готово, государь, — рапортует прибывший лейб-конвоец. — Господин Рукавишников в малой гостиной все подготовили и вас просят пожаловать.

— Передай, что сейчас будем. Егор! — Шелихов вырастает рядом. — Ты вот что, братишка, распорядись-ка, чтобы государыня тоже пожаловала.

— Слушаю, государь.

Егор быстр и расторопен. Двое казаков тут же уносятся за Мореттой-Татьяной. Ну-с, пойдемте, полюбопытствуем…

— Любимый! — О, вот и благоверная прибыла! Глаза сверкают неподдельным интересом, «боевая раскраска», неплохой набор драгоценностей. Что-то будет… — Любимый, а почему граф Рукавишников (фамилию она до сих пор произносит с милым немецким акцентом: «Рукафишникофф») не зашел ко мне? Я догадываюсь, почему он меня избегает. И совершенно правильно! Я не люблю, когда обещания не выполняются, а в прошлый раз он обещал…

— Солнце мое! — надо прерывать этот словесный поток, пока любимая супруга не потребовала сослать ни в чем не повинного Димыча в Сибирь! — Сокровище мое, это не тот Рукавишников. Не граф, а его брат, Сергей.

Глазки потухают, губки обиженно поджимаются. Прямо ребенок, которого поманили конфетой, а потом подло сожрали сами…

— Милая, он тоже собирается нас чем-то удивить…

— Да? — полное отсутствие интереса. — Он опять заснял на ленту наш выход?

Увы, полет творческой фантазии пока не понятен императрице Российской. Воспитание при прагматичном и приземленном прусском дворе дает себя знать…

Мы рассаживаемся в малой гостиной, где окна уже задернуты плотными шторами, на одной из стен натянут белый полотняный экран, а около своего кинопроекционного агрегата приплясывает от нетерпения Рукавишников-неправильный. Кроме царствующей семьи на просмотр приглашены великая княгиня Ксения, генералы свиты Васильчиков, Ренненкампф и недавно пожалованный этим титулом Гейден, только сегодня прибывший в Москву из своих чухонских чащоб; а также офицеры свиты, фрейлины, камер- и статс-дамы императрицы и весь лейб-конвой, свободный от дежурства. Гаснет свет… Ну, с богом…

С первых же секунд я потрясен. Оказывается, то ли сам Димыч, то ли кто-то из его подручных усовершенствовали проектор, и усовершенствовали весьма. Фильм, конечно, немой, но Рукавишников-чокнутый нажимает на какой-то рычаг, и в зале раздается торжественная, величавая музыка. Если я не ошибаюсь, это что-то из «Садко» Римского-Корсакова. Под эту музыку всплывают титры:

«Широка и обильна русская земля».

На экране колосящиеся поля, по которым идут бесконечные цепи косарей. Связанные снопы от горизонта до горизонта. Нефтяной фонтан, надо полагать, — Баку, вагоны угля — Донбасс, панорама ярмарки — Нижний Новгород.