Господин Изобретатель. Часть I
Шрифт:
— А что мистер Остин поведал?
— Вообще — то, это секретные сведения, но частично я имею право посвятить вас в детали, — ответил полковник, — вы ведь участник событий. Не скрою, нам нужно было дождаться, чтобы Хопкинс (это его настоящая фамилия) произвел против вас какие — то откровенно враждебные действия — то есть захватил и принуждал к сотрудничеству. Он очень спешил, так как у него уже были здесь несколько провалов и ему нужно было срочно хорошо зарекомендовать себя перед начальством, иначе ему грозила неизбежная отставка без пенсии и мундира. Поэтому он и пытался как — то зацепить вас еще в поезде, набиваясь в друзья, выписал и заучил сведения о современных английских ученых, известных своими работами в физике и математике, пытаясь посадить вас «в лужу». Но чуть не сел туда сам — спроси вы его, кто еще из профессоров читал ему курс в Кембридже, где он никогда не учился, да и вообще
— Как бы вы отнеслись к тому, если бы я предложил вам поступить на службу в разведочный отдел, моим заместителем по технической разведке, — огорошил меня полковник, — вы человек буквально энциклопедических знаний, видите новое там, где другие мимо пройдут и вообще, показали себя храбрым человеком, годным к разведочной работе, я ведь в этом сам вчера убедился, кстати у меня для вас сюрприз, независимый от вашего решения.
— Понимаете, Сергей Семенович, только поймите правильно и не обижайтесь, ответил я, — я ведь изобретатель, то есть человек свободный и в мыслях и в поступках, а государственная служба неизбежно будет меня ограничивать в этом, кроме того в Подмосковье мой дед уже начал строительство ддвух заводов по выпуску продукции по моим патентам, мне необходимо там бывать, хотя я уже понял, что вся научная мысль — в столице. Например, ни в одной московской клинике я бы не синтезировал антимикробное лекарство и не провел бы его испытаний. Завтра у меня участие в докладе на Ученом Совете Военно — медицинской Академии.
— Помилуйте, Александр Павлович, — никто не покушается на вашу свободу творчества, изобретайте себе на здоровье, получайте привилегии, — счказал примирительным тоном Агеев, убеждая меня, — наоборот, вы приобретаете государственный статус не просто купца — фабриканта, а государственного человека на службе его Императорского Величества. Я имею право непосредственного доклада Николаю Николаевичу Обручеву, Начальнику Главного Штаба, а он, в свою очередь, — Государю, то есть, подчиняясь мне, вы в двух шагах от Императора. Работа для вас будет интересная — оценивать зарубежные военные новинки и изобретения отечественных заявителей привилегий, имеющих военное значение. Вы знаете иностранные языки, читаете зарубежные журналы, так что кому как не вам быть в курсе событий. Чин у вас будет гражданский — титулярного советника я вам добьюсь без проблем, может и с коллежским асессором получится, то есть, соответственно, IX или VIII класс[8], у вас ведь Станислав 3 степени имеется и изобретения государственной важности, так что, есть чем обосновать, а также и участие в поимке немецкого и британского шпионов. Я уже докладывал сегодня генералу Обручеву о событиях в мансарде и бумаги показал — он очень смеялся, увидев ваши «подписи» и приказал мне непременно вас ему представить, как придете — как раз время в приемную идти.
В приемной Начальника Главного Штаба мы немного подождали, потом нас пригласили в кабинет. Встретил нас седой, но со строевой выправкой генерал с орденом Святого Георгия 3 степени на шее, в синем сюртуке с красным воротником.
— А, вот вы какой, господин изобретатель, наслышан, полковник мне о вас много хорошего рассказал, а он попусту хвалить никого не будет, знаю, — генерал посмотрел на меня умными глазами. — Вот, примите на память, и он протянул мне коробочку с золотыми часами и цепочкой.
Я поблагодарил, а Агеев попросил подождать его в приемной, давая понять, что аудиенция для меня окончена. Я открыл коробочку еще раз и прочитал гравировку на крышке: «За заслуги от Начальника Главного Штаба». Когда через 10 минут Агеев вышел, и мы вернулись в его кабинет, он сказал, что я произвел на генерала Обручева благоприятное впечатление и он просил сделать мне официальное предложение с чином коллежского асессора и жалованьем в 100 рублей ежемесячно плюс столовые. Прошу учесть, что также возможны единовременные выплаты по особым условиям, связанными с выполнением конкретного задания. При поездках по железной дороге 2 классом вы можете оплачивать его как третий (1 класс по расценкам второго при достижении V класса — статского советника).
— Я понимаю, что внуку миллионщика какие — то 100 рублей[9] погоды не сделают, но зато чин сделает вам статус — вы же по Главному Штабу военным чиновником будете, если примете мое предложение. — продолжал «уламывать» и соблазнять меня плюшками Агеев. — А заводы ваши
никуда не денутся, у деда вашего все равно там управляющие будут, вот и будете наездами в Первопрестольную их консультировать. В конце концов чиновнику всегда легче в отставку выйти, чем офицеру. Поэтому даю вам неделю на обдумывание, а потом жду решения.— Благодарю за доверие, Сергей Семенович, — мне надо подумать и я дам ответ послезавтра, так как это зависит от того, как у меня пойдут дела с Панпушко и с медиками. Я обязуюсь держать вас в курсе своих дел.
Полковник дал мне свой адрес и телефон и сказал телефонировать ему прои всех изменениях, а также сказал, что хотел бы поехать на полигон к Панпушко, посмотреть на ручные бомбы.
[1] Рослая и сильная лошадь для запряжки в ломовую (грузовую) телегу, простонародное
[2] Генерал фельдцейхмейстер командовал всей русской артиллерией, в описываемый момент им был Великий князь Михаил Николаевич, сын Николая I. Он же, одновременно, был наместником на Кавказе и жил в Тифлисе, а потом стал руководить Государственным Советом, где уж тут до пушек и снарядов, его руководство артиллерией было чисто номинальным. Всеми артиллерийскими делами ведал его заместитель, генерал от артиллерии Леонид Петрович Софиано, ничем примечательным в артиллерийском деле он себя не прославил, но был честным служакой и боевым генералом
[3] Артиллерийских офицеров учили ездить верхом наравне с кавалеристами.
[4] То есть примерно в 35–44 метрах (1 сажень = 2, 13 метра)
[5] Вроде как наш попаданец помнил, что в школе он метал 500—граммовую гранату уж во всяком случае, дальше 35 метров и это была четверка, а 40 метров и далее — пятерка.
[6] Армия и флот кайзера.
[7] Немцы в нашей действительности, добились подрыва тринитротолуола в 1891 г., но военные не поняли его преимуществ, занявшись копированием тринитрофенола (известного как мелинит у французов и лиддит — у англичан) и лишь в 1902 г наладили выпуск тринитротолуола для военных целей, снаряжая им артиллерийские снаряды.
[8] Чины, равные армейскому капитану и майору.
[9] Для VIII класса это большой оклад но учитывая должность заместителя начальника отдела (и непростого отдела) по Главному штабу — это достойный, но не бог весть какой оклад., ротмистр пограничной стражи в конце 19 века получал до 145 руб в месяц (учитывая все доплаты), а тут все же военная разведка — особый статус.
Глава 26. Фиаско
Утром мне принесли ответ от Менделеева, где профессор извинялся за то, что в ближайшие дни меня принять не сможет, так как у него много работы и просил напомнить ему о себе на следующей неделе. Зато, открыв второй конверт, я обнаружил в ней письмо Панпушко. Семен Васильевич писал, что обстоятельства изменились и генерал Софиано прибудет на полигон завтра с утра, специально посмотреть на стрельбу снарядами с новым ВВ[1] (видимо, до него дошли слухи, что последние три недели на полигоне творится что — то странное), в связи с чем, капитан просит меня прибыть завтра на полигон. Визит генерала ожидается в полдень, то есть, я могу (если захочу) приехать к 12 часам, сам Панпушко будет там раньше 7 утра, чтобы все подготовить и проконтролировать. Семену Васильевичу очень хотелось бы, чтобы я присутствовал: мало ли что, вдруг генералу захочется задать вопрос о происхождении ТНТ и, вообще, он был бы рад моему присутствию даже в качестве моральной поддержки. Пропуск на меня он закажет, а дорогу я знаю. Все утро я думал о сегодняшнем докладе (сейчас бы сказали — презентации, слово — то какое противное, будто подарки — презенты раздавать будут, как бы не так, бывает и наоборот) о результатах лечения препаратом СЦ в клинике профессора Субботина. К половине одиннадцатого мне предстояло быть на кафедре химии, откуда мы вместе с профессором Дианиным пройдем на Ученый Совет, чуть позже подойдет и Субботин с больными, которых он будет демонстрировать уважаемой профессуре.
После того, как я добрался до Академии и меня встретил Дианин, сообщивший о том, что заседание предложено сделать открытым, то есть любой преподаватель Академии может его посетить. Для меня это было довольно неприятный сюрприз, так как, по опыту выступлений в моем мире я знал, что, чем больше людей, тем больше вероятность нарваться на дурацкие вопросы, целью которых будет потешить самолюбие вопрошающего: «Видели, как я осадил этого выскочку?!». Я попытался приготовиться к таким вопросам и загодя подобрал варианты ответов, но, все же к научной дискуссии с учеными я был готов больше, чем к случайным вопросам. Впрочем, Дианин несколько успокоил меня, сказав, что говорить будет он и Субботин, мое же дело сидеть смирно и показываться публике, когда пригласят.