Господин К. на воле

Работать приходилось прямо-таки в инфернальном темпе. Предметы, подъезжавшие на ленте, надо было сортировать по размеру и отправлять в определенный отсек машины. Время от времени ему случалось уронить то одно, то другое, но это было нестрашно, потому что все, абсолютно все предметы были пластмассовые.

Каждые полчаса Розетта отходила от своей машины, чтобы снабдить Козефа Й. моющим средством.

Она не улыбалась ему и задерживалась ровно настолько, чтобы проговорить «очень хорошо, господин Козеф» или «вы не представляете, какая это для меня помощь». Но и того было достаточно. Если что его и донимало, так это горячие пары, вырывавшиеся из всех сочленений двух механических монстров. Пары иногда так сгущались, что для Козефа Й. видимость не превышала одного метра — только чтобы определить, куда положить следующую посудину, в отсек для крупных предметов или для мелких.

В какой-то момент из-за этой горячей, жирной, зловонной завесы появился Ребенок со стаканом в руках. Козеф Й. от изумления выронил из рук несколько посудин, а потом и вовсе замер. Удивительным образом транспортерная лента тоже притормозила. Ребенок подошел к Козефу Й. и протянул ему стакан. В стакане была белая жидкость. «Верно, молоко», — подумал Козеф Й.

— Пожалуйста, — сказал Ребенок.

— Спасибо, — сказал Козеф Й. Выпил залпом и одобрил: — Вкусно.

— Хотите еще? — спросил Ребенок.

— Попозже, — сказал Козеф Й.

Когда они со всем управились, Розетта распахнула все окна на кухне. Снаружи веял ветер, несколько более щадящий, чем в воскресенье. Солнце шло к закату. Половина неба очистилась. Другую половину по-прежнему закрывали рваные темные тучи. Козеф Й. с силой вдохнул в грудь воздух, прямо-таки душистый от растущих рядом тополей.

Женщина принесла хлеба, мяса и вина. Козеф Й. подумал, усаживаясь за деревянный стол, что принесенная Розеттой еда служит сразу и обедом, и ужином. Единственное, что начинало его раздражать, с тех пор как он получил свободу, была эта непредсказуемость в дневном распорядке кормежек.

Он не помнил уже, когда в последний раз видел вино и тем более когда в последний раз его пил.

Вероятно, женщина решила его побаловать.

— И что теперь? — спросила Розетта, усаживаясь за стол, чтобы смотреть, как он ест.

— Как что? — в замешательстве вздрогнул Козеф Й.

— Ну, куда вы пойдете? — уточнила она.

— А! В город, — сказал Козеф Й.

— И когда же? — спросила она.

— Завтра, — отвечал он. И прибавил: — Завтра выдадут одежу.

— А-а, — сказала она и смолкла.

Ему чрезвычайно нравилось есть под ее взглядом. Он пригубил вино, еще и еще раз, и сказал:

— Доброе вино.

— Красное, — откликнулась она.

Он разделался с хлебом и мясом, и теперь ему хотелось растянуть на подольше стакан с красным вином. «Толстушка, но хороша», — вдруг подумалось Козефу Й. Он тут же покраснел от стыда и опустил глаза, надеясь, что так Розетте не удастся расшифровать его мысль. Но женщина откликнулась, как будто тут же услышала его слова:

— Меня просто разносит вширь от этого пара.

Козеф Й. ужасно сконфузился. У него было ощущение, что его поймали с поличным, что его застигли на самом что ни на есть постыдном поступке и ему уже никогда не отмыться от позора.

— Нет-нет, я не это хотел сказать, — пролепетал он.

— Что-что? — спросила она с изумлением.

— Я не это хотел сказать. Очень вас прошу… прошу меня простить! — с трудом заключил он, поднимая глаза, чтобы увидеть, какие у него есть шансы быть прощенным. Но Розетта была так ошарашена, что Козеф Й. не знал, что и думать. С минуту они молча смотрели друг на друга в полной растерянности.

— Пойду закрывать, — сказала она, и Козеф Й. с облегчением перевел дух, без малейшего желания узнать, что именно женщина собиралась закрывать.

7

Он направился к малым воротам, гадая, горят там фонари или нет. Он не слышал, чтобы за ним следом кто-то шел. Вечер был бесконечно тихим и молчащим. Ветер как-то разом стих. Тучи застопорились на небе, а солнце замерло, чуть выступая над линией горизонта, — только с тем, чтобы распространить слабый и мягкий свет. Тополиные листья словно бы прихватил морозец, так они были бездвижны.

Не было слышно даже стука башмаков по гравию аллеи. Щелкни кто-нибудь пальцами или хлопни в ладоши, и тогда, наверное, это не произвело бы звука.

Козеф Й. испытывал своего рода блаженство. Ему никуда не надо было торопиться, и у него не было никаких забот. Тишина внедрилась в самую глубь его мозга. Он издалека увидел два мерцающих огонька, и его пронизала дрожь. Фонари горели. Вероятно, в чьи-то обязанности входило зажигать их из вечера в вечер. «Интересно для кого?» — не смог он подавить в себе вопрос. И сам же ответил себе: «Какая разница?» Важно было одно: два живых огонька светились по обе стороны ворот, предназначение которых так и оставалось ему неизвестным. Или, может быть, он, Козеф Й., просто не мог пока представить, на что нужны так называемые малые ворота.

По мере того как он к ним приближался, зрелище все больше и больше его зачаровывало. Лучи, исходящие из центра двух сфер, окрашивали сумерки самым теплым и призывным образом, распространяя это ощущение далеко вокруг, как будто все небо взяло взаймы свет у тюремных фонарей. Козеф Й. замедлил шаг, окончательно поглощенный чудной феерией.

Очнулся он перед раскрытыми настежь воротами.

Как в нем это отозвалось, глубоко удивило самого Козефа Й. Ему просто-напросто захотелось бежать. Бежать куда? Он сам не знал. Куда-то обратно, разумеется. Может, в свою камеру. Или по крайней мере в дежурную камеру, к охранникам — оповестить их. Уж Франца-то Хосса надо было оповестить немедленно. Тюремные ворота нараспашку — вещь ненормальная. Козефу Й. подсказывала это интуиция, и он, без всяких на то причин, чувствовал себя ответственным.

В голове у него затеснилось множество мыслей, но он не мог и пальцем пошевелить. После первых мгновений ступора ему вспомнилось, что, по сути дела, он — вольный человек. И пусть все идет кувырком, ему-то чего бояться, он — человек вольный. А доказательство тому — вот: он может себе позволить прогуливаться по самым укромным закоулкам тюрьмы. Не его забота — думать, должны быть закрыты ворота или нет, тут и в этот час. Раз фонари горят, значит, тут кто-то уже проходил. У кого-то были дела, и этот кто-то наверняка видел открытые ворота и не прореагировал, потому-то они и стоят до сих пор открытые. А значит, нет ничего удивительного и нарушающего регламент в том факте, что ворота открыты.

— Да черт с ними, — подумал Козеф Й. не без досады.

Он пошел, чтобы выглянуть за ворота. И снова, как тогда, когда ему объявили, что он свободен, подумал, что надо бы что-то почувствовать. Он же не почувствовал ничего. Он понимал, что тут было бы к месту гложущее любопытство или перехватывающее дух волнение. Ведь сколько уж времени он не выглядывал за ворота. Но он не почувствовал абсолютно ничего.

Остановясь точно в проеме открытых ворот, он выглянул наружу. Между тем свет ослаб, и Козефу Й. пришлось по мере возможности напрячь глаза. Ничего особенного, пришлось признаться, он снаружи не увидел, Но не было и разочарования. Он увидел проселочную дорогу, ведущую к какому-то саду. Справа и слева от дороги стелилось голое поле с клочками карликовой травки.