"Господин мертвец"
Шрифт:
Дирк видел это краем глаза – последние секунды, подаренные им штальзаргом, он потратил на то, чтоб завалить за собой тоннель. Под рукой не было ни мешков, ни катушек с проволокой, поэтому пришлось использовать подручные средства. Куски бетонной кладки, стальные штыри проволочных заграждений, отдельные камни. Баррикада получилась несерьезной, годной лишь для того, чтоб задержать преследователей на пару минут. Опасаясь засады или мины, французы не полезут через препятствие. Им неоткуда знать, что «Висельники» не успели ни оборудовать траншеи для обороны, ни разместить свои силы.
Они не знали, что огромное чудовище, которым им виделась разветвленная система немецких траншей, практически беззащитно и скоро умрет.
ГЛАВА 23
Мертвым
умирать — куда страшней.
Эпихарм
«Браунинг» заклинило прежде, чем он успел отсчитать до конца ленту. Наверно, капризное механическое существо привыкло к руке Риттера и отказывалось признавать другого хозяина. Дирк бросил его с сожалением. Не хотелось терять пулемета сейчас, когда каждый ствол был на пересчет, да и было в этом жесте что-то символическое – как застрелить раненную собаку…
Но выбора не было. Разбирать «браунинг» под плотнейшим французким огнем ему не улыбалось. От ружья он избавился еще раньше. Ни пули, ни грубая, из рубленных гаек и арматурных прутов картечь, не представляли серьезной опасности для французских доспехов. Ружье лишь цеплялось за покосившуюся траншейную крепь, норовило запутаться в обрывках кабеля и колючей проволоки. Двигаться же предстояло со всей возможной скоростью.
Они бежали по траншее, сверху на них волнами лилась сброшенная с поверхности земля, летели камни и щепки, и в лабиринте широких, узких, высоких, низких, новых, старых и прочих ходов, переплетающихся подобно многокилометровому гордиеву узлу, бой казался еще более запутанным.
Выстрелы французских пулеметов то трещали где-то совсем рядом, то рокотали на пороге слышимости. В этом сумасшедшем забеге невозможно было понять, где находится враг и что происходит вокруг. Свои и чужие порядки смешались, породив «слоеный пирог» - ту ситуацию, которой в равной мере опасаются и те, кто смотрит на бой через карту, и те, кто бредет по полузасыпанным траншеям. Кому в данном случае приходилось хуже, «Висельникам» или французам, Дирк предпочитал не задумываться. По крайней мере, до того момента, пока не ощутит хоть сколько-нибудь надежное убежище.
С французскими штурмовыми командами они столкнулись дважды. В первый раз повезло – французы поспешно сооружали баррикаду на перекрестке, не ожидая, что противник может оказаться в тылу. Их работа осталась неоконченной, «машиненгевер» Клейна первой же очередью выгрыз зияющую прореху в порядках незадачливых баррикадеров, а второй закончил дело.
Второй раз вышло хуже. Видимо, запас удачи «Висельников», этакая невидимая обойма на небесах, отсчитал им последний патрон. За одним из поворотов они сами влетели в засаду, устроенную с истинно-галльской хитростью. Два ручных пулемета замаскировали прямо в перегородке, устроив для них узкие бойницы. Небольшой сектор огня компенсировался мощью двух стволов, которые на небольшом прямом отрезке могли создать очень плотную огневую мощь. Что и почувствовал Шеффер, двигавшийся в авангарде.
Уцелел он чудом – слишком необъяснимым даже
для привыкших ко всяким фокусам судьбы-шулера «Висельников». Потоки свинца денщик встретил грудью, и та почти тотчас стала подобием густой овощной терки вроде тех, что изготовляются солдатами из консервной крышки, истыканной гвоздем. А вслед за пулями полетели гранаты. Дирк свалился за груду ящиков – и откуда здесь оказались? Клейну повезло меньше, у него под ногами разорвалась целая связка, лишь по необъяснимой причине не разорвавшая его пополам.Штурмовать подобную позицию малыми силами было невозможно, «Висельникам» пришлось резко изменить курс, надеясь лишь на то, что французы удовлетворятся относительным успехом и не бросятся следом. Но поводов для оптимизма стало еще меньше. Клейн едва шел, цепляясь рукой за стены и волоча ногу, хоть и уверял, что в порядке. Шеффер скрежетал как несмазанный механизм. Конечности еще повиновались ему, но Дирку делалось не по себе, когда он думал о том, как кости денщика еще держатся вместе, когда давным-давно должны были рассыпаться в труху.
Тоттмейстер Бергер не отвечал, несмотря на то, что Дирк звал его каждые десять минут. Может, уже списал «листья» со счетов, пытаясь сохранить порядок взводов Крейцера, Йонера и Ланга. Судя по тому, как громыхало с их стороны, французы сейчас утюжили артиллерией глубину их участков. Если, конечно, внутренний компас Дирка окончательно не дал сбой. Если так, решение мейстера было справедливым. Врач не борется за пожираемую гангреной ногу, он тщится сохранить жизнь организму. А организм сейчас находился в столь критическом состоянии, что даже самый милосердный полевой фельдшер схватился бы за секционную пилу для ампутаций без раздумий.
– Французы дураки, - сказал Клейн, перетягивая висящую ногу через очередной завал, - Хитрые, но дураки. Всегда так было.
– Отчего же? – без интереса спросил Дирк. Мысли были заняты другим.
– Они как… мушкетеры. Ткнули рапирой нам в живот и теперь налегают на нее всем весом, пытаясь всадить по самые потроха.
– Нашли слабину и грамотно ею воспользовались, сперва оттеснив Йонера, потом ударив нам во фланг.
– Про это и говорю. Им не надо было сосредотачиваться на узком участке. Предположим, наши позиции они пропороли едва ли не насквозь. Но теперь их рапира завязла в наших кишках по самую рукоять. Ударили вглубь, понимаете? Им надо было бить уколами, тычками, там, там, там… В разных местах, как действует хороший траншейный рубака с кинжалом. Лезвие прыгает, кусая то грудь, то лицо, то руки. Хороший фехтовальщик нипочем не воткнет клинок по крестовину первым же ударом. Потому что рана может быть смертельной, но не мгновенной, вот я к чему.
– Из тебя может получиться недурной тактик.
– Тактика – наука не для меня. Я понимаю так, как вижу, господин унтер. Если мы начнем рыпаться, пытаясь перещеголять француза контратаками, то только истечем кровью на его вертеле. Или что там у нас вместо нее… А вот если стиснуть зубы, напрячь брюшину и схватить француза, как раненный медведь, тогда он бы крепко в нас завяз. Так, что кто-нибудь мог бы хватить его по макушке.
– Кто-то, кого нет, ефрейтор Клейн.
– Так точно, - Клейн погрустнел, - Кого нет. Эх, нам бы батальон в резерве, сейчас бы славно по ним саданули…
– Кажется, я зря держал вас на отделении. Вы могли бы стать моим заместителем.
Неуклюжая попытка польстить не обманула «Висельника». И хоть Дирк не мог видеть его лица за скалящимся черепом шлема, он понял, что командир пулеметного отделения усмехнулся.
– Я свое отвоевал, господин унтер. Сами знаете. Госпожа уже пальцем поманила.
– После сегодняшнего боя у многих из нас прибавилось дырок.
– А в штальзарги я не пойду, - Клейн сказал это уверенно и жестко, так, словно рвал предложенный ему контракт, - За свою прежнюю жизнь я слопал слишком много консервов, чтоб самому становиться консервной банкой. Хватит. Повоевал, и будет.