Господин метелей

— Тебе плохо? — переспросила она. — С чего бы? Наверное, жалеешь об остальных богатствах Близара?

И вот тут я впервые почувствовала к ней жалость — к этой жадной, ограниченной своей жадностью женщине, которая с таким упорством и столько лет ненавидела и меня, и мою мать.

— Не надо судить меня по себе, госпожа Кларисса, — сказала я. — В этом мире есть кое-что подороже денег. Теперь я поняла, почему вы с таким усердием хватаете все подряд. Потому что у вас в душе ничего нет — пустота. И чтобы заполнить ее, вы кидаете туда деньги, вещи, дай вам волю — и этот дом бы закинули. Только все зря. Душевную пустоту не заполнить вещами. И людьми тоже не заполнить. Вы вышли замуж за моего отца, но и он не заполнил пустоту вашей души. Потому что вы не любите его. Вы забрали его, чтобы насолить моей матери, которой всегда завидовали. Потому что ей не было необходимости заполнять свою душу — ее душа была полна светом, любовью, добротой. И она не забирала, она дарила. Надеюсь, я хоть немного похожа на нее, потому что быть похожей на вас… Это мучительно, на самом деле — всегда испытывать душевный голод. Всегда чувствовать, что тебе чего-то не хватает, всегда завидовать другим, потому что вам кажется, что у них есть то, что нужно именно вам для счастья. Но это обман. Придет время, и вы тоже поймете, что это обман. Или не поймете — но почувствуете, что ваша жизнь бестолково просочилась сквозь пальцы, растаяла… утекла… как то ожерелье, что подарил вам колдун. Он не хотел посмеяться над вами, он хотел показать вам вашу истинную сущность. Чтобы вы поняли, и смогли измениться…

Мачеха смотрела на меня — вдруг побледнев, и во взгляде ее мелькнуло что-то похожее на страх.

Неужели, она испугалась меня?

Она всхлипнула и бросилась вон из гостиной. Я слышала, как дворецкий крикнул ей вслед, что она позабыла рукавицы.

Я не пошла провожать мачеху, просто смотрела в окно, как она выскакивает на улицу в расстегнутой шубе, накидывая на ходу платок, и выхватывая рукавицы у дворецкого. Она прыгнула в сани и ткнула возчика в спину, приказывая гнать быстрее.

Сани едва не сбили молодого человека, который переходил улицу.

Молодой человек отпрыгнул в сторону в последний момент, и оглянулся вслед саням, а потом пожал плечами и пошел к моему крыльцу. Он поднял голову, и я увидела, что это Оливер.

Он помахал мне рукой и взбежал по ступеням, на бегу смахнув снег со спины одного из единорогов.

45

— Будет большой праздник, — говорил Оливер, убеждая меня поехать к королевскому двору, — фейерверки, горка, катание на санях… Вы славно повеселитесь! Поедем, Бефана! А я почту за честь вас сопровождать. Вы уж простите, что я не прислал приглашение официально… Полагается, чтобы родители его приносили, но я сирота, так что делаю все сам.

Я долго отказывалась, но он был настойчив, и я согласилась. Кто знает — может, Близар будет там? Я смогу поблагодарить его, или просто увидеть его. Пусть даже… с другой девушкой. Или с Эрной.

В этот раз я ехала без маски, и платье у меня было не таким воздушным и прекрасным, как в прошлый раз, хотя тоже очень красивым, дорогим, сшитым по последней моде.

Оливер заехал за мной, похваставшись парой рысаков — серых, в яблоках.

— Они домчат нас, как ветер! — заверил он, усаживая меня в сани и укутывая шубой.

Конечно, по сравнению с призрачными конями Близара, эти кони были обыкновенными тихоходами. Но королевские увеселения и в этот раз были на высоте. Оливер резвился, как ребенок, и я старательно улыбалась, чтобы не показать, что на душе совсем нет радости. Я высматривала Близара, но его не было. Не было и Эрны, и от этого мне стало совсем грустно.

Болтовня Оливера вызывала головную боль, и я ускользнула от него в дамскую комнату, чтобы посидеть в тишине и одиночестве.

Но мне не повезло — зашли еще две дамы и, не заметив меня, принялись сплетничать, поправляя прически.

— Я так и знала, что все это неспроста, — тараторила одна из придворных красавиц. — Он ведь совсем перестал принимать девиц. Леди Кларенс рассказала мне по-секрету, что леди Монжер было отказано, когда ее отец отправил письмо колдуну…

Мне показалось, что мягкий пуфик, на котором я сидела в уголке комнаты, превратился в лист раскаленного железа. Но я не вскочила, а затаилась, как мышь, и обратившись в слух.

— Возможно, серебро закончилось? — предположила ее подруга.

— Закончилось? — усмехнулась первая. — Эта девчонка, Антонелли, купила дом на площади, заплатив серебром. Мне рассказывал папа, он дружен с господином министром королевской недвижимости. Выложила пять тысяч, даже не торгуясь.

— Пять тысяч?! — ахнула другая. — Может, она ограбила колдуна?

— А он не заморозил ее, чтобы вернуть свои деньги?

— Да, в самом деле…

— Как по мне, так слишком она хороша кое-где, — сказала первая дама многозначительно. — За красивые глаза столько не платят. А сегодня заявилась сюда с виконтом де Шанкло. Какова нахалка!..

Щебеча, дамы удалились, а я осталась сидеть, стиснув до боли руки. Близар не вызывает девиц после моего отъезда. Но это ничего не значит. Его отец тоже не сразу вернулся к прежнему образу жизни после того, как уехала моя мама. Это ничего не значит…

Но это значило.

Больше я не могла находиться на празднике. Мне страшно хотелось вернуться домой. Запереться и сидеть там, в тишине. Чтобы не слышать сплетниц, чтобы голова не раскалывалась от восторженной болтовни.

Я не стала беспокоить Оливера, и сбежала тихонько, наняв экипаж и добравшись до дому в одиночестве.

Горничная удивилась, что я вернулась рано, но помогла мне раздеться и принесла лавандовой воды, чтобы облегчить головную боль. Я легла в постель, страдая от сильного цветочного запаха еще больше, и постаралась ни о чем не думать, а поскорее заснуть.

Заснула я и правда быстро, вот только сон облегчения не принес.

Я опять брела куда-то по снегу, ночью, борясь с метелью, и слышала голос Близара, который умолял меня прийти, согреть, поцеловать. Потом я увидела и самого колдуна — он распахнул мне объятия, и целовал страстно, долго, поверяя, как тосковал в разлуке.

И наслаждение было таким огромным, что я таяла в его руках, и это было почти мучительно, почти больно…

Проснувшись, я застонала в подушку, пытаясь избавиться от наваждения. Ведь Близар обещал, что в разлуке колдовство сойдет на нет. Но почему-то оно становится все сильнее…

— Да, ему тоже плохо, малыш, — раздалось из темноты.

— Сияваршан! — я вскочила в постели. — Это ты?

Он зажег свечу, и я увидела его — грустного, потускневшего, потерявшего прежнюю белизну и сияние. Он сидел в кресле, подперев голову, и я даже не стала ругать его за то, что опять пролез в мою комнату без разрешения.

— Зачем ты здесь?

— Сам не знаю, — он задумчиво подергал себя за бородку. — Но в замке теперь совсем невыносимо.

— Как… как Близар? — спросила я, волнуясь.

— Решил сдохнуть, как благородный герой из дешевого романа, — ответил Сияваршан с отвращением.

— Решил… что? Решил умереть? Вы должны остановить его! Самоубийство — грех!

— Я не сказал, что он решил самоубиться, — проворчал Сияваршан. — Но он делает все, чтобы бесславно сдохнуть. Перестал вызывать девиц. Вообще перестал! Ни тебе шанса освободиться, ни тебе наследника!

Он подождал моего ответа, но я молчала, вцепившись в одеяло двумя руками.

— Сказал ему, что он спятил, — буркнул призрак. — Не слушает. Сидит в кабинете, как сыч…