Господин следователь 6

Зря маменька говорит про отцовское брюхо. Вон, не помешало удрать. Но вообще, батюшка правильно сделал, что сбежал. Я бы на его месте также поступил. Но коли мне удирать неудобно, то придется рассказывать правду.

Встал, ухватил свой стул и подтащил его к матушке. Усевшись рядом, обнял ее и прижался к плечу.

— Маменька, так там ничего особого и не было, — сообщил я. — Было у меня дело в производстве, по которому гувернантка своего хозяина застрелила. А хозяин — наш предводитель дворянства. Ну, теперь-то уже бывший. А его сынок — поручик, явился ко мне во двор со своими товарищами. Ему, видите ли, не понравилось, что он сам оказался в деле замешан. Хотели они со мной поругаться, но Анька, Анна Игнатьевна, их в дом не пустила…

— Ваня, а ведь ты мне сейчас лжешь, — почти спокойно сказала матушка. — Об этом даже в газетах писали. Неслыханное дело — самоубийство троих офицеров! И ладно бы, если что-то обыденное — карточный долг не могли отдать, казенные деньги промотали, любовницу увели. Один, ну, пусть двое — куда ни шло. Но сразу трое? И писали, что застрелились офицеры от стыда. И Череповец упомянут был. Мол — отправились бить чиновника, но их самих побили. Но никто не указывал, что чиновник этот — судебный следователь Чернавский.

Тут, как водится, матушка стала рыдать. А я, пытаясь утешить, покрепче ее обнял и сказал:

— Мам, ну будет тебе. А газетам верить нельзя — журналисты всегда все врут. Не было никакой драки. Они пытались, но Анька в них самоваром запустила…

— Самоваром? — удивленно вскинулась матушка. Вон, даже слезы высохли. — И как она умудрилась? Самовар ведь тяжелый для девочки.

— Ну, маленьким, который ты мне в Череповец дала, — пояснил я.

— Во всех троих?

Определенно, кому и стоит быть следователем, так это моей маменьке. Верно, во мне ее гены бродят. Гены, блин! Какие гены? У меня ведь другое сознание! А уже начинаю забывать, что я-то, на самом деле, «попаданец» из далекого будущего, а мое тело принадлежит другому Ивану Чернавскому. А ведь уже забываю. Определенно, врастаю и в здешнюю историю, и в свое тело. И Ольга Николаевна Чернавская ощущается не как чужая женщина, а именно как моя собственная мать. Может, я потихоньку схожу с ума?

— Ваня?!

— Ну, ладно, Анна только в одного попала, у которого револьвер был. Но тут городовые примчались, всех офицеров в больницу отвезли.

— А всех-то зачем, если Анна только в одного самоваром кинула?

Нет, правы те, кто говорит, что лучше всего «колоть» профессионалов. Тех, что сами привыкли «раскалывать» других. Моя собственная маменька меня расколола по полной программе, словно сухое полено. Теперь придется рассказывать до конца.

— Так я и на самом деле офицеров побил немного, — признался я. — Сам потом удивлялся — что это на меня нашло? Уж очень разозлился. Пришли ко мне во двор, начали угрожать! Я с первыми двумя в драку вступил, а третьего Анна из строя вывела.

— Ваня, а с тобой все в порядке? — заволновалась матушка. Она даже меня собралась ощупать, проверить — а все ли на месте?

— Со мной — в полнейшем, — заверил я маменьку. — Вот, Анька, Анна Игнатьевна малость ошпарилась. Даже самовар не пострадал. А то, что господа офицеры решили застрелиться — тут не моя вина.

Про визит в дом Сомова и беседу с «увечными» офицерами, закончившуюся тремя выстрелами, решил умолчать.

— Значит, девочка за тебя вступилась?

Я только кивнул. Все уже и так сказано. Говорить лишний раз о том, что Анька, возможно, мне жизнь спасла, смысла нет. Это и так понятно.

— А я-то голову ломала — зачем тебе кухарка понадобилась? А Анна, получается, не только прислуга, а еще и твой друг? И ангел-хранитель, прости меня господи?

— Если такое возможно — то да, — согласился я.

— И что тут сказать? В жизни еще и не то бывает.

Мудрая у меня матушка. Но я в этом не сомневался.

Глава третья Еще одна семейная тайна

— Какие у моего сына планы на сегодняшний день? — поинтересовалась матушка, отчего-то обращаясь ко мне в третьем лице.

Я призадумался. Планов никаких не строил, надо бы учебники полистать. Еще хотелось побродить по нынешнему Петербургу. Не то, чтобы страстно желал сравнить — насколько этот Питер отличается от того, из моей эпохи, а просто так. Можно бы и на Невский сходить, и на Сенатскую площадь. Но для начала хотя бы по Фурштатской пройтись. Липы я уже видел, растут. Подождать бы до лета, посмотреть — как станут цвести? Фурштатская у меня ассоциируется именно с липами, да еще с подошвами, прилипающими к плиткам.

Но сначала глянуть — как там моя Нюшка? Это я перед матушкой храбрился, уверяя, что девчонке все нипочем — даже рукопашная с кухаркой, но на самом-то деле переживал. Помню я габариты Матрены — четыре Аньки уместятся. Но насмерть девчонку не убьют, а если поколотят, так ей на пользу.

— Если маменька составит компанию, я бы сходил погулять, — сообщил я. — Прошлись бы немножко, в Таврический сад зашли.

Сказал про сад, и слегка испугался. А если его еще нет? Или, его уже разбили, но посетителей пока не пускают? Когда Чуковский написал стихотворение про мальчика, удирающего от бешеной мочалки?

Я к Таврическому саду

Перепрыгнул чрез ограду,

А она за мною мчится

И кусает, как волчица.

Вроде, это уже после революции написано. Мне бы еще маменьке сказать — перейти проспект Чернышевского, а справа будет одноименное метро. Но здесь Чернышевский еще не стал настолько значимой фигурой, чтобы его именем станции метро называть. А уж про наличие подземки в 1884 году вообще умалчиваю. И «Музей воды» на Шпалерной еще не открылся.

Впрочем, Таврический сад упоминал Гоголь. Не упомню, в какой повести или романе, но это было. Значит, он уже есть.

— Разумеется, я удовольствием составлю компанию своему сыну, — улыбнулась матушка. Потом, пристально посмотрев на меня, спросила: — А ты не желаешь вначале навестить своих университетских товарищей?

Та-ак… Что-то мне не нравится взгляд госпожи генеральши. И ее вопрос очень не нравится. В принципе-то, вопрос нормальный. Студент физмата Чернавский здесь четыре года отучился, наверняка у него должны быть друзья и знакомые. В двадцать с небольшим лет хочется сбегать, навестить друзей. И, неужели в Питере нет девушки, что «наступила» на сердце Чернавского? Быть такого не может.

Признаться, я давно ждал такого разговора. Летом прошлого года, по моему «прибытию» как-то не до того было, пребывал в полнейшем обалдении. Рассчитывал, что разговор состоится зимой, на Рождество. Но там тоже все обошлось. Но я же помню, что в услышанном (подслушанном!) мною разговоре между родителями, матушка высказывала беспокойство. И не так Ваня себя ведет, и знакомых не узнает.

И что мне соврать? Надо придумать что-то этакое, нажористое. Или, не стоит? Одна ложь тянет за собой другую, возникает цепочка. Да и как складно соврать я не знаю. Фантазии не хватает. Лучше уж прямо сейчас нам с матушкой поговорить, по мере возможности — все проговорить. Все, кроме самого главного…