Господин следователь. Книга 4
Шрифт:
А что, у Леночки теперь имеется персональная горничная? Вполне возможно, что появилась. Раньше моя кареглазка была только гимназисткой, а нынче невеста.
Хотел еще кое-что спросить, но ко мне выскочила Леночка. Верно, услышала голос.
— Соскучилась… — пробормотала моя любимая, прижимаясь ко мне.
Целоваться в Великий Пост можно или нельзя? Но пока взрослые родственницы не видят, то можно.
А сзади послышались возмущенные голоса. Нет, увидели. Ну как же вас не вовремя принесло, дорогие дамы. Зато теперь знаю, что целоваться в Великий пост тоже не полагается.
— Елена! Да
Ну, дорогая теща, ты сама-то молодой не была? Да и сейчас еще не слишком старая. Сколько моей будущей теще лет? Сорок? Какие это годы? Неужели с супругом перестала целоваться?
— Елена, иди к себе. И не цепляйся за жениха, он пока тебе не муж. Как хорошо, что ваш батюшка не видит этого безобразия. Георгий Николаевич разорвал бы помолвку.
Ксения Глебовна увела упирающуюся Леночку, а на меня набросилась тетушка:
— Иван Александрович, о чем вы вообще думаете? Что люди скажут?
— Так нет же никого, рассказывать некому, — удивился я. — И Дуняша, — подмигнул я служанке, — никому не скажет.
— Дуняша, подай Ивану Александровичу шубу и шапку и ступай.
Влезая в рукава шубы, понял, что сейчас тетушка Лены составит со мной предметный разговор. Станет воспитывать. И не ошибся. Дождавшись, пока служанка уйдет, Анна Николаевна завела шарманку:
— Иван Александрович, в Великий пост даже думать о поцелуях грех!
— Верю, — терпеливо кивнул я. — Думать грех, но разочек-то поцеловаться можно. Больше трех недель не виделись!
Тетушка зашипела, как простуженный чайник, ухватила меня за рукав и грозным шепотом сказала:
— Напрасно вы думаете, что прислуга смолчит! Она-то как раз и станет болтать. Дескать — ни стыда, ни совести у жениха с невестой, и греха не боятся. О вас с Леночкой уже и так болтают на каждом шагу. Чуть ли не спите вы вместе.
— Так пусть болтают, — усмехнулся я. — Собаки тоже брешут, да кто их слушает? Мы по осени поженимся, кому какое дело? Зря вы что ли за свадебным платьем в столицу ездили? Но мы-то знаем, что упрекнуть нас не в чем.
Анна Николаевна оглянулась. Убедившись, что никто не подслушивает, зашептала:
— Иван Александрович… Вы с Леночкой — два сопляка против меня. А я жизнь прожила. Но до осени многое может случиться. А если свадьба расстроится? Поссоритесь вы? Да мало ли что может случиться. Батюшка ваш, как в должность войдет — возьмет, да и передумает. А кто потом Леночку замуж возьмет?
Я слегка обалдел. Если так рассуждать, то и жить не надо. Но спорить с тетушкой не стал. У нее свое виденье жизни. Вместо ответа нашарив кармане шубы жестянки с орехами, вытащил три штуки и вручил тетушке.
— Подарок небольшой к чаю. Мед и орехи — вполне кошерные.
— Что?
Опять я что-то не то сморозил.
— Я к тому, что они в пост дозволены, — пояснил я, передавая жестянки Анне Николаевне.
От орехом тетушка отказываться не стала. Но дополнила выволочку еще и выговором:
— Еще вас очень попрошу — не балуйте нашу прислугу. Если вы дарите своей невесте конфеты, то неприлично точно такие же дарить горничным.
Вот здесь и крыть нечем. И отмалчиваться нельзя.
— Анна Николаевна, виноват, — вздохнул я. —
Я как-то не задумывался… Конфеты — это не тот подарок, чтобы кого-то баловать. Так, конфеты и конфеты, никаких мыслей. А прислуге дарил — так жалко их. Девушки молодые, им, небось, тоже конфет хочется.— Не знаю, как в вашем доме заведено, — строго сказала Анна Николаевна. — Но очень советую не ставить себя на одну доску с прислугой. Они должны знать свое место. Распустите — потом очень жалеть станете. А если девушкам из числа горничных или кухарок хочется сладенького — пусть сами купят или ждут, чтобы их собственные кавалеры дарили. Я вон, недавно из-за вас чуть горничную новую не уволила.
Ох уж эти социальные барьеры. Девять месяцев я в этом мире, но до сих пор не могу привыкнуть к неравенству. Предполагаю, что и конфеты у нас должны делиться на те, которые положено кушать господствующему классу, и те, что могут себе позволить низшие слои общества. Повезло мне, что не попал в шкуру мастерового или крестьянина, а иначе пошел бы барский дом жечь или бомбами бросаться.
Что бы сказала тетушка, кабы узнала, что ее будущий родственник рассказывает своей прислуге сказки? Нюшку нужно предупредить, чтобы не болтала.
А тетушка продолжала наставлять.
— Вы лучше прислуге гривенник дайте. И ей покажете, что вы не ровня, да и пользы больше.
Я слушал, топтался, надеясь, что родственники Леночки все-таки смилостивятся, дозволят нам встретиться, но нет, непоколебимы. Пришлось уходить. Правда, на прощание Анна Николаевна посоветовал завтра прийти на службу. Мол — постоите рядышком с Леной, это можно.
Домой вернулся в самых расстроенных чувствах. День прошел зря. Или почти зря. Все-таки, с Леночкой повидался, пусть так, впопыхах.
А дома поджидала новость. Только снял шубу, переобулся, как из-за печки с таинственным видом вышла Нюшка.
— Иван Александрович, а с вашим городовым скандал вышел, — сообщила кухарка.
— С каким городовым? — не понял я. — И почему с моим?
— Так с тем, с которым вы в Пачу ездили. Про которого говорят, что он в Череповце всех баб огулял.
— Анна! Что за слова такие?! — возмутился я. Потом дошло, что Егорушкин снова отличился.
— А я не виновата, что так говорят?
— Ладно, говорят и говорят, — отмахнулся я. — И что там с городовым? Побили?
Спросил, а сам озирался по сторонам — где мой мундир? Неужто с Фролом что-то стряслось. Бежать ведь надо. Если побили, так заступаться уже поздно, а если что-то похуже? И когда ж он успел-то зараза? Мы ведь вчера приехали. Он, правда, нас изрядно опередил, но ведь не до такой же степени, чтобы успеть попасться какому-то ревнивцу.
— Побить не успели. Дядя Антон пришел и еще троих городовых привел. И наши, мужики местные заступились.
— А что вообще стряслось?
— Так вы не знаете, что ли? Вы же вместе ездили.
— И что?
— Так этот городовой девку из Пачи привез.
Наверное, у меня был такой растерянный вид, что Нюшка отправилась за чашкой чая. Не понял? Когда он успел девку украсть? Ехал в санях один. Никаких девок не было. Допускаю, если бы мы были пьяными еще с самой Пачи, то Фрол бы целый гарем увез — мы бы и не заметили. Но выезжали вместе и были трезвыми.