Господин следователь

– Правильно мой батюшка говорит – никакого проку от университетов нет. Сплошные нигилисты и сквернословы оттуда выходят.

Наталья Никифоровна поднялась, поправила подушку, потрогала мой лоб и сказала:

– По хозяйству дела остались.

Но выходить не торопилась. Кажется, хотела о чем-то спросить, но стеснялась.

– Наталья, свет-Никифоровна, что вас тревожит?

Квартирная хозяйка опять уселась на стул.

– Иван Александрович, ты на исповеди когда в последний раз был?

– На исповеди? – переспросил я. Призадумавшись, ответил: – В последний раз – не то с неделю назад, не то две.

Сам-то, может, и не пошел, но сослуживцы рядом стояли и даже его превосходительство. Они пошли, а следом и я отправился.

– И что ты батюшке говорил? – спросила Наталья Никифоровна.

– Наталья, а как же тайна исповеди? – заюлил я.

– Ваня, я не у батюшки тайну выпытываю, а у тебя. Ты мне просто скажи – говорил на исповеди о нас с тобой или нет?

– Э-э… – проблеял я, потом решился сказать правду. – Не говорил.

Как сказать женщине, которая искренне верит во все таинства, что я вижу в священнике не олицетворение религии, а человека? Допускаю, что мои тайны останутся при батюшке, но что-то мешает мне ими поделиться. На исповеди бормотал что-то о гордыне, о том, что завидую своему ближнему, еще о чем-то.

– Нужно было сказать? – упавшим голосом спросил я.

– Так дело твое, – усмехнулась Наталья Никифоровна. – Грех этот на тебе останется, если, конечно, потом не покаешься.

– Хм… А сама-то уже покаялась? – заинтересовался я.

Квартирная хозяйка сделала неопределенный жест рукой – помахала в воздухе пальчиками.

– Значит, и вы, сударыня, не каялись?

– Покаялась как-то, потом долго жалела, – туманно ответила Наталья, встала с места и, перед тем как выйти из комнаты, снова поцеловала меня. Наверное, температуру проверяла.

В девятнадцатом веке болеть и скучно, и некомфортно. Наталья Никифоровна зорко следит, чтобы квартирант соблюдал постельный режим, ворчит, если видит, как я читаю. Дескать – если болеешь, то и читать вредно. Откуда она такое взяла? И сама, кстати, считала, что больного лишний раз беспокоить нельзя.

Если не читать, а просто лежать, то можно свихнуться от скуки. Но и чтение надоедает. В окно смотреть? Ничего интересного. Спасибо девушкам, что скрашивали мою обыденность, навещая два раза в день: перед уроками забегали на пять минут, после занятий – на двадцать.

Хотелось остаться с Леной наедине, поговорить, стихотворение какое-нибудь ей прочитать, так нет. Татьяна пасется рядом, хотя могла бы и догадаться, что квартирная хозяйка тоже скучает. Сходила бы, развлекла Наталью Никифоровну.

Впрочем, нет худа без добра. Леночка Бравлина мне ужасно нравилась, но если бы мы остались наедине, то я просто не знал бы, о чем с ней поговорить? Уж слишком мы разные – и по воспитанию, и по образованию, и по жизненным интересам.

Нам и в своем-то мире сложно найти точки соприкосновения со сверстницами, потому что любая женщина – инопланетянка, так что говорить о девушке, родившейся за сто лет до рождения моего отца?

Мои умения из той реальности здесь никому не нужны. Где пригодятся навыки управления автомобилем или разборки-сборки автомата Калашникова? Или того, что делаешь не задумываясь, вроде пользования Интернетом? А что касается знаний, у меня, по сравнению с теми же гимназистками, они довольно куцые.

Елена – девушка скромная, о своих успехах говорить стеснялась, зато Татьяна, как бы невзначай, сообщила, что подруге уже предложили занять должность преподавательницы иностранных языков. Разумеется, не прямо сейчас, а по завершении курса. Еще Таня поинтересовалась, мол, Иван Александрович, как вы отнесетесь к тому, чтобы ваша будущая супруга пошла работать?

Едва не ляпнул, что жена меня спрашивать не станет, сделает так, как ей заблагорассудится, но ответил по-другому, более мудро, мол, оставлю это на усмотрение женщины. Если она посчитает, что сидеть дома, ждать мужа со службы и ухаживать за детьми скучно, то, разумеется, отнесусь к ее выбору с уважением.

Благодаря Татьяне, узнал, что Лена любит древнегреческую мифологию. Так ведь и я люблю, пусть и читал мифы не в первоисточнике, а в пересказах Зелинского и Куна. Так что некоторые темы для бесед у нас с будущей невестой есть, а дальше стану подтягивать собственные знания.

Я их и подтягивал. Скажем – усиленно занимался французским языком. Наталья Никифоровна, хотя и сетовала, что учитель из нее неважный, но под ее руководством я делал некоторые успехи. Осилил, почти не пользуясь словарем, отыскавшуюся у хозяйки новеллу Проспера Мериме «Венера Илльская» о молодом человеке, которого убила влюбленная в него статуя Венеры.

Отыскался еще один общий с Еленой интерес – живопись. Девушка сказала, что мечтает побывать в Московской городской галерее, посмотреть на полотна современных художников. Я поначалу не понял, о чем речь, потом дошло, что она говорит о Третьяковской галерее. Почему бы не съездить?

Я бы с огромным удовольствием поговорил о картинах, но опять-таки нельзя допустить оплошность. Напрочь не помню, написал ли уже Суриков «Утро стрелецкой казни» и «Боярыню Морозову» или нет? А Репин уже изобразил Ивана Грозного вместе с сыном, умирающим на его руках? А Крамской свою «Неизвестную» [23] ?

23

«Утро стрелецкой казни» Василием Суриковым уже написано, а «Боярыня Морозова» нет. Илья Ефимович Репин уже создал картину «Иван Грозный и сын его Иван», но это произошло как раз в год «попадания» ГГ в Череповец и здесь о ней пока неизвестно. «Незнакомки» И. Крамского тоже еще нет.

Решив, что нужно говорить только о том, в чем совершенно уверен, что оно уже создано – о картинах Карла Брюллова «Итальянский полдень» и «Последний день Помпеи», – уже открыл рот, чтобы поделиться впечатлениями, но тут же его закрыл. Где студент Петербургского университета мог видеть эти произведения? В каком-то из дворцов, где висят картины из личного собрания императора? Кто его туда пустит [24] ?

Нет, сложно попаданцу ухаживать за девушками из прошлого. Но если хочется, чтобы девушка стала твоей женой, то все равно придется.

24

Правильно, никто не пустит. А Русского музея, куда будут переданы картины, еще нет.

Глава двадцать четвертая Смерть конокрада

Выздоровев, отправился на службу почти с удовольствием. Доложился о своем выздоровлении его превосходительству, пообщался с коллегами. Заглянул к служителям, оставил им двугривенный, попросив, чтобы чай заварили покрепче, а лимон мне не нужен. Чтобы не отстать от жизни, взял в канцелярии скопившиеся за семь дней номера «Новгородских губернских ведомостей», сводку происшествий за последнюю неделю – ее надо вернуть, – получил свой экземпляр очередного Циркуляра Министерства юстиции и отправился к себе.