Госпожа моего сердца

Рук проклинал себя — предположить, что она хочет добра, поверить Аллегрето даже на мгновение. Даже сэр Гарольд никогда не был таким сумасшедшим и легковерным, как Рук, когда он поверил, что выиграл.

Он вспоминал ее лицо в ту минуту. Она улыбалась ему. В его смертельном сне это была та выжидающая улыбка, которая мучила его больше демонов.

Аллегрето ел апельсин.

— Она сказала мне, почему оставила тебе жизнь. Ты слишком много молился, и если она убьет тебя, то твой дух всегда будет преследовать ее.

— Скажи ей, что я буду преследовать ее и в аду, если она выйдет замуж за Навону.

— Тогда готовься, ибо именно это она и собирается сделать, Зеленый Рыцарь.

— Руадрик.

— Руадрик. Покойник из Вулфскара. Аллегрето легко встал, выбрасывая остатки фруктов в колодец. Он подошел к Руку, чтобы подвесить ведро с водой к огромному крюку, который мог бы выдержать тонну воды. Ведро казалось чересчур маленьким. Аллегрето закрепил его так, чтобы Рук мог дотянуться.

Молодой человек побежал по лестнице вверх через три ступеньки. У двери он остановился.

— Подумай. Я вернусь. Или не вернусь? Она очень занята свадьбой. Она может совсем забыть о тебе, Зеленый Рыцарь.

— Руадрик, — сказал Рук.

— Я говорил тебе, лорд Руадрик, что парк окружен стеной? Никто не ходит здесь, кроме оленей. Но есть еще река. Я думаю, тебе стоит покричать. У реки тебя могут услышать. Определенно, этому месту нужен призрак.

Аллегрето ослепительно улыбнулся. Дверь за ним захлопнулась. Полоски света поползли по полу и исчезли в ужасном колодце.

Кара держалась в тени, как ей и было приказано, во время визита Джиана на ужин. Она абсолютно не могла скрывать тайны, так сказала Меланта, но Кара и сама знала это. Она никогда не смогла бы так спокойно вести себя, как ее госпожа, которая настаивала на том, что им нужно немедленно ехать в Италию. Он же желал обвенчаться здесь, в Англии.

— Эти глупцы возведут того парня в святые, — говорил он. — Тысячи свечей горят сейчас за упокой его души. Потом будет чудо, а позже его кости станут продавать на базарной площади.

— Тем более нужно ехать.

Меланта наблюдала, как слуга Джиана пробовал еду для своего господина.

— Нет, мы не станем бежать от какого-то бунтаря. Просто подождем немного. А пир, который мы устроим, заставит их забыть, что святой Руадрик вообще когда-либо выбирался из своей волчьей норы. Мне так больше нравится, моя госпожа.

— Джиан, эти события замутили твой разум. Тебя здесь не любят. Ты иностранец. И какое для тебя это имеет значение? Поедем домой, оставим все эти неприятности здесь.

— Ты раньше так не торопилась. Почему же сейчас тебе не терпится уехать, дорогая?

— Может быть потому, что мне приходится не обращать внимания на злобные взгляды людей, — сказала она резко.

— Низкорожденные скоты, если кто-то посмеет обидеть тебя, скажи мне.

— Я бы лучше не стала ждать, когда это случится. Я хочу уехать, и чем скорее, тем лучше. И если ты любишь меня, то согласишься.

Он поставил бокал с вином на стол.

— Не прибегай к этому средству слишком часто, дорогая.

— К рыбе нужны приправы. Меланта, хмурясь, глядела на тарелку.

— Кара, пошли кого-нибудь на кухню. Мои глубочайшие извинения, Джиан. Я не знаю, почему они забыли травы.

Кара с радостью покинула зал. Она послала служанку на кухню, но сама не вернулась. Было очевидно, что Джиан не в настроении, и любой ее жест мог бы быть истолкован так, как хотелось ему. Вместо этого Кара вышла во двор с одной из прачек и направилась к конюшням.

Гай чистил коня Джиана. Кара остановилась в тени, стесняясь подойти. Она восхищалась его волосами, золотыми в лучах заходящего солнца. Она мяла рукой юбку. Она была рада, что он остался при принцессе, даже когда пришел Зеленый Рыцарь. Она надеялась, что он решил быть здесь, с нею, хотя это могло быть и потому, что принцесса может наградить его более щедро.

Он расчесывал гриву коня, а ее сердце было готово вырваться из груди и лететь к нему.

Один из грумов сказал что-то, и все обернулись к Каре и прачке. Гай распрямился и обернулся тоже. Когда он увидел ее, его лицо засияло, но он тут же стал рассматривать щетку, как будто в ней было заключено что-то жизненно важное.

Впервые она подошла к нему на людях. Конюхи стали ухмыляться, а кто-то даже бросил в него камушек.

Кара отдала свой подарок прачке. Это была шелковая тесьма. Служанка подошла к Гаю и протянула ему ее. Она просто сказала:

— От донны Кары.

Кара подумала, что можно было бы сообразить сказать что-то еще, но служанка была англичанкой.

Гай смотрел не на нее, а на конюхов. У нее все замерло внутри. Однако он протянул руку и взял тесьму. Послышался свист и насмешки, но он улыбнулся ей.

Неожиданно один из конюхов подошел к ней и ухватил за талию. Но он не успел сделать что-то еще, так как Гай быстро привел его в чувство парой запоминающихся ударов. Потом он пригладил волосы Кары и опустился перед ней на колени, вытянув из-за обшлагов свои красивые белые перчатки.

— Донна Кара, — сказал он, — я отдаю вам их как залог того, что вы выйдете за меня замуж. Вы согласны?

Она чувствовала, что все во дворе смотрят на нее. Один из людей Джиана крикнул ей по-итальянски, чтобы она не глупила, а нашла бы себе более выгодную партию. Она ответила ему яростным взглядом и взяла перчатки.

— Да, сэр. Я согласна.

Но как только Кара взяла руку Гая, из дома выбежал мальчик.

— Готовьтесь! Милорд уезжает!

В одно мгновение все пришло в движение. Гай приказал нести седла и поторопился к серому жеребцу. Ужин, видимо, еще не был окончен. Кара боялась, что Джиан и ее госпожа перешли к открытой битве. Она схватила прачку за руку, чтобы с ней бежать на кухню, но Джиан уже появился в дверях. Он шел так быстро и широко, что полы его одежды развевались.

Он прошел в ворота, даже не взглянув на Кару. Но потом, к ее ужасу, остановился и оглянулся на нее.

Жестом он показал слугам следовать дальше. Двор был полон замешательства. Кара в отчаянии искала глазами Гая, но он укреплял седло на одной из лошадей. Она поняла, что Джиан тоже заметил ее взгляд, и проклинала себя за слабость.

Он по-доброму улыбнулся ей, стоя рядом.

— Донна Кара, приятный вечер, не так ли? Она чуть опустилась в реверансе. Все, что ей удавалось сейчас — это с трудом держаться на ногах.

— Да, мой господин.

— Замечательный вечер для влюбленных. А где Аллегрето?