Гость из будущего. Том 1

— Просто у меня голос такой! — попытался урезонить подчинённого директор.

— У меня тоже голос! Но я же на вас не ору, — слово «голос» Быков почти выкрикнул, а остальные тихо прошептал.

— Чёрт знает что такое! — теряя уверенность, прошипел директор Филиппов.

— Вот, опять кричите. А я — министр культуры, — снова прошептал Зайчик.

— Вы — министр? Хе-хе.

— Ну, предположим. Тогда бы вы на меня не кричали?

— Ты мне нашего министра культуры не тронь, — так же шёпотом ответил подчинённому директор Филиппов, тихонечко постучав себя в грудь, и скосив глаза в потолок.

— Вот, я и говорю, что людей надо уважать независимо от их должности. Больших должностей на всех не хватает. Вам нервы лечить надо, понимаете? — эти слова главный герой произнес, немного привстав со стула и нависнув над директором театра.

И это была финальная фраза в сцене, поэтому ещё пять секунд вся съёмочная бригада сидела, затаив дыхание.

— Стоп! Снято! — устало улыбнулся главный режиссёр Быков и, словно ему не хватает воздуха, расстегнул ворот рубашки.

— Ну как, будем переснимать? — тут же спросил Сергей Филиппов.

— Гениально, Сергей Николаевич. Восхитительно! — прокричал наш режиссёр под аплодисменты всей съёмочной бригады. — Как у тебя, Василич? — спросил он у оператора.

— Уложились с плёнкой тютелька в тютельку. Сняли с одного дубля, шикарно! — захохотал главный оператор Иванов.

— Серёженька, ты у меня просто гений! — всплакнув, выбежала на съёмочную площадку жена комика Барабулька.

— Да, ладно, ерунда, — отмахнулся от подруги дней суровых Филиппов и, чмокнув её в макушку, подошёл ко мне.

— Слышь, Феллини, ты меня извини, если что, — очень тихо произнёс он.

— Считайте, что уже извинил. Только вы с выпивоном поаккуратней. Вам ещё столько ролей сыграть придётся, берегите себя, Сергей Николаевич, — устало улыбнулся я, пожав руку мастеру комедийного жанра.

Глава 6

И только я решил расслабиться после записи кинопробы с Сергеем Филипповым, сходить домой, как следует выспаться, познакомиться, наконец, с соседями по коммуналке, как тут же меня припахали к воссозданию в съёмочном павильоне квартиры главной героини кинокомедии «Зайчик». По сценарию выходило так, что все служащие выдуманного авторами Среднего драматического театра проживали в одном доме и имели в своём распоряжении индивидуальные благоустроенные квартиры. В частности у рядовой актрисы Наташи только одна прихожая была размером с мою реальную комнату, что для 1964 года являлось чем-то фантастическим. Однако если вспомнить сериалы из нулевых годов, в которых простая учительница проживала в многоэтажном коттедже, а обычный «опер» катался на внедорожнике премиум класса, то советский в кавычках реализм был ещё ничего, вполне терпим. Кстати, Гайдай в своих фильмах квартирный вопрос благоразумно старался обходить стороной, чтобы не злить роскошью простого трудового человека, подчас живущего в жуткой тесноте.

— Шкаф тащи туда! Двигай смелее! — командовал главный оператор Сергей Иванов, которому помогала гонять меня и двух ленфильмовских рабочих художница Белла Маневич-Каплан. — Кресло в тот угол! Давай, Феллини, не фелонь. Здесь тебе не Италия!

— Нам обязательно нужен журнальный столик и тумба с цветами, — приговаривала Белла Семёновна.

— Сделаем, а по переднему плану пустим полки со всякой всячиной, будет хорошо, — не унимался главный оператор.

— А куда будем ставить джакузи? — поинтересовался я, когда задвинул кресло. — А то с вашими фантазиями место в квартире совсем не осталось.

— Какой такой джакузи? — заулыбалась художница-постановщица. — Это проигрыватель пластинок что ли?

— Можно сказать, что проигрыватель, — усмехнулся я, — но скорее это такая большая ванная с гидромассажем. Я вижу это так: заходит в гости наш Зайчик, как всегда мнётся, трётся, а тут такая Наташа без неуместной одежды нежится в джакузи, в руках у неё напиток смузи, а камеру мы поставим на кран, чтобы сделать красивый наезд сверху. Как вам такая идея?

— Нормально, — высказался один из рабочих, — хе-хе.

Однако главный оператор сначала покраснел, затем побагровел и, схватив с пола, молоток закричал:

— Чтобы я, лауреат сталинской премии, снимал под старость лет голую жопу?! Да я тебя, Феллини, сейчас покалечу!

— А народу нравится, — кивнул я в сторону гогочущих рабочих.

И тут же рванул по павильону от бросившегося в погоню, словно бандит за неуловимым мстителем, главного оператора. А между тем Василич так размахивал молотком, как будто ещё вчера жил в пещере и подобным образом охотился на мамонта. Поэтому я задорно носился по кругу между прихожей и комнатой, у которой отсутствовала передняя стена, мешающая съёмочному процессу, и старался не угодить под горячую руку лауреата сталинской премии. «Покалечу, стажёр!», — ревел он, пытаясь достать меня инструментом для забивания гвоздей. Я же со своей стороны выкрикивал: «без джакузи и вина, нет хорошего кина», и выжидал, когда закончиться «порох в пороховницах».

— Ой! — не то на третьем, не то на четвёртом кругу крякнул главный оператор и, выронив молоток и схватившись за поясницу, прохрипел, — уйди, Феллини, покалечу.

— Так бы сразу и сказали, — пробурчал я, помогая Василичу сесть на притащенное мной кресло. — Согласен, джакузи из сценария вычёркиваем. Старшее поколение может не дотянуть до финальных титров.

— Уйди, — ещё раз прохрипел он, — скройся с глаз.

— А я сразу говорил, что мне вечером ехать в Москву, — хмыкнул я. — Костюмчик надо почистить, брючки погладить, в магазин за бутербродами сходить.

— Пошёл вон, — просипел Василич.

— Белла Семёновна, оставляю вас за старшего! — крикнул я художнице, радостно выбегая из павильона.

Однако далеко уйти мне не удалось. Около самой проходной мою мятежную фигуру перехватил главный режиссёр Леонид Быков и со словами: «вот ты-то мне и нужен», потащил в свой персональный кабинет. О том, что уже вечером я должен пить чай в плацкартном вагоне «Красной стрелы», Леонид Фёдорович слышать не хотел.

Кстати, в рабочем кабинете нашего режиссёра царил форменный беспорядок. Было заметно, что кроме пахоты на съёмочной площадке, он теперь стал активно переделывать сценарий, поэтому отдельные листки с диалогами лежали практически повсюду. «Это какое же надо иметь здоровье, чтобы тянуть лямку и главного режиссёра, и исполнять главную роль? — подумал я, усевшись на диванчик. — Гайдай и Рязанов так над собой не измывались. В лучшем случае играли в эпизодах, но не более».

— Ким Рыжов с Андреем Петровым написали песню для картины, послушай, — сказал Леонид Фёдорович и, взяв в руки гитару, приятным голосом запел:

Гаснут на земле волны без следа,

Ветер без следа улетает.

Разве человек может навсегда

Так уйти, как облако тает…

— Что не нравится? — спросил он, заметив грустную мину на моём усталом лице.

— Если ты, человек, так бесследно уйдешь, для чего ты живешь? — пожал я плечами. — Рифмовать глаголы — дурной тон, да и ветер с волнами могут таких дров наломать, что мама не горюй. Неудачная аллегория. Однако в нашей комедии эта песня звучит тогда, когда главный герой, узнав, что ему осталось жить всего несколько дней, гуляет по городу, так?

— Как ты это узнал? Я ведь это только что придумал? — удивился Леонид Быков, кивнув на сценарий со своими пометками.

— Догадался, — буркнул я. — С одной стороны — эта песня в тему, а с другой — это не хит. Стихи слабые, музыка банальная. Большие режиссёры если вставляют музыкальную композицию в кинокартину, то выбирают что-то очень сильное и эмоциональное. Одним словом — супер хит. Песня должна быть такая, чтобы её назавтра пела вся страна. Например, в «Человеке-амфибия» спели «Эй моряк», и вся страна подхватила: «ты слишком долго плавал, я тебя успела утопить». Между прочим, иногда только музыка и остаётся, а кино как облако тает.