Гость из будущего. Том 1

«Какой же там был счёт? — тяжело вздохнул я. — Давай братишка выручай! Ведь в нашей комнате по всем стенкам эти результаты были расклеены. Мама на эти безобразия всегда ругалась». Я прикрыл глаза, вспоминая комнату своего девства, в которой только в 70-м году переклеили обои, и вдруг чётко увидел счёт этого матча.

— Хорошо играем на счёт, — кивнул я. — Займи мне ещё 165 рублей и считай, что мы в расчёте. Пять рублей, так и быть, потом верну.

Однако плешивый дядька, неожиданно почуяв неладное, засомневался, что-то забубнил себе под нос и сделал новое предложение:

— А может, ты назовешь — кто забьёт голы? Даю 1 к 10. Ты же сам хотел разбогатеть. Играть надо по-крупному, так ведь парень?

— Кто за шведов забьет, не скажу, — пробормотал я. — А вот кто у наших отличится, назову. Ну что, по рукам 1 к 10?

— Нашёл простака, — выдавил из себя несмелую улыбку Сан Саныч, — 1 к 9 и даю тебе ещё 100 рублей в долг. Но в следующий раз за деньгами придут более серьёзные люди.

— Ладно, уговорил, — выдохнул я, — пиши: счёт будет 3: 1 в нашу пользу. Голы забьют: Виктор Понедельник, Валерий Воронин и… и ещё раз Виктор Понедельник. И учти, Сан Саныч, я человек нервный, наблюдаюсь в психдиспансере, не вернёшь мои деньги, то лично тебе устрою — бартабарлы, кузал! — на этих словах я резко выпучил безумные и осоловелые глаза, чтобы этот теневой горе «букмекер» особенно не расслаблялся.

* * *

Воскресное утро следующего дня, а так же воскресный полдень я встретил в собственной кровати. Настроение было просто замечательно, хотелось вскочить, спеть и спрятаться обратно под одеяло. Я уже предчувствовал, как завтра мы с блеском покажем и защитим перед худсоветом наши фееричные кинопробы. В моих мечтах рисовалась долгожданная встреча с красавицей Нонной, которая прилетит из Москвы во вторник вечером, и которую я обрадую замечательной вестью.

— Эх, лепота! — выкрикнул я. — Жить хорошо, а хорошо жить — ещё лучше!

И вдруг во входную дверь квартиры дважды позвонили. Два этих кодовых звонка означали, что кто-то пришёл по мою душу. Поэтому я напялил спортивные шаровары и, накинув майку на шею, вышел в общий коридор. За порогом стоял и мялся директор фильма Иосиф Фёдорович Шурухт.

«Если дядя Йося примчался в воскресный день, то наверняка произошло что-то непринятое», — тут же подумалось мне, и я спросил:

— Как погода, дядя Йося?

— Какая ещё погода? — заворчал он, протопав в мою комнату. — У меня две новости.

— Хорошая и очень хорошая? — усмехнулся я, всё ещё надеясь на лучшее.

— Почти. В понедельник показ кинопроб для худсовета отменяется, — сказал он, усевшись за мой письменный стол. — Директор нашей киностудии, Илья Николаевич, уже посмотрел рабочие материалы. Ещё вчера вечером. Мне хорошие люди звякнули.

— Ну? — от нетерпения я сам себя стукнул кулаком по ноге.

— Подковы гну, — хмыкнул Шурухт. — Говорят, что хохотал как ненормальный. А на том месте, где Филиппов сказал: «Ты мне нашего министра культуры не тронь». С Ильей Николаевичем случилась истерика, досмеялся до икоты.

— Так это замечательно, значит, работаем? — обрадовался я.

— Дурак, — прошипел дядя Йося. — Сейчас к четвергу он соберёт всех наших режиссёров и будет думать, как фильм у Лени Быкова отобрать и отдать кому-нибудь другому.

— Не понял? — пролепетал я.

— Ты пойми, дурень, не нужен Леня Быков на киностудии как режиссёр. «Ленфильму» нужен Максим Перепелица, весёлый деревенский простоватый парень и точка. Ему специально подсунули этот идиотский сценарий. Но тут влез ты, со своим энтузиазмом и всё испортил.

— Откуда же я знал, что чем хуже, тем лучше? — буркнул я. — Ничего, мы ещё поборемся. Этот ваш, то есть наш Илья Николаевич меня ещё не знает. Я так это дело не оставлю.

— Ай, Моська, знать она сильна, коль лает на слона, — криво усмехнулся дядя Йося. — Эпическая битва: стажёр против директора киностудии, ха-ха!

— Иосиф Фёдорович, а вы мне случайно не подскажете, как в Библии сыграли Давид с Голиафом в преферанс, в очко и на бильярде, а? — я тоже криво усмехнулся. — Мы ещё посмотрим, кто кого?

Глава 10

— Йося, ты кого ко мне привёл? — возмущённо вскрикнул руководитель Ленинградского оркестра Александр Владимирцов, когда я и Иосиф Фёдорович вечером того же воскресного дня появились в большой, но в данный момент пустой студии Ленинградского радио.

Кстати, в годы войны на крыше «дома Радио», располагавшегося по адресу улица Итальянская дом 27, дежурили музыканты этого самого симфонического оркестра. Им приходилось вместо репетиций тушить зажигательные бомбы. И так как делали они это не за страх, а за совесть, я теперь с большим интересом глазел на высоченные потолки и лепнину этого красивого здания, пока товарищ дирижёр рассматривал мою не совсем музыкальную внешность.

— Я спрашиваю, Йося, кто этот молодой человек? — повторил свой вопрос Владимирцов, светловолосый невысокий мужчина чуть старше 50-ти лет с приятным квадратным лицом.

— Как и договаривались, — смутился Шурухт, — я привёл этого автора, то есть композитора. Вам же перед записью пару дней требуется порепетировать.

— Кого, композитора? Ха-ха, — захохотал руководитель оркестра. — Ты посмотри на этот сбитый нос, ты посмотри на эти разбитые костяшки рук! Это же бандит из подворотни! С такой фактурой только кошельки грабить.

— И я очень рад нашему знакомству, — кивнул я головой. — Полагаете, что человек со сбитыми костяшками не в состоянии сочинить пару простеньких эстрадных песен?

— Какое у вас образование, молодой человек?! — с пол-оборота завёлся Александр Владимирцов.

— Как у всех, школьное и советское, — пробубнил я.

— Ты слышишь, Йося? У него школьное образование, браво! — дирижёр оркестра нарочито радостно захлопал в ладоши. — А музыкальное образование у вас имеется? Ответьте мне: что такое октава? Что такое большая и малая терции? Вам знакома нотная запись? Йося, кого ты ко мне привёл?

— Саша, сейчас всё будет в лучшем виде, — Шурухт замахал руками, словно гусь крыльями. — Мы же не первый день знакомы. Ну, ты же меня давно знаешь. Сейчас молодой человек покажет то, ради чего мы здесь сегодня собрались.

— И вообще, я — мальчик из интеллигентной семьи, — поддакнул я.

— Из интеллигентной семьи, — недовольно проворчал Владимирцов. — Ладно, на чём изволите играть?

— На этом, — буркнул я, изобразив воображаемую гитару.

— На балалайке что ли? — ещё сильнее сморщился дирижёр оркестра.