Государь всея Руси

— Велела княгиня сей перстень тебе передать. Молвила: иному ты ничему не поверишь.

— А ей кто его передал?

— Того мне княгиня не сказывала, да мне и не надобно ведать сие. Токмо ясно и так: тот, кто с нею в согласных мыслях. Ты, князь, чает она, також с нею?

— Ей потребны доказательства?

— Нет. Восемь лет твоей ссылки — самое великое доказательство. Ей потребно иное — твоя смелость и решительность постоять за правое дело... Твоя и братьев твоих.

— Что так вдруг загорелось княгине?

— Не вдруг, князь! На Москве... Неужто вести сюда не доходят?

— Что на Москве?

— На Москве открыто поднялись свойственники ваши — Оболенские: Кашин, Немой, Шевырев... Стародубские, суздальские, ярославские княжата ещё медлят, но и они уже наизготове. Пожар уж занялся, князь! Пора начинать и вам. Княгиня так молвила: вы, Куракины, можете сделать более, нежели все княжата разом. Ты, князь, тут, во Пскове, старший ваш, князь Фёдор, — в Новограде, Пётр и Семён — в Казани, а Иван, сколико сможет, будет пособлять вам в Москве. Ежели вы поднимете сии три конца — Новоград, Псков и Казань... Княгиня молвила, ежели вы поднимете их...

— Ежели, ежели! — подхватился с лавки князь Дмитрий, то ли рассердившись, то ли чрезмерно разволновавшись, и принялся ходить из угла в угол с напряжённо вскинутой головой. — Господи! — он остановился, мучительно зажмурился. — Неужто я дожил до сего часа?!

Он постоял так несколько мгновений, взволнованно-отрешённый, и вдруг надменно заговорил — в полный голос, забыв о предосторожности:

— Княгиня, должно быть, мнит, что на тех трёх концах вся Россия держится? Новоград! Казань! Казань за Волгой! Сё почти на том свете! И братья мои там как в преисподней! Новоград! Великий Новоград! Но великий он токмо в преданиях, в летописях. Новоград уж давно позабыл про своё величие, зато добре помнит те виселицы, что стояли на всём пути от Москвы до самого Рюрикова городища [24] . Нынешний Новоград не супротивник Москве, тем паче Псков. Что Псков? Он и в лучшие времена был лише пригородном Новограда.

24

Рюриково городище — предместье Великого Новгорода, где во времена его независимости находилась резиденция новгородских князей.

— Что же сказать княгине? Отрекаетесь?

— Отрекаемся?! Мы, Куракины, отрекаемся? Княгиня повелит вырвать тебе язык, буде скажешь ей такое. Да, Новоград со Псковом не супротивник Москве... без нас, без Куракиных! Но мы тут, и как писано: кирпичи пали — построим из камня, сикоморы [25] вырублены — заменим их кедрами! Некогда пращур наш Иван Юрьевич Патрикеев свёз на Москву вечевой колокол новогородский... Он и доныне висит на набатной башне в Кремле. Теперь мы, потомки Ивана Юрьевича, вкусив сполна великокняжеских милостей, возьмёмся возворотить тот колокол назад. Иным ничем Новоград не прельстить и не поднять супротив Москвы. Токмо во имя прежних вечевых вольностей и станет Новоград вершить головой [26] .

25

Сикомор — немецкий клён, явор (по словарю Даля); в Библии — смоковница, тутовое дерево.

26

Вершить головой — рисковать головой.

— У меня грамота... к новогородскому владыке и ко всей Новогородской земле. Неотступным, крепким словом своим обещает князь Володимер Старицкий, внук великого князя Иоанна Васильевича и правнук Василия Васильевича Тёмного, прежние вольности Великому Новограду.

— Паче б внук Иоанна Васильевича [27] новогородскому владыке святительский сан [28] посулил. Доходят вести, что Макарий [29] дряхл вельми и хвор, не сегодня-завтра преставится?

27

Василий Васильевич Тёмный — великий князь Московский с 1425 г. (жил в 1415—1462). В 1446 г. был ослеплён Дмитрием Шемякой.

28

Святительский сан — сан Митрополита всея Руси.

29

Макарий (1482—1563) — митрополит Всероссийский с 1542 г. В истории Церкви занимал видное место. Он произвёл канонизацию многих святых, местные предания были заменены общерусскими и т. д. Им был созван знаменитый Стоглавый собор 1551 г. Его трудами созданы Четьи-Минеи и др.

— Истинно, вельми дряхл. На Вербное воскресение вход Господень в Иерусалим праздновали в Москве без владыки. На осляти вместо него ехал Варлаам Коломенский.

— Смерть Макария и нам облегчит дело. Макарий новгородец, и Новограду сие не безразлично. Там чтят Макария. Увещательное слово его может подействовать пуще царской грозы. Сие також надобно учитывать... внуку Иоанна Васильевича. Вот о чём непременно скажи княгине! А может статься и так, что по смерти Макария Иван сам призовёт Пимена на святительское место [30] , и тот не отречётся, нет! Хоть и почитает свой белый клобук выше чёрного митрополичьего. Об этом думала княгиня, составляя свою грамоту? Думала, кому вверяет свою и нашу судьбу? Иль внук Иоаннов думал за неё?

30

А может статься и так, что по смерти Макария Иван сам призовёт Пимена на святительское место... — Пимен — новгородский архиепископ Пимен Чёрный (?—1571). Противник митрополита Филиппа (см. коммент. №134). Иван IV одно время благоволил ему, возвёл его на новгородский престол. Однако позже вследствие доноса снял с Пимена его сан и в нищенском одеянии приказал посадить на белую кобылу и везти по городу, после чего сослал в тульский Венёвский монастырь.

— Княгиня и мысли таковой не допускает. При нынешнем государе Пимену не быть митрополитом. Да и архиепископом остаться ли? Князь запамятует, чьими стараниями воздет на голову Пимена белый клобук. Стараниями протопопа Селивестра! А нынче царю ненавистно всё, в чём хоть капля деяний его прежнего духовника.

— Пимена он не тронет. Свариться с Церковью не дерзали ни дед его, ни отец. Он також не дерзнёт. Тем паче нынче. Наоборот, он поищет союза со святопрестольными отцами, ибо на чьей стороне будет Церковь, на той стороне будет и верх. А Церковь — сие не токмо Макарий, но и Пимен. А Пимен и Макарий — не одно и то же! Се два стана, две стороны. Одна, та, что с Макарием, — осифляне [31] . Другая, та, что с Пименом, — нестяжатели [32] . Одна — торжествующая, другая — гонимая, вечно терпящая поражения, понеже великие князья неизменно становились на сторону осифлян, поддерживали их и всячески благоволили. Но теперь Иван примется улащивать и нестяжателей, приголубит и их, горемычных, чтоб не попомнили они своих обид и гонений и не примкнули к его супротивникам. Ему надобно, чтобы Церковь единодушно поддерживала его! Посему он не токмо не ополчится на Пимена, но, наоборот, станет всячески приворачивать его к себе. Ещё и потому, что он не доверяет Новограду и боится его. Даже наместничество и то упразднил там. Нынче брат мой уже не наместник, а лише городской воевода, и делами вершат всеми дьяки, у коих брат мой под надзором.

31

Иосифляне (осифляне) — церковно-политическое течение на Руси в конце XV — начале XVI в. Идеолог — Иосиф Волоцкий (см. коммент. №168). В борьбе с нестяжателями отстаивали незыблемость церковных догм, защищали церковно-монастырское землевладение.

32

Нестяжатели (заволжские старцы) — религиозно-политическое течение в Русском государстве в конце XV — начале XVI в. Проповедовали аскетизм, уход от мира. Требовали отказа Церкви от земельной собственности. Идеологи: Нил Сорский, Вассиан Косой (см. коммент. №122) и др. Осуждены на церковных соборах 1503 и 1531 гг.

— Княгиня о том ведает, потому и послала меня не в Новоград, а сюда.

— А о том княгиня ведает, что Пимен отстаивал наместничество для Новограда и в прошлом лете ездил на Москву, чая себе великой опалы за то отстаивание?! Однако Иван принял его ласково, держал у себя много, с почётом, и отпустил с любовью. С любовью! Тою любовью и ласковостью прельщённый, Пимен, у меня на гостивстве будучи, из Москвы возвращаясь, больно много елею вылил на боговенчанную голову. Чает Пимен теперь уж себе не опалы великой, а милостей... В митрополиты метит он.

— Что ж сказать княгине?

— Грамоту я покуда оставлю у себя. Для Новогородской земли она годна, а с Пименом обождём. Вот коли он обманется в своих чаяниях, коли царь возведёт на святительское место не его, — вот тогда Пимен может прельститься уже и посулами внука Иоанна Васильевича. Беда нам с сними внуками Иоанновыми! Один таков, что и земля отеческая не мила с ним, а другой... Пошли, Господи, долгоденствие матери его! Были на Руси великие мужи, теперь Господь избрал такую и средь жён. Кланяйся княгине и скажи: Новоград и Псков будут с нею, а вот Казань баламутить негоже. Сами не рады будем, коль вмешаем в свои усобицы татаровю. Потомки Батыевы горше Дракулы [33] . Княгиня об этом не размыслила добре... Злоба и ненависть затмевают в ней разум. А об том добре глубоко и гораздо размыслите надобе, бо великое неустроение может вчинитися земле нашей. Ежели сами приведём к себе в дом татаровю, то не станет ли нам отечество горше чужбины?! Негоже теряти нам правду нашу и ходить мимо заповедей Господних, понеже не злоба движет нами, но она, правда наша. Об том княгине не надобе запамятовать, веди судный час грядёт на всех!

33

Дракула — валашский (румынский) князь Влад, известный по «Сказанию о Дракуле-воеводе». Был прозван за свою жестокость Драконом (Дракулой). Враждебно настроенные к Ивану Грозному представители боярства ассоциировали его личность с образом Дракулы.

4

Князь Владимир Старицкий после возвращения из Полоцкого похода [34] второй месяц жил в своём родовом уделе. Делами удельными он никогда себя не обременял, вверив их всецело воле и рачительности матери и её многочисленной родни — Хованских, Пронских, Борисовых, прочно прижившихся на вольготной вотчинной ниве, — поэтому праздность вскоре занудила князя. Однообразие удельного быта наводило на него тяжёлую тоску. Заняться ему было нечем: соколиная охота ещё не подоспела, пиры и скоморошьи потешки надоели, истомили, да он и не был, в отличие от царя, любителем подобных развлечений, — оставалась только церковь да долгие ночи в супружеской постели, наполненные тревожными, мучительными раздумьями. Даже ласки жены прискучили князю. Но в Москву возвращаться он медлил, тянул с отъездом, откладывал со дня на день, с недели на неделю, словно чего-то ждал или страшился чего-то — такого, что пересиливало все его прежние страхи. И тужил! Мать поила его отваром из корня плакуна, над которым в полночь в храме был совершён заговор. Отвар этот помогал от болей в чреве и от тоски, ибо отваживал злых духов, устрашал нечистую силу. «Будь страшен злым бесам, полубесам и ведьмам, — заговаривают корень плакун-травы. — А не дадут тебе покорища — утопи их в слезах! А убегут от твоего позорища — замкни в ямы преисподние!»

34

...после возвращения из Полоцкого похода... — В начале 1563 г. Иван IV с большим войском направился к литовским границам. Целью похода был Полоцк, который считался главной твердыней Литвы и был хорошо укреплён. Этот город был особенно важен в Ливонской войне, в которой участвовали Русь, Польша, Швеция. 31 января 1563 г. Полоцк был осаждён, 7 февраля взят острог, 15 февраля город сдался. Царя и его воевод по возвращении в Москву встречали так же торжественно, как после взятия Казани (1552).

Но заговорное зелье не облегчало княжеской туги: те бесы и полубесы, что донимали его, не страшились никаких заговоров и заклинаний. Это были особые бесы — во плоти и крови! Они окружали князя везде — «там, куда он боялся возвращаться, и здесь, где тоже не нашёл успокоения и избавления от страха. Один из таких бесов подносил ему каждый день заговорное питьё — от каких-то иных, мнимых бесов, — не подозревая, что как раз сам и является им — самым одержимым, самым неотступным, самым неодолимым и злым бесом, давно уже терзающим душу князя.