Государственный киллер

– Я не желал его смерти, – произнес Панин. – Просто Морозов позвонил Купцову, а тот, недолго думая, потащил его в «Менестрель» на разъяснительную беседу и так увлекся, что не заметил, как Горбунков отдал богу душу. Он перепугался и позвонил мне… Я велел выждать, а утром позвонила Ольга, сказала, что мать волнуется и пошла к тебе, Свиридов, за помощью, благо ты брат ее соседа. Тогда я сделал контрвыпад и велел доставить труп Горбункова на твою новую квартиру. Я долго думал, как привлечь тебя к участию в моем театральном представлении с терактом на территории комбината, а тут вдруг все так замечательно сложилось! Ну, а дальше ты знаешь…

Кардинал перегнулся через стол и негромко добавил:

– Я и с Ольгой-то познакомился в основном потому, что она соседка твоего брата. Нащупывал плацдармы, так сказать, совмещал полезное с приятным.

Свиридов допил кальвадос, а потом печально усмехнулся и пощупал двумя пальцами пояс с вмонтированным в него пластитом и произнес:

– Но главного-то ты мне не сказал… зачем все это тебе? Почему ты начал вокруг меня и Фокина эту свистопляску?

– А я тебе уже говорил, – отозвался тот, – тогда, во второй камере подвала.

– Этот бред про заказ чеченцев… типа кровная месть за убитого Дудаева? Но это же чушь, нелепица… приключенческая литература для бедных.

– Не знаю, как насчет приключенческой литературы, но все остальное сказал и я, когда совет полевых командиров постановил дать мне заказ на смерть всех пятерых, причастных к этому делу. Пятерых, подорвавших Дудаева. Мне сказали: сынок, это твоя кровная месть… твоя мать носила фамилию Дудаева, и ты обязан выполнить свой долг.

– Альтруист, – сказал Свиридов, саркастически усмехаясь. – Только ошибочка вышла. Осталось не пятеро, а только трое причастных к этой операции. Окрошевский и Чекменев погибли.

– Да, трое, – глухо сказал Кардинал. – Виноградов убит в перестрелке с частями генерала Дустума два года назад. Он служил у талибов наемником. Все верно… трое.

– Виноградов убит? Тогда получается, что не трое, а двое, – сказал Свиридов. – Я и Фокин.

– Трое, – упрямо повторил Кардинал.

– А кто же третий? Окрошевский убит еще во время той операции, Виноградов убит в Афганистане, Чекменев…

– Вот именно, – перебил его Кардинал. – Капитан ГРУ Андрей Чекменев. – И, сделав несколько искусственную паузу, добавил: – Именно под таким именем я значился в документах, когда работал в «Капелле».

– Чего? – почти шепотом произнес Свиридов, отваливаясь от спинки кресла и подаваясь вперед. – Ты что, Андрюха, перехватил с бухлом или что поосновательнее употребил? Чекменева разорвало в клочья из гранатомета, который какой-то идиот всучил тому сопляку!

– Нет, только изуродовало, – ответил Кардинал, – правда, не осталось и живого места. Потом меня подобрали чеченцы, приняли за своего… я в самом деле им почти свой, родился в Грозном, говорю если не по-чеченски, который боевики сами не ахти, так уж на смешанном вейнахском наречии свободно. А когда я назвал им свою мать… После этого я сделал ряд серьезнейших пластических операций в Штатах на деньги чеченцев… по сути дела, перекроил себя заново, потому как на мне живого места не было… А потом уехал на заработки в Боснию… все-таки мой отец серб. Там я и стал Кардиналом.

Свиридов сидел, в который раз придавленный и ошарашенный рассказанным.

– А потом меня попросили оказать ответную услугу, – продолжал тот, у кого накопилось столько имен, что стало непонятно, каким же его называть. – Заплатили. Только я подумал, что все это рано или поздно всплывет наружу… То, что я тоже принимал участие в этой операции. И тогда я решил исчезнуть. Одновременно с выполнением задания. Ну… ты сам все сказал за меня еще тогда, в камере.

Он поднялся и прошел по комнате, а потом резко повернулся на каблуках и остановился прямо перед Свиридовым – Владимир еще с самого начала знакомства заметил, что Кардинал любит так делать.

– И теперь мы все умрем, – сказал он, – некоторые понарошку, некоторые – на самом деле.

– А я в какую категорию попадаю?

– Там будет видно. А вот Фокин… скорее всего, я не смогу оставить ему жизнь однозначно. Тс-с-с! – воскликнул он, видя, что Владимир сделал подозрительно резкое движение, и вынул из кармана пиджака что-то черное – вероятно, пульт управления детонатором заряда, зафиксированного на поясе Свиридова. – Спокойно, а то у меня нервы тоже не железные… пальцы могут и дрогнуть.

– А по-моему, тебе уже ничего не поможет, – совершенно спокойно, с блуждающей колючей насмешкой в глазах, сказал Свиридов. – Даже смерть не поможет, потому что она будет только последней в череде твоих метаморфоз… самой последней. А на том свете ты будешь вечен и не сможешь менять лица и имена, как маски. Застынешь в статусе жаркого для сковороды черта. Правда, я смешно выразился?

– Ты слишком много пьешь, – серьезно и едва ли не озабоченно проговорил Кардинал. – Твой организм нужен мне здоровым, а не проспиртованным, как гомункул в пробирке зоологического музея.

Свиридов покачал головой.

– Я, конечно, предполагал, что наши власти коррумпированы, но не думал, что до такой степени, чтобы на одну из ключевых должностей в областном ФСБ назначать террориста, который находится в федеральном розыске.

– Я решил немного поработать по профессии, – усмехнулся Панин. – А если серьезно, то не думай, что я пошел на такую колоссальную игру только из-за тебя. Я же говорил, что решил покончить с Кардиналом.

– А Козенко знал?

– Спроси у него.

Вот тут в зал и вошел замученный и взъерошенный Купцов.

– Все готово, Адриан, – проговорил он и обессиленно рухнул на диван рядом с Ольгой. Та брезгливо отодвинулась. – Теперь-то мне можно поспать?

– Еще две минуты, и ты свободен, – ответил тот. – Ты доставил мой новый проект в седьмой номер, в компанию к Козенке?

– Я же доложил, – обиженно пробасил Купцов. Вероятно, он в самом деле дьявольски устал: раньше он не позволял себе такого свободного тона в разговоре с Кардиналом.

– Ладно, пойдем, – сказал тот, вопросительно посмотрев на Купцова. – Свиридов, ты первый.

– И все-таки я не чувствую, что ты хотя бы был Чекменевым, – пробормотал тот, вставая с мягкого кресла.

* * *

В дверях седьмого номера торчала знакомая фигура лейтенанта Бондарука, или как там его звали на самом деле. Свиридов сейчас нисколько не удивился бы, если бы тот заявил, что он вовсе не Бондарук, а, скажем, президент Франции Жак Ширак.