Государственный киллер

– А, это ты про Чехова? – наконец понял Фокин. – И вовсе ничего смешного. Думаешь, ты первый мне это говоришь?

– На чем поедем-то? – сбавил обороты Влад. – Я свою машину разбил, чинить – сам знаешь… Поездом я не выношу, да и самолетом… Разве на пароходе. Где он живет-то, твой дедушка? Если в Якутске, то я пас.

– Ульяновская область, село Щукинское, на Волге, возле Димитровграда, – ответил Фокин. – Вроде так.

– Да ради бога, поехали, – проговорил Свиридов уже окончательно лишенным недавней экспрессии бесцветным голосом. – А то так и с тоски подохнуть недолго. Когда?

– Сегодня, – сказал Фокин, – я заказал по телефону билеты на теплоход, который идет до Нижнего, но нам туда не надо, так что ссядем на полпути.

– Когда это ты заказал?.. – подозрительно спросил Свиридов.

– Только что, – ответил отец Велимир и взял трубку свиридовского «мобильника».

Илья ехать отказался наотрез, потому как, по его словам, он был максимально загружен работой. Правда, Влад что-то никогда не замечал, чтобы трудовые достижения переполняли личный график брата. Большую часть земного существования младшего Свиридова занимало тесное общение с девицами не самого пуританского образа жизни да еще неумеренное потребление спиртных напитков. Впрочем, возможно, это и были его служебные обязанности, потому как Илья сотрудничал в модельном агентстве и время от времени «подрабатывал», как он сам выражался, на торжественной дегустации различного рода отечественных напитков.

В качестве замены Ильи Владу был навязан Наполеон, который якобы затосковал по пальмам своей родины, и теперь ему в экстренном порядке требовалось развеяться. Свиридов долго сопротивлялся, зато Фокин пришел в дикий восторг и заявил, что дед Константин Макарыч очень любит всякую экзотическую живность.

– Однажды из димитровградского зоопарка сбежал страус, так дед его держал в сарае, кормил и выводил по утрам и вечерам гулять на лугу, – сказал он. – Вся деревня приходила смотреть. И это до тех пор, пока страус не огрел по башке пьяного тракториста Потапова, который полез выяснять, мужик, значит, этот страус или баба.

– И что же дальше было с этим страусом?

– Да вызвал кто-то ментов, они его забрали обратно в зоопарк. Еще хотели деда оштрафовать.

Свиридов и Фокин с помпой поплыли на пароходе «Валериан Куйбышев» до Ульяновска. Заплатили они до Нижнего Новгорода, а то, что переплатили по меньшей мере в полтора раза, мало их заботило, в особенности Влада, который ехал на халяву.

Начиналось все чинно и культурно. Ступив на палубу белоснежного лайнера, как выражаются газетные борзописцы, друзья тотчас направились в бар, не успев толком разобрать багаж. В баре они немного выпили, потом познакомились с какими-то симпатичными девушками, потом еще немного выпили. Когда девушки в полном соответствии с народной мудростью «не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки» стали казаться просто-таки Клавой Шиффер в компании с Ильмирой Шамсутдиновой, Фокин подумал, что пора бы умерить темпы, но эта здравая мысль тут же погасла в полном алкогольного экстаза пастырском мозгу.

В результате все кончилось плачевно. Свиридов расхаживал по палубе в какой-то желтой пижаме, которую он выудил из чьего-то чемодана. При этом пижама была надета наизнанку, и, когда Свиридов пытался найти карманы, торчавшие по бокам на манер ослиных ушей, и положить туда скомканную десятку с мелочью, он всякий раз восклицал:

– До дня рождения Алекс… ык! Александра Сергеевича Пушшш… кина осталось м-м-м… одиннадцать рублей двадцать копеек!

Фокин хохотал и тыкался широченной спиной в палубные перила. Один из взрывов здорового смеха и сбросил его за борт, после чего Влад швырнул по траектории падения Фокина так лелеемые им до этого момента финансы и заорал утробным басом, неожиданно сорвавшимся в опереточный фальцет:

– Чиллаэк за борртом!!

Пришлось останавливать теплоход.

Не отставал и Наполеон, которого Влад смеха ради накачал пивом. Одуревшая от алкоголя мартышка носилась по палубе, дико вереща, продрала штанину у одного из пассажиров, а у беспечно загорающей на корме фигуристой дамы сорвала верхнюю часть купальника так ловко, что весь пароход добрые десять минут пялился на оголившиеся пышные формы, прежде чем их счастливая обладательница установила факт сего конфуза.

…Их ссадили бы на первой же остановке, не окажись первый помощник капитана хорошим знакомым Влада. Впрочем, и это знакомство не помогло бы после того, как Свиридов, проснувшись рано утром с чудовищной головной болью и неотвязным желанием самогильотинироваться, увидел рядом с собой совершенно незнакомую женщину. Зато на соседней койке, где должен был спать Фокин, басовито храпел какой-то жирный старикашка, при ближайшем рассмотрении оказавшийся тем самым пассажиром, у которого Влад позаимствовал пижаму.

Дама оказалась женой первого помощника капитана, и каким образом она очутилась в одной постели со Свиридовым, одному богу известно. С обоюдного согласия дело решили замять, и дамочка на цыпочках, чтобы ненароком не разбудить спящего старикашку, ретировалась из каюты Свиридова.

Фокин пришел только к обеду и сказал, что в баре продается хорошее пиво и еще что алкоголь, дескать, это все от дьявола, а пассажирка из пятнадцатой каюты страдает нимфоманией в последней стадии.

На этом и порешили.

Утром третьего дня плавания на затянутом серо-зелеными похмельными тучами горизонте прорисовался Ульяновск, где веселая парочка и сошла на твердую землю – к вящей радости большинства пассажиров и неописуемому унынию пяти или шести особ женского пола, одну из которых Фокин заверил в скорейших намерениях жениться, а двум другим Свиридов пообещал выхлопотать место в агентстве «Red Stars», роль на «Мосфильме» или съемку в клипе Влада Сташевского в придачу с «На-На». О прочих и вовсе умолчим.

Так или иначе, но в Ульяновске веселая парочка покинула теплоход и направилась в село Щукинское, где проживал дед Фокина Константин Макарыч. По заверениям Афанасия, расстояние между названными географическими пунктами составляло примерно шестьдесят километров. Они поймали попутку с твердым намерением проехать все шестьдесят, но случай распорядился иначе.

При повороте на грунтовую дорогу, возле которого честь честью красовался покосившийся указатель «Щукинское 7», их «девятка» наткнулась на канонический «запор», который только в анекдотах сталкивается исключительно с «шестисотыми» «мерсами». Наткнулась – это, пожалуй, не совсем точное слово, но как иначе назовешь тесный контакт с вынырнувшим невесть откуда, как черт из табакерки, монстром украинского автомобилестроения, который взвил перед лобовым стеклом «девятки» тучи пыли, а потом мерзко заскрежетал и остановился. Правда, водитель свиридовской машины успел нажать на тормоза, но «девятка» проползла по дороге и уже на излете своего инерционного пути ткнулась в злополучный рыдван.

– Вот козел, – прошипел водитель и, в сердцах врезав ладонью по рулю, выпустил длинную и невнятную череду ругательств.

Дверь подбитого «запора» с визжанием и скрежетом распахнулась, и оттуда, комично подпрыгивая на одной ноге и приволакивая другую, выскочил маленький серенький старикан в облезлом мышином пиджаке и блиновидной кепке, в самой невероятной позиции торчащей на плешивой голове.

– Ты что же это, разъети твою в дышло, прешь, как хер на блядки, ядрена кочерыжка? – завопил он и запрыгал перед лобовым стеклом «девятки», за которым застыла физиономия буквально онемевшего от подобной наглости водителя.

Свиридов засмеялся, а мирно дремавший на заднем сиденье отец Велимир завозился и издал носом трубный звук, символизирующий сигнал к пробуждению.

– Где ж я теперь бампер возьму? – продолжал тем временем верещать дед.

Водитель выскочил из машины и вступил с ним в оживленный диалог, изобилующий ненормативной лексикой, а Свиридов повернулся к едва продравшему глаза Фокину и, ухмыляясь, проговорил:

– Концерт по заявкам тружеников села продолжается.

– А? Что? – не понял Фокин.