Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Государство и рынок: механизмы и методы регулирования в условиях преодоления кризиса

авторов Коллектив

Шрифт:

При этом не рассматривались ни вопрос о наличии или отсутствии инструментов, которые могут быть необходимы этим органам для реализации советов экспертов, ни вопрос о желании или нежелании власти слушать советы. Поскольку же постепенно ресурсная база власти иссякала, а сама власть из жесткой командной системы превращалась в «административный рынок», то такая позиция экспертов могла свидетельствовать только об их исключении из реального процесса принятия решений. «Советские экономисты» – это не консультанты, а прежде всего преподаватели в не до конца сложившейся и достаточно оторванной от практики постсоветской высшей школе.

Парадигма: «Восточноевропейские теории неравновесия» [55] . Обсуждаемые проблемы: системные структурные дисбалансы, присущие социалистической

экономике (феномен «рынка продавца» и его следствия), особенности поведения экономических агентов при «реальном социализме» (включая «социализм с человеческим лицом»). «Реальность» состоит из: государственных учреждений, предприятий, семей. Инструменты для решения проблем: понимание системного характера феномена неравновесия.

Работы, которые обобщенно можно назвать «восточноевропейскими теориями неравновесия» – это «второе поколение» советской экономической науки. Они возникли в странах «социализма с человеческим лицом» как попытка понять особенности реального функционирования экономик этих стран, а также возможности и пределы их реформирования без принципиального политического слома. Важной особенностью этого «второго поколения» было внимание к реальности. «Государство» рассматривалось уже не как всемогущая безликая сила, а как набор организаций с их специфическим поведением и ограниченными возможностями.

Общим выводом была констатация того, что такие феномены, как дефицит, неэффективность и отсутствие стимулов для инноваций неизбежны для экономик советского типа, в которых доминирует неравновесие в виде «рынка продавца». Эти теории не указывали на конкретного субъекта реализации вытекающей из них политики и поэтому носили скорее идеологический характер – они обозначали направление необходимых преобразований и предостерегали от ошибок. Так, еще в конце 1980-х годов Янош Корнаи в своей работе «Путь к свободной экономике» говорил о возможности двух стратегий перехода к рынку – путь органического развития или быстрой приватизации. Органическое развитие ориентируется в первую очередь на создание новых предприятий. Соответственно, цель и инструменты политики должны состоять в поддержке этих новых предприятий – в устранении барьеров их входа на рынки, стабилизации отношений собственности, создании эффективных механизмов гарантирования контрактов и т. п. Приватизация старых предприятий должна иметь место, но при этом важно не мешать новым.

Спустя почти двадцать лет Корнаи написал комментарий к этой книге, где показал уже на основе реального опыта разных стран, что путь ускоренной приватизации ведет – и привел, особенно в России – к ряду проблем. Справедливости ради надо сказать, что это понимали тогда и у нас в России (в том числе и Анатолий Чубайс), однако путь органического развития оказался политически невозможным.

Обращаясь теперь к мировой экономической науке, мы можем сказать, что тематика «плана и рынка» была предметом анализа двух крупных направлений – макроэкономики и институциональной экономики (вместе с теорией общественного выбора).

Парадигма: «Макроэкономика». Обсуждаемые проблемы: макроэкономические дисбалансы. «Реальность» состоит из: макросекторов – производства, потребления, семей, правительства, денежных властей. Инструменты для решения проблем: возможность манипулировать макроэкономическими агрегатами.

Сила изобретенной Кейнсом макроэкономической парадигмы заключается прежде всего в том, что вопрос о субъекте политики и доступных этому субъекту инструментах здесь обсуждается в явном виде. Как известно, исходная проблема для этой парадигмы – это неспособность нерегулируемого рынка обеспечить равновесие на макроуровне, вследствие чего необходимо вмешательство государства, понимаемого как экономический игрок, оперирующий небольшим набором макроагрегатов. Иными словами, кейнсианское «планирование» является максимально «деликатным» по отношению к «рынку» и оно ни в коем случае не адресовано конкретным игрокам микроуровня.

Дальнейшее развитие макроэкономики и макроэкономической политики продолжалось в том же духе – предметом исследования и обсуждения являются инструменты манипулирования макроагрегатами и воздействия на массовое поведение микроигроков (адекватность, эффективность этих инструментов и т. п.). Политика не затрагивает

внутреннее устройство микроигроков или формы их взаимодействия между собой.

Парадигма: «Институциональная экономика и теория общественного выбора». Обсуждаемые проблемы: издержки и информационные проблемы, связанные с взаимодействиями экономических агентов на микроуровне; механизмы принятия коллективных решений; факторы, определяющие сравнительную эффективность рынка и фирмы. «Реальность» состоит из: индивидов – либо независимых юридических лиц, либо находящихся в отношениях подчинения; правовой системы. Инструменты для решения проблем: понимание факторов, определяющих сравнительную эффективность различных форм организации взаимодействий экономических агентов; основанные на этом правовые и организационные коррективы.

В отличие от макроэкономческой парадигмы, отправной точкой для возникновения институциональной экономики и теории общественного выбора была необходимость понять причины, приводящие в определенных ситуациях к недостаточной эффективности рыночных механизмов на микроуровне. В силу этих причин в рыночной экономике предпочтительными часто оказываются другие, нерыночные формы координации взаимодействий людей, такие как организации (фирмы и некоммерческие структуры) и политические механизмы. Институциональными экономистами были получены весьма содержательные результаты, которые отнюдь не сводились к констатации того, что вместо «рынка» следует использовать «план». В задачу институциональной экономики и теории общественного выбора входило тщательное исследование и объяснение устройства и логики функционирования таких нерыночных институтов.

Время активного обсуждения этих вопросов – период расцветающей крупной индустриальной экономики 1920-1970-х годов. Институциональное направление в западной экономической мысли в каком-то смысле аналогично теориям неравновесия, появившимся в соцстранах, и представляет как бы их зеркальное отражение, поскольку рассматривает проблему неэффективности «рынка», а не «плана». В практическом смысле институциональный анализ направлен на изменение поведения экономических агентов. Правда в отличие от теорий неравновесия адресатом рекомендаций здесь являются не «реформаторы», а постоянно присутствующая в «западном» обществе правовая и демократическая система – законодательство и суд.

Все вышеперечисленные школы экономической мысли по большому счету возникли как реакция на крупные проблемы – или лучше сказать проблемные ситуации – либо практические, либо интеллектуальные. Так, мышление советских экономистов было сформировано задачей преодоления отсталости и модернизации СССР. Затем восточноевропейские теории неравновесия стали реакцией на кризис советской системы. Кейнсианская макроэкономика явилась ответом на кризис 1920-х годов. Институциональные теории были призваны заполнить брешь между классической экономической наукой, сформированной во времена преобладания малых предприятий, и реалиями крупной индустриальной экономики XX века.

К сожалению, мы плохо понимаем суть кризиса, разворачивающегося сейчас на наших глазах. Из общих соображений можно предположить, что он так или иначе связан с противоречием между глобализацией, приводящей к перемешиванию и механическому сближению разного рода экономических, социальных и политических объектов, и сохранением – или даже углублением – различий между ними. Люди живут бок о бок, но при этом они встроены в совершенно различные культурные, социальные и политические структуры. Предприятия включены в глобальный рынок и легко общаются через интернет, однако стили их поведения совершенно различны. И следует признать, что на сегодня у нас нет не только инструментов для практического сглаживания тех дисбалансов и напряженностей, которые отсюда вытекают, но мы не умеем их даже анализировать.

Как утверждают, единственными, кто смог предсказать Великую депрессию 1920-х годов были экономисты австрийской школы. Специфика подхода австрийской школы связана с тем, что экономические процессы она рассматривает не как движение материальных объектов (производство, распределение, обмен, потребление), а как информационный и творческий процесс. Нам представляется, что именно такой подход может привести к созданию когнитивной парадигмы , пригодной для анализа современных проблем.

Поделиться с друзьями: