Государство Катар. Отражения во времени
Шрифт:
«Семья для араба — вторая кожа», — говорят катарцы. И глава семьи — мужчина; Аллах сделал мужчин «попечителями женщин». Довольно часто и в наши дни арабы Аравии вообще и катарцы в частности женятся на своих кузинах. Самый достойный жених для девушки, согласно местному обычаю, — ее двоюродный брат. Причин тому несколько. Во-первых, доминирование в социальной структуре общества родоплеменных отношений. С древнейших времен и до наших дней заключение браков внутри рода — это мера, имеющая целью увеличение его численности, а значит — усиления роли и места рода в системе внутриплеменных отношений. Во-вторых, — это дань уважения традициям предков. Знание друг друга с детства, считают арабы Аравии, есть залог прочности семьи, а семья в Аравии — это символ жизни.
В прошлом в племенах Катара были сильны традиции эндогамии: браки предпочитали заключать внутри своих семейно-родовых
Чужеземец на катарке мог жениться только после того, как «выявит свое лицо», то есть покажет, кто он есть на самом деле.
Существовал в племенах языческой Аравии, как повествуют собиратели «аравийской старины», и обычай так называемой короткой женитьбы. Женщины становились женами лишь на время. Притом на основании соответствующих компенсационных соглашений, как теперь бы сказали. Смысл «короткой женитьбы» состоял в том, чтобы женщина родила столь желанного в аравийской семье мальчика, наследника. Если женщина рожала дочь, то с ней и с «ее дочерью» сразу же расставались.
Адюльтеров в былые времена в семьях катарцев, как и других арабов Аравии, практически не случалось. Если же и имели место, то для женщины они заканчивались плачевно — смертью. Довольно часто — от рук ее же близких и родственников. Согласно обычаям и законам аравийской пустыни, отец, братья и кузены такой женщины не могли принимать участия в маджалисах, то есть в популярных и почитаемых в Аравии и поныне мужских встречах-посиделках по вечерам за чашкой кофе с кальяном.
В языческой Аравии женщина, изменившая мужу, могла избежать смерти только одним путем, — выйдя замуж за соблазнившего ее мужчину. Во всеуслышание он должен был объявить, что берет ее в жены, а также заплатить отцу, братьям и кузенам такой женщины некоторую сумму денег — за «причиненный им стыд» (хашм).
Когда вспыхивали войны между племенами, свидетельствует в одной из своих поэм Антара, величайший воин и поэт Древней Аравии, то женщины, «возбуждая мужчин на дела ратные», призывали их, взяв в руки оружие, «опрокинуть врага» и не допустить того, чтобы он надругался над шатрами их семейств, «обителями любви и счастья». Если мужчина проявлял в бою трусость, «показывал врагу спину», что непременно становилось достоянием гласности всего племени, то женщина имела право бросить такого «немужчину» и вернуться в дом отца. В прошлом такой поступок в племенах Аравии являлся во всех отношениях достойным, отвечавшим понятиям чести и благородста истинной аравитянки.
«Мужчина только наполовину мужчина, если у него нет детей», — считают арабы Аравии. «Главное богатство мужчины, — часто повторяют катарцы в беседах с иноземцами присказку предков, — это его потомство». «Венец счастья женатого мужчины и его опора в старости, — сказывают в семьях Катара, — это сыновья».
Коренной катарец гордится всеми своими сыновьями, но особенно теми из них, кто с детства смел, находчив и ловок, правдив и щедр. Имя ребенку, по обычаю предков, принято давать на седьмой день после рождения. Число 7 у арабов Аравии входит в разряд чисел счастливых. В доисламской Аравии, когда заключались разного рода договоры, то их скрепляли кровью. На руках договаривавшихся людей делали надрезы, и выступавшей из них кровью обрызгивали семь камней, разложенных на земле между договаривавшимися сторонами. Семь раз паломники обходят Каабу. Возможно, культ цифры 7 связан с культом семи небесных светил, которым поклонялись языческие племена Аравии. Как бы то ни было, но цифра семь на нашей планете, действительно, знаковая. Это и семь земных континентов, и семь океанов, и семь цветов радуги.
Имена сыновьям катарцы дают громкие, окруженные в Аравии ореолом славы и доблести, гостеприимства и щедрости, мудрости и знаний, и служению веры. Если мальчика нарекают именем Мухаммад, то, порицая и браня мальчугана, имя его вслух не произносят.
В день наречения ребенка именем в семьях кочевников, как и прежде, режут овцу или барана. Во времена джахилиййи, то есть язычества, кровь животного, забитого по этому случаю, приносили в жертву идолу племени. Мясо съедали за вечерней трапезой. Перед тем, как огласить имя ребенка соплеменникам, состригали волосики на его голове (обряд назывался ал-‘акика). На руку или на шею новорожденного — сразу же после наречения его именем — надевали амулеты-обереги.
В прошлом брелки-обереги и амулеты-подвески от сглаза, катарцы прикрепляли также к дверям жилищ, надевали на шеи верблюдов, осликов
и лошадей, цепляли на мачты парусников. Вешая амулет-оберег на шею верблюда, верили в то, что шайтан (Иблис), взглянув на него, отведет свой дьвольский взгляд от животного, что убережет верблюда от болезней.Наставляя сына жить по уму и по чести, катарец вынет из памяти одно из мудрых изречений предков насчет того, что «как одна тухлая рыбка может испортить весь улов, а одно крапивное семя — вид всей клумбы, так и человек взбалмошный и несдержанный может испачкать поступком недостойным честь рода и племени».
Видя, как коренной житель, не пользующийся уважением среди соплеменников, ругает своего отпрыска, катарец молвит: «Будет ли тень прямой, если ствол кривой».
«Жизнь не должна покоиться на одной надежде», — поучает аравийцев народная мудрость. Нужно ставить цели и добиваться их, ибо «ясная цель придает смысл жизни».
«У сильных людей есть желания, — добавляют они, — а у слабых мечты».
Если, повзрослев и став мужчиной, человек ведет себя достойно, то есть честно трудится, стойко переносит лишения жизни и чутко отзывается на горести и беды соплеменников, то о нем говорят, что «он — красивая ветвь крепких корней истинных аравийцев, арабов чистокровных». Если человек образован, хорош собой, но порочен, то сказывают: «Хорош перл, но с изъяном». Если умен и мог бы совершать дела великие, но робок и пасует даже перед проблемами малыми, то замечают, что у него — «сердце рыбешки», что «живет он у моря и выходит в него, а дождя боится».
«Красноречивее Ваила», — обронит араб Аравии, тот же катарец или кувейтец, услышав убедительную и аргументированную речь (Сабхан Ваил — знаменитый оратор, его красноречие вошло в поговорки). «Лживее, чем ‘Уркуб», — охарактеризует коренной аравиец человека, который не держит данного им слова (по преданию, ‘Уркуб печально прославился среди кочевников Аравии тем, что никогда не исполнял данных им обещаний). «Пугливее, чем ката», «сердце у него рыбешки» и «труслив он, как песчаный заяц», — скажет житель катарской глубинки по адресу лица боязливого (ката — это вид куропатки). В отношении мужчины осмотрительного выскажется, что тот — «осторожнее ворона», то есть всегда начеку. О человеке-трудяге, горячо преданном своему роду и племени, выразится, что тот — «трудолюбивее и надежнее муравья» (в племенах Аравии муравей — это символ трудолюбия и верности своей родоплеменной общине).
Верблюд у катарцев и у всех других арабов Аравии — это символ смирения; ведь всякий раз, принимая на себя тяжелый груз, он становится перед человеком на колени. Аист и журавль — «почтальоны добрых вестей и хороших предзнаменований в жизни». В племенах Катара до сих пор бытует поверье, что журавль и аист — это принявшие их облик души переселившихся в Рай добрых и отзывчивых людей. В сезон миграции этих птиц они прилетают, дескать, вместе с ними в Аравию, чтобы, обернувшись на время в людей, побыть среди них и согнать грусть-тоску по родным землям. В прошлом журавлей и аистов, умиравших во дворах жилищ людей, арабы Аравии обязательно хоронили, и непременно под кронами деревьев в садах, у которых таковые имелись. Ворон у аравийцев — знамение грядущего хаоса, и в жизни, и в делах. Появление ворона при выходе из дома аравиец воспринимал в прошлом как знак приближавшейся беды и разлуки. По одной из легенд, первой птицей, которую Нух (Ной) после Великого потопа выпустил с Ковчега, чтобы она осмотрелась вокруг на предмет обнаружения суши, был не голубь, а ворон. Так вот, покинув Ковчег, он на него больше не вернулся. И с тех пор арабы Аравии, ведущие свое начало от Сима, сына Ноя, считают ворона знамением чего-то в их жизни недоброго и дурного. А вот голубь у аравийцев — предвестник любви.
Удода и сороку, птиц-вестников мудрого царя Соломона, как и муравья, и пчелу-дарительницу меда, традиционной аравийской сладости, а также жабу и лягушку, этих зримых в пустыне меток-примет располагающегося поблизости источника воды, убивать, согласно наставлениям Прорка Мухаммада, строго-настрого запрещено.
Человека умного, сообразительного и хорошо разбирающегося в людях коренные катарцы и по сей день именуют словом «хатир». В переводе с арабского языка «хатир» значит «опасный». Однако в данном конкретном случае смысл этого слова — «проницательный». Иностранец, знающий арабский язык, услышав слово «хатир», сказанное в его адрес, не должен смущаться. Так катарцы и другие арабы Аравии отзываются о человеке умном, способном говорить аргументированно, акценты расставлять верно и выводы делать правильные. Иными словами, о том, с кем во время встреч и бесед «ухо надобно держать востро».