Готический роман. Том 2

Ури посветил фонариком – прогалина поначалу показалась ему пустой. Однако, пошарив лучом по усеянному розовыми бликами пространству, он заметил за кустом в дальнем углу едва различимую, вяло копошащуюся массу и направил фонарик туда. Острый луч выхватил из мерцающей полутьмы серебристо-розовую голову Ральфа, тычущуюся в какой-то брошенный на землю продолговатый предмет. Выскочив из-за куста, Ури сосредоточил свет фонарика на этом предмете, мимолетно отметив про себя странную неподвижность нижней части тела пса. Но думать об этом было некогда, – он опознал предмет, в который зарылась дрожащая от возбуждения собачья морда. Это был человеческий труп, и Ральф, рухнувший почему-то рядом с этим трупом, лихорадочно облизывал слабо белеющее среди травы мертвое лицо.

Это могла быть только Инге, – кого еще мог облизывать Ральф с таким вдохновением? В два прыжка преодолев расстояние, отделявшее его от пса, Ури рывком отодвинул его голову и склонился над трупом. Ральф взвыл от боли, но Ури было не до него – он осветил фонариком лицо трупа, и обнаружил, что это вовсе не Инге, а неизвестный ему темноволосый мужчина с тонкими усиками над верхней губой. Может, это тот незнакомец, о котором рассказывала Хелька? То есть, Карл? Если да, то становилось понятным поведение Ральфа, который, не обсуждая пристрастий своей хозяйки, когда-то служил Карлу так же верно, как потом служил Ури.

Не вполне сознавая, что он делает, Ури вцепился пальцами в усики над губой трупа и рванул их на себя. Они отделились от кожи с легким треском, преображая мертвые черты неизвестного в хорошо знакомые черты Яна Войтека. Вдруг оголенные губы трупа дрогнули, и он со стоном открыл глаза – в них уже не было смысла жизни, а был какой-то другой, сокровенный, лишь ему одному ведомый смысл. Но Ури не стал вдумываться в переживания умирающего, он с силой тряхнул его за плечо и спросил о главном:

– Куда ты девал Инге?

Взгляд Карла, не проясняясь, остановился на Ури, и он вдруг начал хохотать, захлебываясь заполняющей рот кровавой пеной. Он смеялся и смеялся и все повторял сквозь смех:

– Это вы, Ули? Как смешно, что вы тоже знакомы с Инге!

Ури просунул руку под спину Карла, – его рубаха и куртка насквозь пропитались кровью, обильно хлещущей из рваной раны на спине. Смех его, постепенно замирая, стал переходить в глухой клекот, но при этом казалось, будто он совсем не чувствует боли. Подавив в себе первый импульс заняться раной Карла, Ури повторил свой вопрос.

– Где Инге? – крикнул он прямо в ухо умирающего, хотя надежды на ответ было мало.

Однако Карл его, казалось, услышал.

– Там, внизу, – прошептал он и вроде бы мотнул головой куда-то влево. А, может, вовсе и не мотнул, а просто дернулся в последней предсмертной судороге.

– Где внизу? – зачем-то переспросил Ури, хоть спрашивать уже было некого.

Ответ пришел неожиданно – от другого угасающего существа. Притихший было Ральф приподнял голову и пополз в ту сторону, куда указала последняя судорога Карла. Только сейчас Ури заметил густые малиновые пятна на серебристой шкуре пса – похоже, чья-то пуля попала ему в нижний отдел позвоночника. Чья же? Наверняка, не Карла. Тихо повизгивая, Ральф дополз до какой-то невидимой для Ури точки, скрытой густой травой. Ури метнулся за ним и увидел под лапами пса зияющий черный зев открытого люка. Ральф положил голову на край люка и протяжно завыл.

Ури лег на живот и опустил руку с фонариком как можно ниже в глубину люка – там была узкая вертикальная шахта с каменистыми, ничем не облицованными стенами. К одной из стен где-то метра на полтора ниже уровня земли прислонился обломок деревянной лестницы-стремянки. Еще ниже застрял другой обломок того, что было когда-то лестницей. Из какой-то щели на дне в шахту медленно вползали струйки дыма – вероятно, она была связана с горящим зданием подземным переходом.

Ури глянул на Ральфа – явно слабея от потери крови, тот продолжал выть, упорно пытаясь подтащить свое непослушное тело поближе к люку. Ури еще пошарил лучом в глубине шахты и наткнулся на голубой лоскут, выглядывающий из-под деревянных осколков, усеявших ее дно. Он тут же вспомнил голубое платье для будущих матерей, которое Инге стала носить последнее время, и сердце его бешено заколотилось – это могла быть она!

Он уперся руками в края люка и уже приготовился к спуску в шахту, как из-за кустов на прогалину почти ползком выбралась Хелька.

– Все сгорели, все до одного! – свистящим шепотом сказала она. – Все до одного! Все до одного! Все до одного!

Тут пламя пожара взметнулось вверх, на миг выхватив из темноты Ури, раскачивающегося на руках на краю люка. Кажется, Хелька заметила его – она замолчала и уставилась на него полными ужаса глазами.

– Я спускаюсь за Инге! – крикнул ей на прощанье Ури, не успевши даже удивиться тому, как она его нашла. И только срываясь с поломанных перекладин и пренебрегая свирепо вспарывающими кожу занозами, он сообразил, что на прогалину ее привел несмолкающий вой Ральфа.

Он осторожно застыл на последней перекладине, опасаясь наступить на Инге, если она и вправду лежит на дне шахты.

И она там лежала, странно подогнув ноги, усыпанная обломками лестницы. Ури нашел точку, на которую можно было поставить ногу, и коснулся ладонью ее щеки – щека была теплая. Она была жива! Жива! Тогда он бережно просунул руки под ее спину, и холодный пот ужаса обильно выступил у него на лбу – подол ее платья был пропитан кровью. Неужто в нее тоже стреляли?

Кто мог стрелять – в Инге, в Карла, в Ральфа? Но об этом потом, сейчас надо спешить, пока Инге не истекла кровью. Да и дым, ползущий внутрь шахты из-под неплотно прилегающей двери в одной из стен, начинал всерьез беспокоить Ури. Он приподнял Инге так, что голова ее легла на его плечо, в страхе ожидая вскрика или стона боли. Но она молчала. Ури нащупал ее пульс – он был неровный, но был! Был пульс – значит, оставалась надежда ее спасти, тем более, что никакой раны на ее теле он не обнаружил. Откуда же кровь?

Догадка о том, что это за кровь, осенила его лишь на последней перекладине лестницы, от которой до выхода из люка оставалось метра полтора, не меньше. «У нее, наверно, выкидыш», – не столько подумал, сколько шестым чувством прозрел он. Но мимолетно, больше озабоченный тревогой за жизнь Инге, чем горем по потерянному ребенку. Он попробовал вспомнить, умирают ли от выкидыша, понимая, что в любом случае это вопрос времени – как скоро можно будет оказать Инге медицинскую помощь. А со временем было плохо – Ури понятия не имел, как он сумеет выбраться на поверхность, неся на плече неподвижное тело Инге.

Он огляделся, пытаясь сообразить, куда бы ее пристроить, пока он будет искать путь наверх. Прислонить ее было не к чему. А дым все острей и острей щекотал ноздри и щипал глаза. Невероятно, но именно дым привел Инге в сознание – она вдруг громко чихнула и открыла глаза. Лицо ее было так близко от лица Ури, она почти упиралась лбом в его щеку. Она долго вглядывалась в его черты, и затуманенный взгляд ее все прояснялся и прояснялся, не выражая никакого удивления.

– Я знала, что ты вернешься, – еле слышно прошептали ее губы. – Я только боялась, как ты встретишься с Карлом.

Хелька

Все там сгорели, все до одного! Хелька поняла это сразу, хоть продолжала всем телом биться о неумолимую кованую решетку ворот Каршталя. Огонь был такой яркий и высокий, он застилал все небо до горизонта, он трещал и хрюкал, как стадо свиней, он швырял во все стороны огромные головешки и выл в стропилах пылающей крыши, и никто его не гасил. В парке, огороженном непроходимым забором, не было ни души, – никто не отворял тяжелую входную дверь, никто не выбегал из дома со шлангом в руках.